Дактиль
Марат Шакиров
Ближе к полуночи я остался один, в окружении десятка мерцающих экранов — в нашем «спальнике» недавно открылась букмекерская контора. Много лет назад, на фоне по-юношески бездумного увлечения спортивными ставками, я часто останавливался у потертых вывесок круглосуточных тотализаторов. Подолгу курил, пытаясь разглядеть играющих, хоть какое-то движение сквозь непрозрачные окна. И ни разу не зашел внутрь, всегда выбирая безопасный онлайн.
В последние годы, на волне легализации игрового рынка, Москва обросла цивилизованными офлайн-точками больших букмекеров. Доступ к игре стал дороже, но комфортнее. Охранники у входа, обязательная проверка документов. Любезные девушки-администраторы и, как правило, бесплатный алкоголь. Индустрия стала стерильной. Настолько стерильной, что мне бесконечно обидно за нерешительность и упущенную возможность увидеть настоящую подвальную игру.
В конторе было пусто, изредка заходили местные (в основном армяне), проигрывали пару тысяч на прогнозах погоды и покидали зал. На смену запрещенным «ромашкам», «одноруким бандитам» и электронным рулеткам пришли ставки на прогноз погоды. Но суть игры не изменилась: нажимаешь на яркие кнопки и радуешься хаосу цифр на экране. Запрет азартных игр здесь не работает, потому что пари заключаются не на случайные события, а на текущий уровень температуры, например, в Тамбове.
Я попробовал. Угадал с Нижневартовском, проиграл на Перми и Угличе, достал пару банок пива из холодильника и перешел на привычный спорт. Освоился быстро. Воспользовавшись отсутствием людей, настроил все восемь плазменных экранов на интересные мне события: бои без правил, теннис... Авторизовался сразу на двух игровых панелях, чтобы быстро реагировать на изменения коэффициентов. В душе зарождалось обманчивое предчувствие успеха.
Ближе к часу ночи начали раздаваться звонки. После третьего-четвертого гудка нехотя отвечаю. Пока Дель Потро подавал на сет, я тяжело дышал в трубку с кривой ухмылкой на лице. «Дружище, береги себя, береги близких, здоровья и удачи!» — «Ага, спасибо за важные слова…» «Любви тебе и счастья, у тебя все получится!» — «Надаль подае… ээээ… да, спасибо» «Йоп, ты чего трубку не берешь, не перезваниваешь?» — «Да я чет засыпаю уже, извини…» Странно, многие люди искренне обижаются на то, что ты не позволяешь им себя поздравить. Иногда сильнее, чем когда забываешь поздравить их.
В течение часа я агрессивно ставил на каждый доступный розыгрыш. Немного вложил в боксерские поединки парней с именами наподобие Абдулхамат и Денитурат. Дель Потро забрал первый сет, а я — шесть тысяч рублей из кассы. Поставил все на победу Надаля во втором. Выбрался покурить, ответил еще на несколько телефонных звонков.
У метро «Багратионовская» вечно ошиваются разные подозрительные типы. Неподалеку трещит поломанными витринами «горбушка». Палатка с шаурмой приятно пахнет грилем. Тишина и два часа ночи. Пора идти.
Надаль легко выиграл второй сет, бородатые воины джихада — свои матчи. В кассе мне выдали одиннадцать тысяч и позволили захватить еще бесплатного пива. Я взял три банки. Одну отдал местному бродяге, вторую убрал в карман, последнюю открыл и выпил в ожидании такси. Я ехал в город, ехал с простым желанием побродить по ночной Москве в последние нехолодные выходные сентября.
На заднем сиденье такси на удивление уютно. Водитель не стремится с тобой заговорить, тонированные стекла гасят городские огни, музыка в наушниках делает все остальное.
Звонит Кира. Отвечаю.
— С днем рождения, — тихо произносит Кира.
— И тебе привет, — стараюсь отвечать так же негромко.
— Ты празднуешь?
— Никогда.
— Я надела тунику и играю на арфе, — выдыхает в трубку.
— Позднее. Через час, может два, — стараюсь говорить как можно резче.
— Я снимаю тунику… — положила трубку.
Еще вчера я был уверен, что только Кира может мне помочь. Не словом, не делом, скорее присутствием. Она могла просто ходить по квартире, заниматься своими мелкими делами: копаться в шкафах, что-то вышивать, смотреть сериалы. Я просил ее о том, чтобы она распахивала окна по утрам, протирала кухонный стол перед завтраком, громко пела в душе. Мне нравилось смотреть и даже слушать, как она сушит волосы или гладит свои сарафаны.
Но сегодня я хочу оказаться дома не раньше утра.
Доехал до Чистых прудов. Место моей юности. С приятелем каждую весну встречали именно здесь. Покупали рябиновую настойку в соседнем маге. Настойка стоила двести рублей и быстро убивала двоих крепких парней. Однажды я полез в водоем, чтобы собрать всю мелочь и вывалить на колени Абаю. Пытался перевернуть самый большой валун, ложился на дно, кусал камни и нашел заплесневелую пятитысячную купюру, которую потом сожрал местный бродячий кот. Собранная мелочь ушла на дешевые сигареты.
Мы много говорили о планах на жизнь, о людях, музыке, моде и нищете. О том, как будем приходить к Абаю в темных костюмах, снимать пиджаки, выключать телефоны и открывать неизменную рябиновую.
— Геббельс писал, что с детства хотел чего-то большого, — говорил Андрюха, краснея. — Я не о том, что он красавчик. Он совсем не красавчик. Но я понимаю, что он имел ввиду.
— На кой черт ты читал Геббельса? — удивлялся я.
— Я все читал. От скуки. Я не об этом. Я понимаю, о чем он. Я тоже хочу чего-то большого.
— У тебя все будет.
— Не знаю. Я лучший студент юрфака, президент клуба дебатов, работаю с первого курса. Но я не знаю, что будет дальше. И будет ли лучше, чем сейчас…
— Лучше? Что такое лучше? Больше, дороже, интереснее? Ты вообще понимаешь, что это такое — вот это твое «большого»?
— Нет. А ты? — Андрюха был очень серьезен, несмотря на то, что был пьян.
— Я детей хочу. Жену хорошую. Чтобы было не скучно. Чтобы эта скамейка всегда оставалась свободной, — я улыбался в ответ.
Сегодня Чистые чуть менее неформальны и чуть более интеллигентны, но атмосфера остается прежней. Купил бутылку пива. Панки играют «У границы ключ», менты едят шаурму. Быстро выпил и пошел в сторону баров на Маросейке.
С Кирой мы познакомились почти случайно в одном из московских ночных клубов. Я привычно стоял у барной стойки, вокруг суетились какие-то модники, гремел унылый поп. Кира выглядела эффектно: черное короткое платье, высокие каблуки и острый подбородок. Красивая девушка со стеклянным взглядом. Я сильно увлекся ею, но подойти не мог, только смотрел не отрываясь. Она все сделала сама. Встала рядом, заговорила.
—Ты не знаешь, здесь наливают квас? — тихо спросила милая Кира.
— Я тебя не слышу, здесь очень громко! — постарался докричаться до нее.
— ЗДЕСЬ НАЛИВАЮТ КВАС? — она прислонилась губами к моему уху и заговорила громче.
— Понятия не имею. Зачем тебе квас? Давай угощу кофе или еще чем.
— Кофе не пью, а еще чем нельзя.
— Бывшая алкоголичка? — от волнения глупо шучу.
— Да, — отвечает вполне серьезно.
Уже интересно. Беру ее за руку, выходим в коридор, закуриваем.
— А квас помогает?
— Конечно. Выпиваешь несколько литров без еды и вмазывает.
— Вмазывает? Кхе. Марат.
— Кира, — подает мне маленькую холодную ладонь.
— Модель?
— В прошлом.
— Пила после съемок?
— Каждый день. Иначе не заснешь. Болело все: голова, ноги...
— А сейчас, значит, завязала?
— Я долго ходила к одной гадалке, не помогло. Нашла клуб анонимных алкоголиков.
— Серьезно? Это правда работает?
— Конечно. Не везде адекваты, я долго искала.
— Тебе платят за рекламу? — смеюсь.
— Нет. Но тебе поможет. Ты выпил четыре рюмки за двадцать минут. Это много.
— Я возьму у тебя телефончик.
— Клуба или мой? — улыбается.
После этой фразы Кира встала и подошла к парням с воздушными шарами и гелиевым баллоном. Купила парочку, выдула. Я тоже попробовал. Кончики пальцев холодеют на несколько секунд, сознание начинает тормозить. Дешевый заменитель чего покрепче.
Мы проговорили еще несколько часов и поехали к ней. Садиться в такси было немного страшно. Я допускал, что она может отвезти меня в наркопритон или на собрание анонимов. Не знаю, какой из сценариев хуже.
Через пятнадцать минут мы оказались в уютной квартире недалеко от Тверской и заснули, не раздеваясь. Утром Кира приготовила блины с творогом, нарезала фрукты, сварила кофе в суповой кастрюле. Я лежал в кровати и разглядывал ее идеальное тело и обманчиво наивное лицо.
— Повтори.
— Еще один «Прайд»? Может, виски?
— Виски тоже.
— Двойной?
— Давай двойной.
Бармен хорош. Яркая внешность из 60-х: слегка помятая белая рубашка, черная бабочка, поднятые волосы с проседью, маленькие часы на коричневом кожаном ремешке и, конечно, подтяжки. Ричард Гир для бедных.
— Жена заявила, что мы редко спим, — Гир плеснул водки в свой «Ред Булл» и немного оживился.
— Не слушай.
— Я ее понимаю. Она молодая, недавняя студентка. Кровь кипит. Мне тридцать четыре, трижды в неделю я напиваюсь после закрытия бара и засыпаю на стойке… Женат?
— Даже не близко. Но уже понимаю твою жену.
— Ха, связался с фригидной?
— Да как связался… Проснулся с ней раз, другой. Привык.
Чокнулись и выпили, бармен включил Нила Янга и налил еще виски.
Смотреть на Киру можно было часами. Говорить с ней — минутами. Кира оказалась прозрачной пустышкой. Девочкой без интересов. Она напоминала насекомое, которое занимается рутинными делами без видимого удовольствия, но без тоски. Я вообще не уверен, что Кира может испытывать эмоции сложнее, чем радость и печаль. Ее прошлое оказалось еще депрессивнее, чем я ожидал. Кроме алкоголя и гадалок, там были «фен», кокаин (в лучшие годы), периодический секс с фотографами и другими моделями. Она жила в режиме вечного праздника. Пока однажды не попала в районную больницу с аллергическими опухолями, побоями и желудочно-кишечным кровотечением. Крепкие гены позволили ей вернуться к жизни без видимых потрясений, а пара толковых юристов — с красивой суммой на счету.
Но движение, страсть, желание просыпаться по утрам остались где-то в далеком глянцевом прошлом. Мы по-разному проводили время, но всегда долго спали, много ели и крепко молчали. Крестьянское счастье.
— Это ресурс, его мало. По юности спишь с любым пьяным телом, которое окажется рядом, спускаешь в толчке во время пар, снимаешь девиц в клубах. А после тридцати не можешь удовлетворить любимую женщину. Я ее пойму, если уйдет, — бармен включил режим неповторимой откровенности — тот, что заставляет любого бедолагу почувствовать себя интересным собеседником.
— Остановись. Мы оба знаем, что ты в порядке. Ты доволен, ты любишь напиваться трижды в неделю после закрытия бара. Твоя жена тоже в порядке и многого не просит. Если ты вообще женат.
— Мужик, — он на секунду запнулся, — да ты совсем плох, если отказываешься слушать мою чепуху, — улыбается.
— Пожалуй. Ты прости, сегодня без психоанализа. Сделай последний.
Наливает по пятьдесят, выпиваем.
— Напоследок, — останавливаюсь у выхода, — дети у тебя есть?
— Есть. От первого брака. Проваливай уже, — то ли уверенно, то ли стыдливо произносит «Гир».
Поначалу мы много говорили о ее прошлом. Кира кокетливо скрывала истории о своих мужчинах, утверждала, что в ее жизни было больше женщин (странно, но меня это почти не задевало). Кира говорила, что никогда не была близка с мажорами, альфонсами и случайными прохожими. Избегала всех, кто моложе и сильно старше, избегала выскочек и модников. Кира была похожа на юношескую фантазию: девочку, которую все хотят, но никто не обладает.
Мне это льстило. Но не успокаивало. Потому что новая Кира, моя Кира почти никогда не хотела секса — издержки прошлой веселой жизни. Бывшие наркоманы и алкоголики лишены права на счастье в постели, но не всегда это осознают. Потенция стремится к нулю, нагота не возбуждает, стимуляторы добавляют максимум пять минут к обычным десяти.
Кира постоянно хотела спать и непредсказуемо часто хотела есть. Судорожно искала способы безболезненно «вмазаться». Я ловил ее за курением банановых корок. Она готовила легкие настойки на аптечных травах и пила их вместо кофе на завтрак. Заваривала слишком крепкий чай. Пачками глотала обезболивающие и антидепрессанты, лекарства от аллергии и гормональные таблетки. Кажется, Кира совершенно не хотела иметь детей и, возможно, уже не могла.
Я же часто представлял, как стану отцом. Это точно должно произойти случайно. Случайный секс с временной девушкой, с чужой девушкой, со случайной девушкой. После — звонок, слезы, споры, давление, забираю ребенка, воспитываю. Возможно, забираю девушку и воспитываю обоих.
Я верил, даже надеялся на случайность только потому, что не был и никогда не буду готов стать отцом сознательно. Сознательно искать совершенную мать? Сознательно планировать даты, заменить водку кефиром и начать спать по расписанию? Нет, мне дорога моя простая первобытная фантазия, так похожая на слепую рулетку. А может быть, мне просто хотелось, чтобы кто-то проявил настойчивость и на самом деле забрал на воспитание меня?
Вышел на улицу. Достал телефон, написал, что еду. Пока ждал такси, взял колбасы для завтрака и два литра кваса — для праздника. На часах пять утра. Набрал код домофона, поднялся по лестнице. Открыл дверь в квартиру. Свет горит на кухне и в спальне. Разделся, прошелся по комнатам, Киры нигде нет. Мне стало тревожно, позвонил, не отвечает.
Выбежал на улицу, начал обходить окрестности. По дороге разбудил общих знакомых звонками, набрал номер полиции.
— А? — ее лучшая подруга, Катя.
— Кать, Кира тебе не звонила? Дома нет, трубку не берет.
— Наверное, втащила снотворных и спит где-нибудь на скамейке, — сонно проговорила Катя.
Дура.
В полиции реакция ожидаема: искать начинают через сутки после пропажи. Позвонил в несколько мест, где она могла оказаться. Ноль результатов.
Однако, тревожно. Прошелся по круглосуточным продуктовым и двум-трем барам — нигде ее не видели. Побрел обратно к дому.
Кира лежала на скамейке у подъезда, глаза приоткрыты. Как я мог не заметить ее раньше?
— Ты как? Потерял тебя, — присаживаюсь рядом, трогая за плечо.
— Сойдет. С днем рождения, — сонно и отстраненно отвечает, привставая.
— Извини, что поздно. День такой. Хотел побыть один, подумать.
— Подумать… Что надумал?
— Ничего. Квас будешь?
— Буду, — наконец-то улыбнулась.
Закуриваем. Пьем квас. Делаю вид, что уже пьян. Смеемся. Медленно встаем и поднимаемся домой. Ложимся в кровать, Кира начинает засыпать.
— Снотворное?
— Угу. Феназепам.
— Я пойду.
— Не надо. Ложись. Завтра я тебя поздравлю, — тихо отвечает, растягивая слова.
— Пара минут.
За окном светает. Выхожу на балкон покурить.
Тревожно. Кончики пальцев холодеют — верный признак напряжения и необходимости что-то решить. Решить прямо сейчас. Потому что завтра все вновь станет слишком буднично, а мысли о чем-то большем останутся блеклым воспоминанием.
Подхожу к кровати, глажу девочку по голове. Спит. Оставаться страшно. Потерять ее страшно. Можно выбросить гормональные и забыть про резинки. Пробовать и пытаться. Дожить до тридцати четырех, потерять все шансы и привыкнуть засыпать на барной стойке. Или убеждать, лечиться и готовиться. Планировать и получить. Но это будет уже неслучайно. Спокойной ночи, Кира, и спасибо за все. Я пойду, поиграю еще немного.
Москва, декабрь 2017
Марат Шакиров — родился в Казани, окончил бакалавриат факультета финансов КГУ (Казань); магистратура факультета политологии НИУ-ВШЭ (Москва). Участник семинара молодых писателей Союза писателей Москвы (2016), Семинара молодых писателей Союза писателей России (2019). Рассказы опубликованы в интернет-журнале «Кольцо А» Союза писателей Москвы.