Мираж в окне поезда

Рассказ

(Перевод с казахского языка)

Я дёрнулся, будто поскользнувшись. Проснулся, пытаясь удержаться за что-то. Я видел дивный сон, но как только пришел в себя, все образы тут же изчезли из памяти. Забыл всё, без остатка. Протирая глаза, я не мог понять, где нахожусь. Всё вокруг было знакомо, но в то же время дико чужим. Неоконченный сон, наверное, тем и хорош, что, проснувшись, ничего не можешь сообразить и сложить воедино. Тем не менее, начав приходить в себя, я понял, что сижу в поезде. В вагоне людей было немного, все до единого молчали, как если бы сговорились. Безучастные, уставшие от долгой поездки, мужчины и женщины, старики и дети, – все с пустым взглядом качались, вторя составу.

Я не мог вспомнить, как я сел в поезд и куда он движется. Казалось, что в нём же родился и вырос. В надежде вспомнить хоть что-то, я начал воображать, но тут же в голове всё начало сжиматься и нестерпимо гудеть. Как будто тысяча гвоздей пронзала мой череп. От боли я еле вдохнул, не понимая, что произошло. Я в полном ступоре вытирал пот со лба.

Казалось, будто чужие силы запрещали мне думать, будто я никогда ни о чём не думал с рождения. Никаких воспоминаний у меня не было.

Протирая сонные глаза, я вдруг заметил сидящую передо мной девушку. В её лице, в ледяном взгляде не было признаков жизни. Внезапный холод волной прошёлся по моему телу, и я ещё раз оглядел поезд. Было непонятно – это сумерки, или такое освещение вагона: вокруг были различимы лишь оттенки серого. Одежда пассажиров была чёрного, серого и светло-серого цвета, одежда на мне была тоже серой.

В таком состоянии я вряд ли смогу разгадать тайну этого поезда. Кстати, а какие еще бывают цвета? Но опять пустота, приводящая к невыносимой головной боли. Лучше ни о чём не думать – любая мысль приводит к боли.

Я всё больше и больше убеждался, что никогда ни о чём не думал: итог какой-либо мысли был для меня несущественным. Хотя я только недавно проснулся и, скорее, поэтому веду себя странно.

Но всё же нужно хоть что-то понять. Нельзя так бессильно оседать в этой глухой тишине, надо обязательно расспросить хотя бы одного из пассажиров. Откуда и куда едет этот поезд? И как?.. Ведь я?.. Как же так? Неужели я даже имени своего тоже не помню? Не зная, что ищу, я начал проверять свои карманы. Что-то всё-таки есть. В правом внутреннем кармане пиджака я нашёл листок бумаги и, раскрыв его, начал жадно читать. Кажется, документ… и фотография тоже моя. В груди начало теплеть. Моё имя – Ерген, фамилия – Ерген. В груди опять похолодело. Если моё имя Ерген, почему фамилия – тоже Ерген? Об имени своего отца я даже не стал думать: всё равно не вспомню. Из всего этого следует, что я… сирота?! По-другому это никак не объяснить. Но это хоть что-то, остальное ещё предстоит выяснить…

– Извините, пожалуйста, - обратился я шёпотом к сидящей рядом девушке. Голос прозвучал прерывисто, как после долгого молчания. Язык во рту казался тяжёлым, а губы дрожали, отказываясь подчиняться. Девушка не отозвалась, продолжая без движений смотреть на стол. Даже если она меня слышала, то вряд ли бы заговорила со мной. Я решил спросить прямо:

– Извините, вы не знаете, куда едет этот поезд? Я…

Я не смог закончить своё предложение. Голос был слабым, и я со стыдом замолчал. Но девушка продолжала неподвижно смотреть перед собой. Я вытянулся и посмотрел на дедушку, сидевшего на другой стороне вагона, но его взгляд так же не отрывался от спинки сиденья.

– Дедушка, извините… – сказал я всё-таки. – Извините… я хотел у вас кое-что спросить…

Никакой реакции. Я подумал: не мертвец ли он? Может, я сижу среди призраков? Почему никто не двигается? От страха я покрылся холодным потом. А почему я оказался среди таких людей? Неужели и я тоже – умер? Нет, нет, нет, я не мертвец. Такого не может быть. Вряд ли мертвецы выглядят вот так, и зачем им садиться в поезд. А может… может быть, так: нас перевозят в другой мир? Но почему именно поездом? Голова опять начала болеть. Я испугался. Немного подождав, я поднялся и потянулся к бело-серым рукам девушки, сидевшей передо мной.

Она со странным спокойствием подняла голову, когда я прикоснулся к ней, и как только наши взгляды встретились, холод пробежал по моей спине, и в ужасе я отпрянул на своё место. Не глаза, а глубокие, навивающие страх дыры. Я не мог двинуться, пока она не моргая смотрела на меня.

– Простите… ммм… за беспокойство… извините… но что с вами? Я…

Мой прерывистый голос не значил для неё ничего. Она так и продолжала сидеть, уставившись на меня. В этот момент, щёлкнув, открылась дверь вагона, и тут же послышался голос. Было понятно, что это проводник, но то, что он сказал, поразило меня. Услышав его, девушка отвела от меня взгляд.

– Время смотреть в окно!

Не успел я удивиться, как моя шея начала поворачивать мою голову в сторону окна. Оказалось, я ни разу не посмотрел в окно с тех пор, как проснулся. Бескрайний вид в окне был окутан тяжёлым туманом. Солнца не было видно, лишь те же серые тона, но подсказывающие, что сейчас день. Я увидел только стебли травы, торчащие из снега, больше ничего не было видно из-за тумана. А что если это и есть ад, а что если это один из его кругов?! Что бы это ни было, это место было окутано пустотой и страхом. Успокаивало лишь то, что окна были крепкими.

– Та-а-а-к... время вышло.

Моя голова повернулась обратно, хоть я силился её удержать. Моё тело на какой-то момент оказалось мне неподвластно. Мне хотелось расспросить этот голос, узнать ответы. Я еле как поднялся с места и повернулся к проводнику. Он меня заметил и вопросительно посмотрел.

– Прошу прошения, а откуда идёт этот поезд? Куда мы едем? Я не могу ничего понять.

– Товарищ, значит, вы не верите? – сказал он, одновременно надевая каску. Он был одет безукоризненно чисто и опрятно. Я заметил, насколько сильно отличается его форма от обычной повседневной одежды.

– Потерпите, мы с вами едем в прекрасное место. Все люди, которые здесь, оставили своих близких и отправились туда. Все наши дома разрушены – произошло страшное событие. Пережитое так сильно на вас повлияло, что вы многое забыли. В первую очередь вам сейчас нужно отдыхать, и ваша память, и прежнее сознание постепенно вернутся к вам. Это всё из-за трагедии. Честно говоря, мы жили в этом ужасе тысячелетиями. Оставшихся там ждут лишь несчастье и смерть. А нас теперь ждёт несравненный край, но даже если дорога будет долгой и сложной, мы будем держаться вместе, и все вместе достигнем вечного счастья. Этот поезд предназначен, чтобы спасти вас. Поверьте нам.

– Понял, – сказал я, губы мои дрожали.

Я обратно сел в своё кресло. Вытер пот, попадавший мне в глаза. Все слова, кроме «страшного события», пропали из памяти, и какое-то непонятное препятствие не давало думать…

«Напоминает Ноев ковчег», – лишь подумал я.

– Время ходить в туалет! – резко прозвучал голос.

У меня не было особой надобности облегчиться, но опять же тело само взяло надо мной контроль, и я встал в проход в ряд с другими пассажирами. Сзади меня встала девушка, сидевшая напротив, а спереди – молчаливый старик. Я заметил, что и они двигаются не по своей воле, но ни один из них не выражает сопротивления. И я подчинился своему телу и, поникший, стоял в длинной очереди, подумав, что всё происходящее – в порядке вещей.

Время тянулось невыносимо медленно до того момента, когда я зашёл-таки в уборную. Сначала я взглянул на себя в зеркало – бледное лицо, чёрные волосы, глаза точь-в-точь как у той девушки. Нет никаких сомнений, что и я тоже мертвец. Но всё же это было немыслимо, меня охватила беспомощность. Я хотел плакать, но лицо скривилось и выдало непонятную гримасу. Тут же мне стало жутко смешно от себя такого. Мне хотелось хохотать. Но рот опять же, искривившись, выдавил противный, жуткий звук.

Для меня было всё очевиднее, что я ничем не отличаюсь от остальных пассажиров, и вряд ли из них кто-то был особенным. А если это так, то зачем пытаться что-то делать или говорить? Как бы моё сердце ни билось тревожно, было ясно, что ничего поделать с этим я не могу. Мы покинули бренный мир, и этот поезд мертвецов едет в мир грёз. Без сомнений, именно это имел ввиду проводник.

После того как все пассажиры расселись по своим местам, вагон опять охватила мёртвая тишина, лишь звук колёс осмеливался нарушать её. Постепенно с этой тишиной сливался и я – сердце билось всё реже. И всё начало казаться естественным, непринужденным, и стало проще с этим смириться.

Внезапно опять из громкоговорителя зазвучал голос проводника, я поднял голову.

– Время принимать пищу!

С конца вагона начали раздавать еду. Тучная русская женщина с отдышкой не спеша ставила еду перед пассажирами. Я потел, не переставая. Пот струился по всему телу, несмотря на то, что я то и дело вытирал его. Я не осмелился заговорить с тучной женщиной, которая выглядела к тому же ещё более отрешённой, чем мы. Хоть я и не был голоден, подвинул к себе поднос и начал пробовать. Суп, хлеб, салат, – всё было одинаково безвкусным. Может, даже безвкуснее, чем вода. Видимо, тут, как и с цветами, нужно перестать ожидать какого-то разнообразия.

После еды захотелось пить, и я, глядя на пустой стакан, не заметил, как уснул.

Наверное, ад и есть отсутствие цветов и вкуса, и в таком однотонном, безвкусном мире, пожалуй, живётся сложнее, чем в мучениях быта. Хотя, может, я не прав, и со временем привыкну, и найду удовольствие в этом мире тоже. Может, даже само понятие удовольствия со временем потеряет смысл. Часто хватает трёх дней, чтобы привыкнуть к чему-либо. Значит, и мне придётся привыкнуть. Не-е-е-т, а что если – это рай? Вед в раю нет страданий или чрезмерной радости, и можно ни о чём не думать. И не говорится ли, что Господь забирает память у входящих в рай? А тем, кто входит в ад, он дарует ум и мудрость, чтобы они страдали под гнётом своих совершённых грехов. Кажется, я и вправду умер, и действительно на пути в рай.

– Извините, можно мне выпить ещё воды, пожалуйста? – тихо обратился я к проходившему мимо проводнику. Он резко остановился и крикнул:

– Выпейте воды!

Из-за меня всему вагону пришлось выпить ещё воды. «Мы будем держаться вместе!» – вспомнил я слова того проводника. Злясь на себя, я опять встал в очередь. Но не успели все выстроиться, как раздался пронзительный звук, в глазах потемнело, а дальше я уже ничего не помнил…

Я очнулся в своём кресле. Не поняв, что произошло, я с тревогой оглядел вагон. Тот же самый вагон, хотя... Синий, красный, жёлтый… Вагон пылал всей палитрой цветов, а люди вокруг меня то и дело болтали как ни в чём не бывало. Передо мной опять же сидела девушка, очень похожая на прежнюю, но теперь в ней была жизнь. Я поднял голову и с готовностью повернул в сторону окна. Фуф… Теперь ясно, что всё было сном. Бывают же такие страшные сны!

Теперь даже тяжело вспоминать об этом. Вот я проснулся, всё хорошо, я с лёгкостью смотрю в окно: на небе – облака; бескрайняя, глухая степь, как будто море устало бушевать волнами и решило замереть; трава сгибалась, давая понять, что есть ветер, даже не ветер, а будто невидимый великан гладит землю.

– Как же так, ведь могло бы быть, что тот сон – вовсе не был сном. Невероятно даже, что я сам начал оправдывать происходящее там, относя всё к аду и раю. Жалкое подобие мнимой свободы.

Я понял, что сильно измотан, все мышцы затекли, но тем не менее вид в окне бодрил. Через какое-то время я начал понимать… что-то всё-таки не сходится. Куда едет этот поезд? Как я тут очутился? Что вообще я тут делаю? Имя?.. Фамилия?.. Опять всё те же вопросы.

Я начал отчаянно рыться в карманах. В груди появилось знакомое чувство из сна, который мог быть вовсе не сном. Страх, тянувший обратно в мир мёртвых. И внутренний голос, призывающий вернуть потерянного во сне себя: «Уйти оттуда не так просто, покинуть то место можно, лишь оставив там часть себя».

Рука нащупала что-то в кармане. Как в тот раз. Вытащив, я увидел, что это документ, в нём было чётко написано: «Ерген ЕРГЕН»…

Сколько бы ни искал я, но не смог найти билет на поезд. Видимо, потерял, или лежит где-то вместе с остальными вещами. Видя, как я суечусь, девушка, сидевшая напротив, вдруг заговорила:

– Вы что-то потеряли?

– Да, билет.

Когда она усмехнулась, я понял, что мне не стоило так волноваться из-за билета.

– Их же собрали у всех пассажиров. А что, они так важны для вас?

Чёртов сон, всё из-за него. Я немного успокоился. Захотелось спросить у неё что-нибудь ещё. Но внезапная потеря памяти скорее была симптомом какой-то болезни. А в том, что я болен, у меня уже не оставалось никаких сомнений.

– Девушка, я задремал и теперь, к сожалению, не могу вспомнить, откуда и куда еду. Видимо, я нездоров и поэтому так странно себя веду, – сказал я, тут же пожалев, что выразился именно так.

Её голос прозвучал спокойно:

– А-а-а, ну понятно. Тогда вам просто нужно подойти к проводнику и попросить у него ваш билет.

– Ах да, точно, большое спасибо.

Стоило ли так изводиться, чтобы заставлять эту девушку отвечать на такой глупый вопрос?

У меня не было желания искать по вагонам проводника, будет лучше, если я спрошу у него, когда он сам будет проходить мимо. Но нет гарантий, что проводник не посчитает меня сумасшедшим. Убедить в обратном даже эту девушку представлялось мне невыносимым. Чёрт, повезло же человеку сойти с ума в такой момент. Кто же заговорит теперь с таким полоумным?

Как и ожидалось, через некоторое время в вагон зашёл проводник поезда. Он не мог показать мне мой билет, потому что с собой его у него не было, но согласился принести, как только вернётся в своё купе.

Вскоре поезд начал замедлять движение, вагон качался всё реже и реже. Тут же захотелось выйти, в прохладу с лёгким ветерком, и беспечно закурить. Нужно успеть сойти с поезда. Как раз представится возможность расспросить, куда всё-таки он едет.

Заметив замедление состава, некоторые пассажиры начали спешно собираться. Поезд наконец остановился, издав протяжный вздох. Я выпрыгнул из вагона и, отойдя в сторону, закурил. Расслабляющее действие от мягкого дыма не заставило себя ждать. Но я не заметил, чтобы кто-то ещё, кроме меня, тоже курил: уставшие и хмурые, все двигались в спешке, незаметно пропадая друг за другом. Сам я тоже будто находился, если не внутри сна, но вряд ли наяву.

Когда я проснулся, погода изменилась. В вышине был виден лишь круг от солнца, а облака простирались до горизонта. Не холодно и не тепло. Погода хмурилась.

На станции сошли несколько пассажиров, на их места сели другие. Рядом с девушкой теперь сидел старик, а рядом со мной уселась молодая девушка кавказской внешности. Лично я не могу толком различить армян от грузин и всех остальных друг от друга.

Поезд успел тронуться, пока я рассматривал новых пассажиров. Как бы я ни устал, теперь не стоит и надеяться на сон, когда рядом сидит человек. Придётся сидеть с затекшей шеей, держать голову прямо, чтобы не уронить её на чьё-то плечо.

– Здравствуйте, аксакал, ассалаумагалейкум, доброго всем пути! –поздоровался я со всеми и сел на своё место.

Старик еле заметно шевельнул губами, а кавказская девушка даже не обратила внимания: она держалась гордо и отстранённо, из-за этого я почувствовал свою нелепость и тут же разозлился на себя. Я посмотрел на девушку напротив, она тоже украдкой посмотрела на меня, взглядом указала на новую пассажирку рядом со мной, я закатила глаза и, пожав плечами, едва заметно улыбнулся. Девушка вернулась к чтению книги, было понятно, что моя соседка ей не по душе. А мне до неё не было дела, лишь бы была тишина.

Поезд ехал, и я чаще начал замечать за окном разрушенные дома и заброшенную местность. Как будто эти места пережили что-то жуткое, иначе как объяснить это безлюдье? В некоторых местах одиноко торчали высокие здания, непонятно для чего служившие при жизни. Смотря в окно, я без конца удивлялся увиденному и лишь гадал о случившемся.

– Ведь жили же неплохо, если сейчас подумать. Во всех этих местах кипела жизнь. Вот были времена, – начал было вдруг старик, – казалось, он хотел поговорить, – но тут же осёкся и замолчал.

Видимо, он понял, что мы всё равно не сможем представить былое величие этих мест. Стариков не стоить винить, ведь они прожили те самые времена, и им казалось, что это лучшие годы их жизни. А нам лишь остаётся гадать и больше сомневаться, чем верить. Даже если стариков никто не винил в былом, они как будто сами не могли простить себе свою потерю. Во всех этих местах жили люди, но что-то произошло, и теперь всё, как после войны, идёт прахом.

– В одном селе есть одна старушка, потерявшая рассудок. У неё никого нет, и никто не знает, кто она и откуда пришла. Но что удивительно: она могла рассказать о прежних жителях всех заброшенных домов. Она подходила к разрушенному дому и называла поимённо прежних хозяев. Мне кажется, последней в том селе она и осталась. А у этих мест совсем никого не осталось, – продолжил старик. Девушка напротив внимательно его слушала. Я представил себе худую старуху в лохмотьях, похожую на ведьму, но вскоре этот образ исчез – я слушал старика рассеянно.

Моё состояние начало ухудшаться. Голова не переставая болела, и я решил, что мне лучше поискать место в купе, где следует лечь спать, а то я словно неделю еду в этом поезде… Сначала надо найти проводника и выпросить у него мой билет, а после решить вопрос с местом в купе – это несложно будет устроить, если предложить немного денег.

Старик пересказывал свою историю на русском кавказской девушке. Он рассказывал ей всё с видимым наслаждением, как будто это был его долг. Но старик, кажется, зря старался, потому что чем дольше длилась его история, тем больше девушка раздражалась, проявляя нежелание слушать. «Боже, почему она не села в самолёт?» – подумал я и встал с места.

Проводник, видимо, куда-то тропился, но узнав меня, сказал:

– А, это вы. Пойдёмте, – и поманил за собой. Я еле волочился за ним с затекшими ногами, как он вдруг пропал из виду и тут же появился с какой-то бумажкой, спросив мою фамилию.

– Ерген, вы сходите на следующей станции, готовьтесь, поезд вот-вот остановится, - сказал он и ушёл.

Я не смог разглядеть свой билет как следует, буквы и цифры, как муравьи, разбегались по листку. Ладно, у меня уже мало времени для раздумий, главное – выйти на своей станции, а там будет видно. Я вернулся на своё место и начал собирать свои вещи.

– Уже выходите? – спросил глядевший в упор на меня старик.

– Да, а вы сами докуда едете? – спросил я в спешке.

– А ты сам вообще знаешь, куда едет этот поезд? – ответил он как бы в шутку.

Этот ответ меня не обрадовал. Я глупо пожал плечами, чувствуя на себе взгляд старика. Откуда мне знать, куда едет этот поезд, если даже не знаю, откуда он вообще ехал.

– Мы с дочуркой сходим на последней станций, – сказал старик, указав на кавказскую девушку. – А она, интересно, куда едет? – посмотрел он на сидевшую напротив меня девушку, и тут же она тоже начала собираться.

– На следующей, так же, как этот господин, – ответила она.

Поезд остановился; сойдя, я сразу же закурил.

Девушка, вышедшая вместе со мной, тихо стояла на сторонке, кажется, ждала кого-то. Видимо, из-за свежего воздуха её лицо преобразилось и посветлело. Я посмотрел на окно поезда и увидел старика и кавказскую девушку. Старик смеялся, а девушка смотрела пустыми глазами. Я подумал: «Куда всё-таки идёт этот поезд? Казалось, он никогда не остановится, пока не выйдет из строя. Где же последняя станция, и куда едут все эти люди?»

Поезд медленно тронулся. Все, кто сидел у окна, уставились на нас застывшими глазами. Меня вдруг обдало холодом, я оглянулся на девушку, которая с беспечной улыбкой смотрела на прохожих. Она не замечала, как те, в поезде, смотрели на нас. Я даже спиной чувствовал их взгляды, как если бы кто-то глядел из преисподней. И отчего они все так смотрят? Какой ледяной у всех взгляд.

Прозвучал затяжной гудок, и наш вагон начал удаляться, а конца состава ещё не было видно.

– Куда же мне теперь идти? Зачем я вообще сюда пришёл? – мучительные вопросы вонзались в мой мозг.

Хоть бы кто-нибудь пришёл, хоть кто-то.

Я опять закурил, поезд удалялся, оставляя меня со странным чувством потери. Я оставил в том поезде что-то важное, что-то ценное. Может… может… Если я сильно зажмурюсь, а потом открою глаза, то опять проснусь в поезде. Неужели я вышел с того поезда и приехал, куда мне надо? На вокзале людей становилось всё меньше, девушка временами посматривала в мою сторону. Я представил, что я всё еще во сне. Но от усталости это было наименьшим, чего я желал. Лучше мне поверить, что это явь, ведь не бывает, чтобы человек видел такие сны. Мне надо в больницу. Да, отсюда мне сначала следует пойти в больницу. Но где это «отсюда»?

– Ладно, прощайте, мне пора, – вдруг сказал я девушке, она, улыбнувшись, кивнула в ответ.

Бывает же такая странная чувствительность у людей: я опять почувствовал за спиной её взгляд. Тот же взгляд, который был у пассажиров поезда. От колкого ощущения я всё же повернулся. Я не ошибся – она так же смотрела на меня, со странной улыбкой, как те, в окне вагона. Жуткий взгляд, который не поддаётся объяснению. Я вздрогнул и словно окаменел, казалось, по телу поползли сотни сороконожек. Я не мог двигаться, но тут как будто меня тронули за плечо. Я вздрогнул… опять проснулся, опять очнулся ото сна. Меня будила незнакомая бабушка.

– Я вас не испугала? Вы вспотели и сильно беспокоились. Показалось, что вам сняться кошмары, и я решила вас разбудить. Как вы себя чувствуете? Может, у вас был сонный паралич?

– Спасибо, бабушка.

Бабушка, услышав мой ответ, тут же сильно расстроилась. Я тоже почувствовал себя неловко.

– Извините, бабушка, что-то случилось?

– Сумасшедший! – сказала она и села обратно. Я, не поняв, что произошло, даже успел немного обидеться: человек только проснулся от тяжёлого сна, а она говорит такое. Я бурчал, еле шевеля губами, но мне как-то странно и тяжело было дышать в это время. В горле пересохло. Наверняка пройдёт, если выпить немного тёплой воды. Как бы ни было тяжело просыпаться, тишина меня взбодрила. Значит, всё опять было сном…

Поезд, стуча, медленно двигался вперёд. В вагоне было мало людей. Возле и напротив меня не было никого. Бабушка в сторонке смотрела в окно. Она, заметив мой взгляд, чуть повернув голову, улыбнулась в ответ. Улыбка как будто выражала жалость.

За окном простиралась степь. Стекло отражало моё лицо, в которое я долгое время не всматривался. Но… ведь это не моё отражение… Седые волосы, худая челюсть, разрезанное морщинами лицо, почти безжизненные глаза. Теперь было понятно, отчего эта особа оскорбилась на мои слова: как может такой старик, как я, обозвать её старушкой? Сердце нестерпимо сжалось, и я с трудом улыбнулся. За окном волнующе звала степь, и ей я тоже улыбнулся.

Сложно было представить, что поезд едет по степи, а не по её краю: она казалась такой далёкой, но в то же время такой близкой, её невозможно было охватить даже взглядом. Казалось, что состав идёт по кругу, а в центре – та самая степь. Остаётся лишь смотреть и смотреть, не замечая себя в отражении.

Мне ничего не хотелось делать. Кто я? Откуда и куда я еду? Эти вопросы перестали волновать, но всё ещё крутились в голове, не желая терять связь с прошлым. А что если всё это опять сон? Не хотелось верить, что сон полностью покинул меня. Без сомнений, я мог бы ещё раз проснуться. Может, он никогда меня теперь не покинет.

Я где-то слышал, что когда человек засыпает, время во сне длится около десяти секунд. Поучается, я всё ещё не пережил эти секунды. Ещё говорят, что сны связаны с прошлым человека. Но как именно всё это связано со мной? Я всё жду, что опять проснусь, и мы, наконец, приедем туда, где не будет этой степи. Я посмотрел на своё отражение и хотел потрогать его сухими, как ветки, руками. Может, когда я проснусь в следующий раз, то буду на пороге смерти.

Поезд медленно двигался, качаясь и пыхтя. Небо казалось близко, а степь была безжизненна. Неужели у неё нет прошлого? А может, и она не может проснуться от долгого сна? Но вряд ли сну под силу такая мощь, он может осилить только таких слабых, как я. А что если он всё-таки изменится и, как все мучительные сны, и этот вид канет в небытие?

Мои вопросы наконец закончились. Я больше ничего не хотел, был безучастен ко всему и также готов ко всему. Так, всматриваясь в окно, я буду ожидать всего.

Поезд, так же качаясь, неустанно двигался вперёд.

Перевел Айжарык Султанкожа – поэт, переводчик, окончил университет Сулеймана Демиреля, автор поэтического сборника «Телеграмма қабылдап алыңызшы».