Дактиль
Ольга Крушеницкая
Мысли Алии текли, как вода из незакрытого крана. Знала: он тоже наполняет день суетой, когда хочется только одного — обнять поскорее. В прошлый раз они долго сидели на кухне, чай остыл. Он смотрел на нее, как на видение, что уже скоро, очень скоро упорхнет в свою жизнь. Взял ее руку и занемог, склонился к столу, чуть ли не лег. Хотел бы обвить руками, как пуповиной, оставить себе.
— Алия, ты сцену закончила? — шеф подошел к ее столу. — Присылай!
— Я хотела сегодня пораньше уйти, помните?
— Не раньше, чем сцена будет у меня, — шеф сплел пальцы рук и приложил к растегнутому вороту пиджака, — мы горим, мы в аду. Время, время, где его взять?
Все в пространстве подняли головы и посмотрели на них. Разговаривать дальше — только на публику, а Алия хотела скорее исчезнуть, чем выделиться. Она опустила голову и положила пальцы на клавиатуру, как пианист, приготовившийся играть. Сидела долгие минуты, вживаясь в сцену, пока пальцы не ожили:
«Она отошла к окну, чувствуя его волнение. Посмотрела на ветви деревьев, машины на дороге.
Санжар вздохнул шумно и, пришептывая, заговорил: “А вы понимаете, ради чего живете? Я в СИЗО попал после январских митингов. Меня били, заставляли сознаться, что террорист, грабил, насиловал. А я понимал: сознаюсь — и все, больше не увижу своих, не смогу сидеть с ними рядом, навсегда стану преступником. И я держался, мне утюгом спину жгли, больно адски, мясо свое горелое чуял, а думал, что все это не важно. Главное, что она меня ждет, любит, ребенок у нас, это чудо, и я терпел, чтобы увидеть ее глаза, обнять. Ради любви и выстоял, не признался. Три дня пытали, я уже ни сидеть, ни стоять не мог, но даже мысли не было взять вину. Я бы лучше умер, чем испортил им жизнь. В больницу перевели, и когда я вышел, смотрел на небо, как второй раз родился, и не видел до этого, какое оно и все для меня, смотреть на него ничего не стоит”.
Она повернулась, и он увидел в ее глазах слезы.
Титры».
Алия поставила точку, прикрепила файл к письму и отправила. Можно уходить. И вдруг в каждый кроссовок как будто налили по литру свинца. И не Шакен Айманов смотрел на нее со стены, а муж придирчиво: куда собралась?
Что это за пытка такая? Откуда он появился в ее жизни? Зачем? Почему сейчас, а не десять лет назад, когда она не знала, как жить?
Она ехала в такси, накрапывал теплый дождь; выскочить бы и раствориться в каплях. Весна будто накрыла город зеленой фатой, обещая гораздо больше, чем потом обернется лето. В предвкушении любви гораздо больше счастья, чем в самом акте. Или с Алией что-то не так, яд мельчайшими частицами капает в мозг. Только кажется, что все хорошо, а на самом деле счастье недостижимо, невозможно, только не для нее, она не избранная, и даже не такая как все, а хуже. Когда это началось, с чего?
— Не будете возражать, если я на заправку заеду? — спросил таксист.
— Делайте что хотите, — и, спохватившись, что не стоило так говорить, добавила: — Не хотелось бы задерживаться.
— На «Казахойле» никогда очередей на бывает.
Лихо подкатил к свободной колонке, заглушил мотор и побежал к кассе. Алия осталась одна в салоне, начертила пальцем букву «А» на запотевшем стекле. Его имя тоже начинается с буквы «А», вывела рядом «А» побольше. На нее смотрели два символа, как знак Божественного провидения, как их первая встреча, когда она увидела его, склонившегося к камере, как к алтарю, и внутри нее что-то щелкнуло, и мир изменился, и ее работа и жизнь наполнились смыслом.
А мужа зовут Даурен, вместе заглавные буквы их имен образуют АД. Или ДА, если его имя поставить первым. Если бы они жили не в доме свекрови, могло быть и ДА, а пока — ад, из которого не выбраться вместе, потому что он должен жить с мамой. А она должна стричь ей ногти на ногах, ходить дома в платке и молча подавать к столу. О, Аллах, она не виновата, что ненависть разъела ее душу, переметнулась, как языки пламени, на соседнее здание, и уже не только свекровь, но и Даурена она ненавидит вместе с его рассказами о придурке-начальнике и пьяными пятницами с друзьями.
Таксист сел в машину и завел мотор. Улыбнулся извиняюще: «Очередь».
Как будто подождав, она оказала ему милость, а она сидела в такси, как в спасательной шлюпке, где не нужно было вытирать пыль, писать сцены или казаться нормальной. Она осталась наедине с собой, чего почти не бывало: везде другие смотрели, заговаривали, требовали, ругались.
Такси подъехало к его дому. Алия оглядела двор: за неделю листва подросла. Вот и его подъезд, обрадоваться бы, но снова отяжелели ноги. Не думать о совести довольно сложно, когда она часть сознания. Как будто в режиме реального времени Алия крала счастливые часы из жизни с мужем. Поднималась по ступенькам, и с каждым пролетом их семья растворялась, как мираж.
Аскар уже стоял в открытой двери, обнял с порога, как есть, в мокром плаще, увлек в квартиру. Алия в мгновенье перестала быть сценаристкой и женой, как будто вернула из изгнания настоящую себя. Руки обвили его плечи, голова отклонилась, губы ответили на поцелуи. Что это, если не счастье?
— А если я уйду от мужа, могу у тебя поселиться? — спросила напрямую.
— Я старый холостяк, ты же знаешь, — ответил после минутного молчания, во время которого Алия захотела его убить, по лицу считав, каков будет ответ.
Любовь — только ее чувство, его любовь другая: раз в неделю, по четвергам. Почти как у Даурена, только у того нет привязки к конкретному дню.
После Алия стояла под струями воды, пальцами ноги загоняя мыльные пузыри в слив. Красные ногти в цвет клубники не к месту, она накрасила их для него, как делала все в последнее время. Но больше она не придет сюда и, может быть, уже завтра в этом душе будет мыться другая девушка. В его фильмах снимаются намного красивее и моложе ее.
Алию затрясло, она выскочила из душа, обернулась в полотенце и, не одеваясь, пошла к нему. Аскар сидел на кухне, читал в телефоне; льющаяся вода заглушила ее шаги, он не заметил, как она через плечо заглянула в его переписку:
«Вы: тогда завтра.
Зарина: да, я приду.
Вы: до встречи»
Две буквы «А» на запотевшем стекле такси оплавились и исчезли, как сахар в чашке чая. Она всегда много мечтала. Аскар сидел так близко, ее дыхание сравнялось с его, еще недавно таким родным. Проститься с ним — что умереть. Не думая, она схватила нож с острым концом и с размаха всадила в его грудь.
Он поднял на нее глаза с увеличенными зрачками, как будто уже видел потусторонний мир, даже открыл губы, чтобы передать что-то оттуда, но не смог, только медленно сполз со стула. Красное пятно растеклось с его футболки на пол, он захрипел, а потом затих.
Ошеломленная произошедшим, Алия засмотрелась на его красивое тело в ореоле алой густой, как патока, крови, милостиво не запачкавшей его длинные волосы. Теперь он будет только ее. Рассудок ее прояснился до неприличия, она закрыла воду в душе, помыла бокалы, протерла нож. Оделась как ни в чем не бывало и ушла, закрыв дверь его ключами, удивляясь себе, как открытой в книге странице, которая ранее была не разрезана и пропущена.
В такси открыла заметки в телефоне и набрала: «И что вы думаете, эта ваша любовь существует? Все это выдумки ущербных людей! Счастливый человек никогда не будет искать счастье в другом, он найдет в себе силы стать счастливым. Все внутри нас».
Ольга Крушеницкая — родилась в Шымкенте, живет в Алматы. По специальности учитель русского языка и литературы, работала в сфере бизнеса. Выпускница мастерской короткой прозы Дениса Осокина Открытой литературной школы Алматы.