Художественная функция теории заговора в рассказах Виктора Пелевина

Конспирологические сюжеты использовались Виктором Пелевиным в качестве исходного материала на протяжении всего творческого пути. Романы разных лет (от «Generation “П”» до «S.N.U.F.F.») рассказывают о тайных группах, влияющих на власть и виновных во многих негативных социальных последствиях.

Например, сюжет романа «Generation “П”» филолог Светлана Бойм характеризует как «виртуально-конспиративный»[1] благодаря симулятивной природе конструируемых концептов. Этот же роман в контексте применения в ней конспирологических мотивов упоминает в своем докладе «Flickkunstwerk Putin: заговор, ирония, постмодернизм» Кевин М.Ф. Платт.[2]

Авторский сборник Пелевина 2010 года «Ананасная вода для прекрасной дамы» не становится исключением, но отражает изменение авторского отношения к собственной мифологии. Однако, несмотря на то, что объектом изображения становится эпоха 2000-х, внимание писателя по-прежнему сосредоточено на проявлениях (пост-)советской ментальности и ее трансформациях. И если второй части сборника, куда вошли три рассказа –– «Созерцатель тени», «Тхаги» и «Отель хороших воплощений» –– соответствует попытка человека постичь божественное, сущность Вселенной, то первая часть сборника посвящена теме создания человеком бога как механизма. То есть в повестях «Операция “Burning Bush”» и «Зенитные кодексы Аль-Эфесби» люди, уподобляясь богам, стремятся повлиять на других, используя различные технологии. Основной способ воздействия –– создание текстов или их транслирование. Критик Наталья Кочеткова также видит в заглавии обыгрывание приема deus ex machinа («бог из машины»),[3] выраженного в тексте при помощи материализованной метафоры в научно-фантастическом стиле, где на роль богов в «Зенитных кодексах Аль-Эфесби» претендуют американские военные, разрабатывающие новое оружие (военные дроны), а в «Операции “Burning Bush”» –– спецслужбы, внедряющие новые технологии, такие как автономная система ретрансляции «голоса Гагтунгра» в строго охраняемую Гранитную комнату Кремля.

Эпоха 2000-х в повестях характеризуется чертами, которые отметил в своем докладе «Репрезентация глобализации» (2006) американский философ Фредрик Джеймисон: «<…> возникновением глобализации, созреванием потребительского капитализма, наряду с финансовым, и постсовременностью, или, другими словами, доминированием цифровых или информационных технологий».[4] Отчасти репрезентацией процесса глобализации объясняется расширение географических границ и внимание к внешней политики России в рассказах сборника.

В этом же докладе Ф. Джеймисон говорит о двух противоположных формах реакции на процесс глобализации, применительно к литературе и киноискусству: «утопия» и «заговор».[5] Актуализация последней формы происходит во многих сферах искусства и является мировой тенденцией, что не раз отмечалось и другими исследователями.[6]

Применительно к повести «Операция “Burning Bush”» литературный критик Анна Наринская пишет: «Имеется заговор, правящий данным и не данным нам в ощущениях миром и замкнутый при этом сам на себе. А если более конкретно –– тайные и, вроде бы, судьбоносные интриги спецслужб, формирующие пласты реальности и надреальности и оказывающиеся всего лишь элементом в игре других спецслужб и наоборот».[7] Конспирологические теории приобретают иллюзорно-манипулятивные функции. И главным институтом, порождающим конспирологические теории, в повести становится правительство, используя при этом электронные СМИ в качестве основного механизма распространения этих теорий. Теперь реально существующее правительство использует СМИ в своих интересах, хотя с появлением интернета доступ к масс-медиа есть у любого человека, имеющего компьютер с доступом в сеть. Как отмечала славист Мария Федянина применительно к повести «Македонская критика французской мысли»,[8] параноидальную основу теорий заговора французский философ-постмодернист Жан Бодрийяр объяснял «инцестуозным положением субъекта, когда ему недостает даже собственной неполноты»[9], связывая это психологическое состояние с «устранением символического обмена»[10], на место которого приходит ощущение тревоги и навязчивой идеи о манипуляции извне. В рамках обывательской конспирологии, которая в повести представлена в лице «бородатого философа» Дупина[11], параноидальный аспект доведен до абсурда. В одной из телепередач Дупин выдвигает гипотезу о том, «что та духовная сущность, которой Америка поклоняется как Богу, в православной ихтиологии, или как там он выразился, является Сатаной»[12].

В глобальном аспекте Пелевиным поднимается проблема государственного секрета, о которой, как кажется, впервые заговорил французкий философ Мишель Фуко в лекциях, прочитанных в Коллеж де Франс в 1977–1978 гг.[13] Философ подтверждает факт того, что государство, начиная еще с XVI века, является основным источником производства ложной информации в целях управления общественным мнением. Для манипуляции «государство — народ» более действенным оказывается так называемое «незнание знания»[14], то есть действие на уровне бессознательного, когда народ только на интуитивном уровне догадывается о реальных мотивациях правительства и подоплеке смыслов транслируемой для них информации, тогда как на уровне внешней политики чаще возникает ситуация «знание незнания». Так, информация об определенных действиях, которые совершает государство, скрывается, а публичные заявления о них зачастую целенаправленны.

Собственно, за основу в повести «Операция “Burning Bush”» взята мифология, лежащая в мистико-философском романе «Роза мира» (1958) Даниила Андреева. Этот роман упоминается в более ранних книгах Пелевина, в том числе и в «Generation “П”»[15]. И в том, и в другом случае «Роза мира» служит источником мифологического материала, так как представляет собой метаисторическую эпопею. Для этой же цели в «Generation “П”» использовались шумеро-аккадские мифы, в «Шлеме ужаса» –– греческие мифы, а в «Empire V» –– миф о вампирах, вурдалаках и тому подобных существах. Перерабатывая мифы, Пелевин строит теории, в которых миром якобы управляет определенная группа людей или существ (например, вампиров). «Операция “Burning Bush”» отличается от предыдущих произведений изображением не просто теории заговора, но «зеркального мира конспиратизма»[16], применительно к повести –– системы взаимоотношений политических верхов и спецслужб двух стран, России и США. Фактически операция Burning Bush обрывается после того, как российская разведка узнает о том, что спецслужбы США сходным образом управляют сознанием российских вождей, начиная со Сталина, только говорят они от имени дьявола. Это становится возможным благодаря существованию в пределах Кремля определенной комнаты, которую приказал оборудовать Сталин после того, как прочел о ней в романе Д. Андреева, попавшем к нему в руки. Глава «Темный пастырь» описывает Гранитную комнату, в пределах которой он сможет осуществлять связь с Гагтунгром[17], и состояние, называемое «хохху». Принцип достижения этого состояния не раскрыт, чем воспользовался Пелевин для внедрения своей художественной интерпретации. Американцы узнавали, когда Сталин садится на «трон Гагтунгра» благодаря находящемуся под ним «реле на пружине»[18]. Тогда направление операции меняется в противоположную сторону, и Семена Левитана готовят к роли дьявола. Прагматика этого перевоплощения примерно та же, только материал становится иным: например, в ход идут стихотворения Федора Сологуба «Когда я в бурном море плавал…» и Дж. Руми «Опьяненный бродяга» вместо оды Державина «Бог».

Но это полукомическое перевоплощение заканчивается убийством Добросвета, уничтожением базы и похищением Семена Левитана американскими агентами.

Вторая повесть сборника «Ананасная вода для прекрасной дамы» под названием «Зенитные кодексы Аль-Эфесби» представляет собой биографию военного специалиста Савелия Скотенкова, посланного российскими спецслужбами в Афганистан. Герой рассказа стал известен благодаря разработке и применению алгоритма, способного вывести из строя американские дроны, оснащенные системой Freedom Liberator. Эти дроны управлялись искусственным интеллектом, способным, в отличие от других систем, «различать фигурку человека с АК-47»[19] и устранить его при необходимости. Пелевин помещает в название системы элементы языковой игры в пародийных целях. Так, Freedom Liberator, представляя собой аббревиатуру Free D.O.M. multipurpose airborne unmanned fighting vehicle “Liberator”[20], в которой Free D.O.M., или F. D.O.M., в свою очередь расшифровывается как Free Digital Operational Matrix[21], дословно переводится как «Освободитель Свободы». Подобным образом Пелевин иронизирует на тему важных для США постулатов свободы, которыми апеллирует американское правительство, вмешиваясь в иностранные конфликты.

Изначально кажется, что очередная конспирологическая теория будет связана с искусственным интеллектом. Ведь создание роботизированных механизмов неизменно связано с темой «бунта машин», человек «с полным основанием опасается возрождения той силы, которую он заковал, заключил в свой образ»[22]. Однако Пелевин вводит в повествование способ нейтрализации нейронных сетей, которыми оснащены дроны, –– «таблицы Скотенкова», или «зенитные кодексы Аль-Эфесби». Описанная в повести технология воздействия таблиц на работу компьютерной системы дрона напоминает действие эксплойта[23], связанного с переполнением буфера[24]: «Никчемное и совершенно не нужное приложение вдруг загружает процессор до такой степени, что все окна сначала начинают залипать, потом замирают совсем, вентилятор ревет как зимняя вьюга, и после нажатия клавиши on/off Стив Джобс или Билл Гейтс с виноватой улыбкой уплывают перегружаться в предвечную тьму»[25]. Такие хакерские технологии действительно способны полностью вывести из строя электронные устройства путем превышения допустимого уровня нагрузки на компьютер.

Текст кодексов, составленный из отдельных провокационных или насыщенных идеологическими значениями слов и фраз, был направлен на дестабилизацию модуля PR, который не был никак защищен, в отличие от более значимого для разработчиков модуля WAR –– боевого модуля системы. Но систему безопасности, способную защитить модуль PR, американцам так и не удалось придумать, так как текст кодексов направлен был на то, чтобы вызывать «у среднестатистического телезрителя возмущение, отвращение и гневное желание дать достойную отповедь»[26]. Из архива мнений таких «среднестатистических зрителей» и состояла база нейронных сетей Freedom Liberator.

Кодексы становятся метафорой такого актуального для XXI века феномена информационной войны, которая сопровождается манипуляциями информацией и общественным мнением с помощью СМИ. Это прежде всего связано с более активным использованием интернета и новыми возможностями распространения пропаганды среди потребителей информации.

Конспирологическая мифология этой повести снова строится вокруг работы спецслужб. В повести изображается система наказания американцами особо опасных преступников, нанесших вред США. Согласно этой системе, Скотенкова лишат «недоверия к ближнему»[27] и обрекут на игру в «вечный форекс»[28]. Такую форму наказания американцы в повести считают более гуманной, но для Скотенкова это страшнее смерти. Ведь, как он считает, такое преображение сознания равнозначно уподоблению врагу, против которого он боролся: «Следователь прав, аль-америки не будут мне мстить. Они просто примут меня в свое племя»[29]. Так же, как в романе «Generation “П”», автор обходит стороной вопрос целесообразности подобной системы: ее абсурдность совершенно очевидна.

Своеобразие повести заключается в отсутствии открытой пропаганды буддистского учения, обычно довольно характерной для Пелевина. В этом произведении он не обходится без самоцитирования. Это касается фразы: «Я удовлетворяю свои телесные надобности подобно космонавту –– в пристегнутую к телу посудину»[30], которая отсылает к пелевинскому эссе «Код “Мира”» (2001), впервые опубликованному на немецком языке[31]. Это эссе посвящено затоплению в океане орбитальной станции «Мир». В нем актуализируется тема советского космоса, поднимаемая еще в романе «Омон Ра» (1991).

Герой рассказа, будучи одним из советских школьников, мечтавших стать космонавтами, обращает внимание на одну из особенностей их экипировки –– «пузатые чемоданчики». Герой исходит из собственных детских фантазий, присваивая чемоданчику функцию биотуалета и считая эту гипотезу единственно верной на протяжении всей своей жизни. На самом же деле они представляют из себя переносную вентиляционную установку, которая обеспечивает поддержание баланса температуры и циркуляции воздуха в скафандре. Однако все это игнорируется в рамках эссе. Впрочем причина веры в детскую интерпретацию обусловлена общим метафорическим смыслом, в который она вписана. Чемоданчик символизирует исторический багаж, точнее ту часть, которая уходит корнями «в вонь ГУЛАГа»[32], открывшуюся детскому сознанию.

Современная картина, изображаемая автором в «Советском реквиеме», выглядит устрашающе: «Скоро, очень скоро над вами нависнет слепой червь капитала»[33], –– пишет Скотенков, обращаясь к западному миру. А далее он предсказывает «новый темный век» для всего человечества, где осмысленные действия будут заменены инстинктами. Тем самым автор обращает внимание на глобальный характер проблем, затрагиваемых в этой повести.

Разные виды конспирологических теорий, вплетенных в художественные миры проанализированных произведений Пелевина, представляют собой способ репрезентации механизмов власти, которой могут обладать не только политические верхи, но, по Пелевину, и любой человек, обладающий обширными знаниями. Пелевин не только строит сложные мифологии при помощи совершенно разных источников, но и описывает новые разновидности властных механизмов и порожденные ими фантомы.