Рассказы

Маленький победный флажок

            Джамбульское солнце нестерпимо пекло. Две сестры — одной семь, другой четыре — возились у порога мазанки. Казалось, что бугристые стены пойдут трещинами от майской жары. Неказистый глиняный домишко на две семьи еще до войны был построен из самодельных кирпичей: глина, навоз да солома, а вот крышу перекрыли после того, как в декабре 41-го беженцев из Восточной Украины привезли в теплушках.

До войны соседи держали свинью в сарайке, но из страха, что теперь свинюшку Хрусю могут украсть, стали держать ее в той части дома, где жила молодая женщина с двумя дочками. И каждый раз, когда свиноматка через общий коридор дома выводилась на улицу, исправно опорожнялась у входа. Приходилось убирать тем, кто в это время в доме находился.

— Натка, ты почему тазик Хрусе не подставила? Она опять кучу наложила. Твоя очередь убирать.

— Не буду. Сама убирай. Я маленькая, мне четыре годика. Свинья-то не наша.

— Тогда я тебе куклу не сошью.

Натка бросилась за совком и метлой. После привычной уборки девочки уселись в тени спинами к дому — мастерить куклу. Игрушек настоящих ни у кого не было. Мальчики выпиливали из дерева оружие, а девочки шили куколки сами из кусочков и обрезков ткани, кто как умеет. Головка куклы была набита опилками в неровный шар из рукава маминого больничного старого халата, а ручки и ножки трубочками криво пришиты старшей сестрой к пузатому туловищу из холстины. Осталось самое главное: нарисовать химическим карандашом личико.

— Натка, ты слюнявь, а я буду рисовать! — приказала старшая сестра.

— Я тоже хочу рисовать, — возмутилась младшая.

— Ну ты же маленькая, тебе всего четыре годика, ты не сумеешь…

— Сумею, сумею… — Натка не договорила и повернула светлую головку в сторону улицы.

За низеньким заборчиком нарастал необычный для сонного поселка шум, послышался оживленный говор людей; все куда-то спешили. Сестры оставили возню с куклой и стали следить за происходящим. Очень редко по их пыльной улице, состоящей из одноэтажных бараков, проходило столько народу: мужчины, женщины, много подростков, а старики оживленно повторяли: «…Войне конец… Сейчас по радио Левитан из Москвы будет объявлять…» Сестры, как по команде, бросились догонять взрослых. Тем временем Хруся приблизила свой жадный пятачок к брошенной в пыль, недошитой кукле.

А люди почти бегом спешили за радостной вестью к столбу с черным репродуктором. Добежав к месту всеобщего сбора, девочки протиснулись сквозь ноги и бока взрослых, поближе к радио, прикрепленному к макушке высокого столба.  На площади города уже стояла черно-серая толпа — другой одежды у людей попросту не было. Никто и не знал, что столько народу живет в Джамбуле. Мужчины в выгоревших рубахах, реже — в гимнастерках, женщины в платках на голове и плечах; все собравшиеся, одинаково подняв головы, напряженно ждали. Было слышно, как хлопался и развевался флаг на горисполкоме. В фанерном громкоговорителе что-то затрещало и тут же успокоилось. Трансляция велась вживую известным диктором Всесоюзного радио Госкомитета СССР Юрием Левитаном из далекой и родной Москвы. Это сообщение выходило в эфир еще несколько раз.

Пошли позывные: «Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза! Война окончена! Фашистская Германия полностью разгромлена!»

Девочки были удивлены тем, что незнакомые люди плакали и обнимались друг с другом. Все что-то говорили и кричали одновременно до хрипоты, кого-то в гимнастерке стали подбрасывать. Никто не слушал и не помнил, что говорил председатель горисполкома Джамбула. Непередаваемое счастье охватило всех горожан, измученных четырехлетней войной. Парни от радости махали кепками, девушки — косынками, женщины концами стареньких платков утирали слезы радости.

На Натке кроме белых трусов-пыжиков ничего не было. Она живо их стянула, отчаянно размахивая ими, как маленьким победным флажком, подпрыгивала и кричала: «Мой папа вернется! А вот мой папа с фронта вернется…»

Сквозь ликующую толпу к детям пробиралась счастливая мать.

 

Серый спаситель

Середина лета. За три месяца со дня Победы в поселке Джамбуле ничего не изменилось. Взрослые вкалывали. Дети старались помогать.

На фанерном кухонном столе беленой мазанки на длинных изогнутых ножках стоял примус. 

— Натуся, мама велела молоко кипятить долго, — старшая сестра Катя старательно тыкала тоненькую иголочку на длинной жестяной ручке в форсунку примуса.

— А почему долго? — отозвалась младшая, дожевывая лепешку с серыми точечками перемолотой в муку травы.

— А чтобы не было бру, бру,  бру- и- целю-ло-за, — закатив глаза к потолку, нараспев с трудом проговорила девочка, стараясь вспомнить точное название смертельной инфекции бруцеллез.

— Знаю, это болезнь такая. От нее детки умирают, — внимательно разглядывая бока лепешки, с набитым ртом проговорила младшая.

— А ты откуда знаешь? — удивилась Катя, перемешивая деревянным черпаком молоко в кастрюле.

— Не скажу, не скажу… — болтая ногами на лавке, отозвалась Ната, покачивая светлыми кудряшками.

— Кто тебе сказал? Кто? Игорь? Который из блокадного Ленинграда к нам с сестренкой в поселок приехал? — допытывалась старшая девочка.

— Да, это Игорь. Он хороший. Сегодня мы с ребятами пойдем раков ловить. Вот! — победоносно заявила Натка, отправляя в рот крошки, бережно собранные с подола изрядно поношенного ситцевого платья.

Катя только вздохнула. Синее пламя примуса привычно шумело и пело под большой кастрюлей.

— Если наловите, принесите побольше, — сглотнув слюну, попросила она вдогонку.

Полуголодное существование военных лет сплачивало местных подростков с детьми беженцев и спецпереселенцев. Весна и лето давали людям возможность подкормиться зеленью: колодка, калачики, паслен, сочные луковицы полевых цветов. Из веток вишни и малины заваривали чай. Ловили рыбу и засушивали на зиму. В муку, если была, добавляли сушеные картофельные очистки, желуди.

Таразский ветер, смешанный с воздухом пустынь, выжженных солнцем степей и прохладой с гор, начал затихать, хотя пекло по-прежнему. Группа из пяти мальчишек и лишь одной смелой девочки Наташи двигалась по тропке выше по течению местной речушки Чу, которая за казахское засушливое и ветреное лето обмелевала, и самое глубокое место в ней было взрослому по пояс. Поэтому Катерина не волновалась за младшую сестренку. Да и Игорь, которому уже исполнилось одиннадцать лет, внушал доверие: был больше всех начитан, по-городскому вежлив, прост в общении; его мама работала врачом, лечила и спасала людей порой от смерти.

Мальчики по дороге на речку делились друг с другом, как надо ловить раков. Натка внимательно слушала, спотыкаясь и размахивая веткой, разгоняя оводов. Больше всего она боялась того момента, когда рак клешней уцепится за ее палец. Даже несколько раз незаметно для остальных посматривала на свои тоненькие пальчики, на которые предстояло ловить этих самых членистоногих, как их назвал Игорь.

Дети дошли да нужного места, где река была с каменистым, твердым дном. Мальчики, засучив штанины повыше, начали прощупывать между камнями дно отмели. Охота началась. Каждый, кто выдергивал из воды руку с раком, радостно кричал: «Поймал! Я поймал! И я поймал!»

Для Наташи нашли удобный низкий обрывчик, головой к краю которого она легла на живот и опустила руки в воду. Игорь распорядился, чтобы на ноги девочки кто-нибудь из мальчиков сел в качестве груза, чтобы она из-за резких движений не свалилась вниз.  В этот день охота на раков была на редкость удачной для вечно голодной поселковой ребятни.

В ведре закипали свежевыловленные речные раки коричневого и зеленого цвета, хвосты которых сворачивались в тугой крендель от кипятка. Ребята накидали в бульон нужной зелени: семена укропа, стебли дикого лука, сорванного по дороге на речку, — для запаха и вкуса.

— Эх, сливочного маслица бы добавить, — аккуратно высыпая соль из спичечного коробка в ведро, мечтательно потянул Игорь.

— И так поедим, — деловито усмехнулся местный мальчуган.

Ели молча, сосредоточенно, как и работали.  Игорь с улыбкой разламывал клешни для Наты.

 — Наташа, вот икра под шейкой рака. Видишь? Это самое полезное. Ешь.

Ната видела, как ребята вскрывали панцирь рака и выпивали бульон, закрывая от удовольствия глаза. Игорь учил девочку: разламываем шейку рака, съедаем мясо, а кишечник — он вытянул тоненькую полосочку, — выкидываем. Голод принудил Натку в точности за подростками повторять процедуру очистки раков. Наконец дети наелись и стали словоохотливее.

— А я знаю про старинный волшебный камень. Он помогает всем!

— Будет врать-то.

— Я не вру.

— Поклянись.

— Честное-пречестное, сталинское. Я никогда не вру.

— Так вот, если к нему приложить руки, то ладошки сильно нагреваются, путник становится сильнее, уходит усталость.

— А где этот камень?

— Мой дядя Адай знает.

— Я знаю. Это в сорока километрах от нашего Джамбула, где развалины Акыртаса, мне бабушка рассказывала…

— Дядя Адай говорит, детям туда нельзя. Только взрослые могут.

— Камню этому молитву надо прочитать. Поблагодарить за тепло и исцеление.

Игорь внимательно слушал, выждал паузу.

—  Ребята, солнце еще не село. Надо возвращаться. С нами девочка, надо собираться, — кивнув на довольную и наевшуюся Натку, он выпрямился, стряхнув траву и сухую землю в колен.

Все молча повиновались. Костер был уже давно затушен.

Дети не торопясь возвращались домой в поселок по знакомой проселочной дорожке. Каждый со своим заветным ведерком. С правой стороны неширокой тропы едва незаметно, куст за кустом, начинался лес. По дороге ребята наперебой друг другу высказывали свои предположения насчет волшебных возможностей старинных камней из казахской песчаной долины Акыртас. Отяжелевшая от сытости Натка почувствовала легкую приятную усталость. В голове промелькнуло: «Вот бы этот камень сейчас бы потрогать, да ноги еле идут. Зато наелась. И домой есть что принести. Мама и сестра будут рады…»

Говор ребят все удалялся и удалялся от внимания и слуха девочки. Сухая трава и низкие кусты незаметно сменились на высокие, густые с сочной зеленой листвой. Дорожка вроде та же, а вроде нет. Натка остановилась и прислушалась. Ребят не былослышно. «Ушли вперед. Хорошо, что мой улов Игорь несет. И чего я так устала?» — подумала уже с легкой обеспокоенностью маленькая странница. Она огляделась, с удивлением заметила, что тропа сузилась, стала менее заметной.

— Я и сама дойду, дорогу знаю, — уверенно вслух проговорила девочка.

«Почему-то это место не совсем знакомо, а дорога та же?» — пожав плечиками, задала она себе мысленно вопрос.

Отвечать было некому. Девочка прибавила шагу и все дальше уходила вправо по незаметной тропке, ведущей в лес. Деревьев становилось больше, высокие кроны раскачивались и подвывали ветру: у-у-у… Путешественница забрела в настоящий лес. Растерянно оглядываясь по сторонам, остановилась — перед ней, у еле заметной тропы, среди высокой травы стояла на высоких и сильных лапах крупная странная собака с массивной мордой. Она была широколобая и с необычным для местных собак серо-бурым окрасом. Дети и взрослые знали всех поселковых жучек, а они людей, а эту собаку Натка видела впервые. Здесь, у тропинки, единственным живым существом, помимо заблудившейся малышки, был этот пес, который не вилял опущенным вниз длинным и толстым хвостом, а внимательно смотрел на девочку глубоко посаженными желтыми глазами и, казалось, слушал ее голос и интонацию.

— Жучка!? — Натка обрадованно встряхнула руками перед собой и без страха шагнула к серой собачке с острыми ушками. — Жучка, пошли домой. Песик, я сильно устала, я к ма-аме хочу, — исцарапанные клешнями раков губы задрожали, еще немного — и грязный рот искривится, из глаз покатятся девчоночьи слезы.

Но жалеть было некому. Лесное животное терпеливо что-то выжидало для принятия какого-то важного решения.

Серая собака медленно, но уверенно повела девочку за собой. Наташа шла сначала рядом, потом устала настолько, что обхватила неповоротливую шею странной собаки, ковыляла со своим пушистым другом по пыльной тропинке, часто наступая серому поводырю босыми ступнями на мощные лапы. Глаза ее слипались. Она устала настолько, что речь ее становилась медленной и бессвязной.

— Мы пошли за раками. Вот. С Игорем и другими мальчиками. Ты его, наверное, знаешь? Он самый умный из всех, кого я знаю. Ловили их, этих чле-ни-сто-о-но-гих, ловили, вот, все руки болят, — девочка показывала свои израненные пальцы умной молчаливой собаке. — Мы все наелись. Тебя угостить не могу, моих раков Игорь несет. Я еще маленькая, мне четыре годика, но скоро уже — осенью — пять будет, вот… А мальчики, они ушли вперед. А ты знаешь про волшебный камень А-кы-ыр-тас? — заглядывая в холодные немигающие глаза лесного зверя, спросила девочка.

Поводырь в серой шубке остановился у развилки двух тропинок. Почти стемнело. Небо становилось чернильным. Но было еще заметно — густой растительности по сторонам тропы уже не было. Густые кусты и высокие деревья остались далеко позади.

— Так вот, это же та самая дорожка! Я знаю теперь, как идти! — девочка обернулась помахать собачке. Но ее уже не было. — Спасибо, Жучка. Ты не идешь со мной?

Навстречу смелой путешественнице подоспели взрослые из поселка: плачущая мать, Игорь с керосиновой лампой в руке и дядя Егор, пожилой учитель истории семилетней Джамбульской школы.

Смертельно бледная молодая женщина, обняв свою малышку, рухнула на колени.

— Натка, где же ты была? Мы везде искали тебя, кричали… — слезы текли по ее изможденному лицу, она осторожно поворачивала дочь за плечи из стороны в сторону, вглядываясь.  — Ты цела, дочка, ничего не болит?

— Я нигде не была, мама, я заблудилась, это лесной песик вывел меня, — ответила девочка, махнув рукой в сторону леса. — Не плачь, мама, — девочка грязными руками вытирала мокрое лицо матери.

А та ртом ловила перепачканные пальчики и прижимала их к своим впалым щекам:

— Нашлась, нашлась моя девочка.

— Мама, а Игорь раков передал? Я сама ловила. Вот, гляди, все покусанные, — Натка растопырила пальчики на руках, показывая в темноте всем.

— Я передал, Наташа, — только и выдавил хриплым голосом перепуганный подросток, перекладывая лампу из одной руки в другую.

Дядя Егор грузно опустился на колено здоровой ноги и как можно более спокойно задал вопрос:

— Ты помнишь, девочка, как выглядела эта собака, шерсть у нее какого цвета? Помнишь?

— Помню, помню, — еще раз оглянулась в сторону чернеющего леса, — она там осталась, я одна пришла, серая такая собачка, большая, — Ната широко распахнула покусанные и расчесанные до крови руки.

— Это был волк, — вполголоса подытожил пожилой мужчина, обращаясь к Игорю, — надо сообщить нашим, чтобы временно обстрел волков прекратили. Не первого ребенка уже эти лесные звери спасают. И что ими только движет? Запросто загрызть могли. Не тронули, чертяки.