Альмира Исмаилова

263

Алия

Пьеса

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Нурмухамбет, 45 лет, отец Алии

Маржан, 37 лет, мать Алии

Алия в разных возрастах (от 7 до 19 лет)

Багдат (Бако, Баконя) , 1,5-2 года, братишка Алии

Сапура, тётя, одногодка Алии

Мать 1

Мать 2

Мать 3

Сторож на картофельном поле

Абубакир Молдагулов, 40 лет, дядя Алии

Сан, 42 года, тетя Алии, жена Абубакира

Катя, детдомовская подруга Алии

Николай Матвеевич Уральский, комбриг

Моисеев, командир батальона

Надежда Матвеева, 20 лет, боевая подруга Алии

Зинаида Попова, 19 лет, боевая подруга Алии

Жако, парень 18 лет, артиллерист

Даке, мужчина 50 лет, минометчик

Аян, парень 20 лет, артиллерист, знакомый из Артека

I акт

Потеря скота

1930 год. Семья Алии пешком возвращается от родственников из другого аула.

НУРМУХАМБЕТ. Вот продадим баранов, поеду на базар. Куплю там маме платье красивое, Баконе капет1 возьму. Ылияш, дочка, а ты чего хочешь?

АЛИЯ. Мне бы портфель, как у нашего соседа Сико. Сико с пустым портфелем ходит, лишь бы похвастаться, а мне для дела нужен. Я буду в нем «Букварь» носить.

НУРМУХАМБЕТ. Будет тебе портфель, только лучше, чем у Сико. У Сико старый, потрепанный. А мы тебе купим новый, блестящий. Сикош умрет от зависти.

МАРЖАН. Как быстро время бежит. Выросла моя девочка, скоро в школу пойдет. И пальто бы надо, и валенки. Сколько нужно продать баранов…

НУРМУХАМБЕТ. Не бойся, жаным2. Наши ярочки вес набрали, на базаре много за них дадут.

Семья приближается к аулу. Подозрительно тихо. Нурмухамбет бросается к загонам. Они открыты, скота нет. На кереге3 юрты развевается кусок красной ткани. У юрты разбросана домашняя утварь. Маржан отдает Багдата Алие на руки и начинает собирать вещи.

МАРЖАН. Алия, возьми брата и иди к тете. Я потом за вами приду.

Нурмухамбет стоит растерянный, пытается помочь, берет в руки большой казан, но случайно роняет его, казан раскалывается напополам. Нурмухамбет опускается на землю. Маржан садится на колени рядом с ним, обнимает его.

НУРМУХАМБЕТ. Маржан, за что нам такое наказание?! Пусть я имею немного больше скота, чем другие аульчане, но я же руки в кровь стираю, чтобы прокормиться. Почему столько зависти в людях! Ведь кто-то из них настучал, никто не признается, за подачку от новой власти родного брата продадут. Как же я ненавижу их, Маржан! Нам надо уехать отсюда, подальше, в город.

МАРЖАН. Что мы там будем делать, в городе твоем?

НУРМУХАМБЕТ. Там дядька мой живет. У него времянка есть, там поживем первое время, я найду работу, там Алия сможет в школу ходить.

МАРЖАН. Ага, и у чекистов под боком?

НУРМУХАМБЕТ. Нечего нам здесь делать. Маржан, только не плачь! Мы выберемся, выберемся…

Маржан берет казан и соединяет расколовшиеся половины.

МАРЖАН. Выберемся.

Голод

Вечер. Землянка в Актобе, посередине стоит печь, Алия с братишкой у печки играют в альчики. Алия выстраивает из альчиков башню. Мама прядет ручным веретеном.

АЛИЯ (подкидывает один асык, держа другие в руке). Бако, смотри, смотри, сейчас поймаю. Оп, оп! Получилось! А теперь спорим – с четырьмя получится! Опа! Бако, если ты будешь плакать, я не словлю. Мам, он, кажется, кушать хочет. Он асыки в рот тащит.

МАРЖАН. Грудь пустая совсем, не наполняется. Ылияш, там чаю немного оставалось, давай заварим. Может, молоко прибавится.

Входит отец. Вид у него потерянный. Он зовет к себе Багдата и берет его на руки.

НУРМУХАМБЕТ. Бако, иди сюда. Вот, молодец.

МАРЖАН. Ты что-то поздно.

НУРМУХАМБЕТ (не отвечая). Ты же у меня будущий батыр4. А знаешь, какой будущий батыр? Он храбрый и сильный. И еще он не плачет.

МАРЖАН. Удалось браслет обменять?

Нурмухамбет отрицательно машет головой. Маржан забирает ребенка у мужа, прикладывает к груди и начинает тихо петь колыбельную. Нурмухамбет снимает рубаху, на теле видны следы от побоев, прислоняется спиной к печи, закрывает глаза, у него вид очень уставшего человека.

МАРЖАН. За что они тебя так? Да чтоб им пусто было!

НУРМУХАМБЕТ. Они забрали браслет. На базаре за него дали бы один табак5 мяса. Я говорил, что это приданое, обычай такой. Они не стали меня слушать. Говорят, кулак я, говорят, браслет теперь общественное имущество.

МАРЖАН. Браслет этот мне от моей прабабушки перешел. На нем еще узор был такой затейливый – таких сейчас не делают.

НУРМУХАМБЕТ. Говорили, что я лодырь, сбежал из своего колхоза, значит что-то со мной нечисто.

МАРЖАН. Это последнее, что осталось от приданого. Больше нет ничего. Ты говорил, что в городе у нас все наладится, но здесь еще хуже. Что ждет Алию, что ждет нашего мальчика…

НУРМУХАМБЕТ. Я заработаю, завтра пойду на поле собирать картошку.

МАРЖАН. Тебя не возьмут. Ты же уже ходил.

НУРМУХАМБЕТ. Дядька поможет, обещал поговорить с председателем.

Маржан укрывает уснувшего Багдата, встает, наливает чай мужу.

МАРЖАН. Чай попей. Завтра что-нибудь придумаем.

Алия не может уснуть, садится рядом с отцом.

АЛИЯ. Коке6, ты сказал, что Бако может стать батыром. А я могу стать? Бывают батыры-девушки?

НУРМУХАМБЕТ. Была такая богатырша Гаухар. Она защищала родную землю от джунгар. И ничем не уступала на поле боя брату батыру Малайсары и мужу Каракерей Кабанбаю. Гаухар сражалась с врагами наравне с мужчинами.

АЛИЯ. Я тоже вчера с мальчиком подралась. Ребята соседские собаку в санки запрягли и катались на ней, а чтобы она быстрей бежала, камчой ее стегали. Собака скулила, я вышла и палкой самого главного по спине, аж палка сломалась.

НУРМУХАМБЕТ. Ты правильно сделала, Ылияш. Как настоящий батыр. Но когда противник превосходит тебя силой, действуй смекалкой. Вот Гаухар батыр как-то пригнала на поле боя стадо диких верблюдов. Все враги так и бросились врассыпную.

АЛИЯ. В следующий раз я на них Баконю напущу. Он кричит как дикий верблюжонок. Все мигом разбегутся.

НУРМУХАМБЕТ. Ну против Бакони нет средств.

АЛИЯ. Коке, ты тоже можешь стать батыром.

НУРМУХАМБЕТ. Прошло мое время, Ылияш. А твое только начинается. Иди спать, дочка. И я скоро пойду.

МАРЖАН. Третий день есть нечего, один чай пьем, и тот закончился. Молоко не прибывает.

НУРМУХАМБЕТ. Маржан, я же сказал, завтра пойду к дядьке, буду просить любую работу.

МАРЖАН. Может, поедем к моим? Абубакир на железной дороге работает, он нам поможет.

НУРМУХАМБЕТ. Чтобы потом меня күшік күйеу 7 в округе называли? Нет, спасибо. Сами как-нибудь справимся.

МАРЖАН. Может, когда-нибудь и справимся, только сейчас-то что делать?

НУРМУХАМБЕТ. Это не твоя забота. Ложись спать.

Хор матерей

Ночь. Все спят. Маржан тихо одевается, берет мешок и выходит. Алия бесшумно выскальзывает вслед за ней. Маржан пробирается к колхозному полю. По дороге к ней присоединяются женщины из соседних домов. Алия идет следом чуть поодаль.

МАТЬ 1. Каждую ночь боюсь засыпать. Как только закрываю глаза, вижу глаза тех детей. До приезда сюда я работала нянечкой в детдоме. Двадцать ребятишек. Они погибали на глазах. Я приносила, что могла, но у меня у самой семеро по лавкам. Потом детдом и вовсе распустили, но дети там еще оставались, они уже не могли ходить. Я помню их лица. На них будто не было глаз, только пустые глазницы.

МАРЖАН. Когда маленькой была, отец в Самарканд по делам ездил. И привез мне оттуда халву. Я в первый раз такую диковинку видела. Ты ее кусаешь, а она мягкая, рассыпчатая, орешки внутри. Перекатываешь ее во рту долго, боишься проглотить, и так сладко, аж глаза зажмуриваешь. Я сейчас, когда Баконю к пустой груди прикладываю, ту халву вспоминаю. Я не знаю как, но молоко сразу появляется.

МАТЬ 2. На восемь ведер воды одно ведро муки. Атала называется. Нам эту похлебку в мечети раздавали. Еле подогретая вода с мукой тогда такой невкусной казалась. Душу сейчас за пиалу того варева отдала бы, сама бы все съела до последней капли и пиалу вылизала бы дочиста.

МАТЬ 3. Родичи ушли всем аулом в Китай. Ходили слухи – там хорошо принимают, не мешают жить. Правда, потом весточка пришла, что не все добрались. Бураны, холод… Замерзли малыши, не смогли вынести дальнюю дорогу. Мы тоже хотели, но побоялись.

Женщины идут по проселочной дороге и еле слышно напевают колыбельную.

Смерть Маржан на картофельном поле

Женщины собирают картошку в подолы, в мешки, в обрывки старых халатов. Вдруг в темноте раздается крик сторожа и звук свистка.

СТОРОЖ. Стоять! Стрелять буду!

Документальная справка (на экране или в записи)

В 1932-1934 годах согласно так называемому закону о пяти колосках за мелкие кражи колхозного зерна, картошки и других продуктов наказывали сроком до 10 лет, в некоторых случаях предусматривались конфискация имущества и расстрел.

Женщины бросаются врассыпную. Тяжелый мешок не дает Маржан бежать быстро, но вот она уже у ограды. Сторож делает предупредительный выстрел в небо. Второй раз стреляет наугад в темноту. Попадает в Маржан, она падает. Алия из-за ограды видит упавшую маму, зовет ее, ползет к ней, нащупывает тело, пытается тащить его к ограде. Рука Маржан крепко сжимает мешок. Алия отцепляет руку матери от мешка и продолжает ее тащить. Отяжелевшее тело едва поддается. Слышатся приближающиеся шаги сторожа. Женщины, услышавшие выстрел, начинают кричать. Алия сквозь слезы хватает пару выпавших из мешка картофелин и убегает.

Прощание с отцом

Жаркий, летний день, светит солнце. Алия с отцом пешком идут по проселочной дороге на станцию, где живет дядя Алии Абубакир. По дороге останавливаются у небольшой рощи, чтобы перекусить.

АЛИЯ (раскладывая еду). Коке, я оставила Баконе свою шапку. Помнишь, ты на охоте лису подстрелил, а мама из нее мне шапку сшила?

НУРМУХАМБЕТ. Помню, дочка.

АЛИЯ. Баконя плакал, когда я уходила. Я ему шапку подсунула, он думает, что это настоящая лиса. Мы его скоро заберем, да же, пап?

НУРМУХАМБЕТ. Да, заберем.

АЛИЯ. Я сон видела: мы с Баконей и мамой в речке купались. Мама его опустила в воду, а он как поплыл, сам…

НУРМУХАМБЕТ. Алия, хватит. Мамы нет, и Баконю мы не заберем.

АЛИЯ. Ты злой. Я не буду с тобой разговаривать.

НУРМУХАМБЕТ. Алия, ты должна стать взрослой, сейчас. Мне некогда с тобой возиться, и так голова кругом. Ты знаешь, куда мы идем?

АЛИЯ. Повидать дядю Абубакира.

НУРМУХАМБЕТ. Алия, куда мы идем?

АЛИЯ. Повидать дядю Абубакира, и тетю Сан, и малышей.

НУРМУХАМБЕТ. Алия, за мной следят, в любой момент схватят, я не могу один вас с Багдатом воспитывать. Ты останешься у дяди. Я не знаю, насколько.

АЛИЯ. Коке, я стану взрослой, я буду послушной, буду тебе помогать! Ты найдешь работу, мы заберем Баконю…

НУРМУХАМБЕТ. Мамы нет теперь с нами, Алия, не будет больше прежней жизни.

АЛИЯ. Это ты виноват, что мамы нет. Ты, ты, ты, ты!

НУРМУХАМБЕТ. Ылияш, да, я не уберег ее, прости меня, дочка. Не стало ее, и как будто меня не стало.

АЛИЯ. Ты же здесь.

НУРМУХАМБЕТ. Когда-нибудь ты все поймешь, Ылияш.

АЛИЯ. Почему мама умерла?

НУРМУХАМБЕТ. Она не умерла, ее убили.

АЛИЯ. За что?

НУРМУХАМБЕТ. Доедай, нам надо засветло успеть.

АЛИЯ. Не хочу, я не могу теперь картошку есть.

НУРМУХАМБЕТ. Ты должна меня понять, дочка. Я вас заберу, только не знаю когда.

Алия обнимает отца. Они берутся за руки и уходят.

Дядя Абубакир

Нурмухамбет и Абубакир стоят у ворот.

НУРМУХАМБЕТ. Хороший дом.

АБУБАКИР. Да, служебный, пока на станции работаю, могу здесь жить.

НУРМУХАМБЕТ. Есть закурить?

Абубакир протягивает Нурмухамбету табак, тот крутит самокрутку.

АБУБАКИР. Забирай, я бросить хочу, кашлять начал, Сан ругается. Как в ауле дела?

НУРМУХАМБЕТ. Да как там могут быть дела. Поставили юрты в три ряда, таблички с номерами прилепили – деревня готова. Скот по загонам, людей в поле загнали. Колхоз «Новоалексеевка» теперь называется. Скот в загонах дохнет, кормов не хватает, так они его на мясо. Уже половину скота вырезали.

АБУБАКИР. У нас тоже не лучше. Повезло, железка рядом, спасает.

НУРМУХАМБЕТ. Кому повезло, а кому хоть под железку ложись.

АБУБАКИР. Ты это брось, дети у тебя. Алия выросла совсем, девушка почти… Пошли в дом, Сан мясо поставила.

НУРМУХАМБЕТ. Кайнага8, я ведь не в гости пришел. (Нурмухамбет протягивает метрику Алии Абубакиру.) Мне не к кому больше обратиться. Я не хочу, чтобы на Алие было клеймо кулацкой дочери, ей этого не простят. Не будет ей со мной рядом житья. Меня через день на допросы таскают. Пусть носит фамилию своей матери.

АБУБАКИР (после паузы). Где ты похоронил Маржан?

НУРМУХАМБЕТ. В низовьях речки, рядом с аулом.

АБУБАКИР. Маржан любила воду, могла долго сидеть у речки, смотреть, как рыба плавает, как камыш шелестит, как чайки летают над водой. У нее там была своя жизнь.

НУРМУХАМБЕТ. Я никому не мог сообщить, они сказали: быстрей закапывай. Называли ее воровкой...

АБУБАКИР. Нехорошо, что не удалось похоронить по всем обычаям. Надо бы провести поминальный обед. Оставайся.

НУРМУХАМБЕТ. Мне пообещали работу пастухом, правда, далеко отсюда. Дня три-четыре пути. Ты только скажи, что Алию не бросишь.

АБУБАКИР. Алия нам не чужая. Тут не переживай.

НУРМУХАМБЕТ. Передавай домашним привет. Зайти не могу, сам понимаешь.

АБУБАКИР. Ну, бывай.

Нурмухамбет уходит, забыв мешочек с махоркой. Абубакир сворачивает самокрутку и закуривает, закашливается, бросает окурок, уходит.

Обретение друга

Комната саманного дома. Поздний вечер. Сапура завязывает Алие глаза шарфом, крутит ее и толкает.

САПУРА. Кот, кот, где ты стоишь?

АЛИЯ. Во дворе.

САПУРА. Что пьешь?

АЛИЯ. Квас.

САПУРА. Лови мышей, а не нас!

АЛИЯ. Сапура, а что такое квас?

САПУРА. А я откуда знаю, наверное, это так лягушки кричат: «Ква-аас!»

Алия бегает по комнате с закрытыми глазами, Сапура ее дразнит.

САПУРА. Холодно. Ква-а-а-ас! Тепло, тепло. Опять холодно.

В комнату входит Сан.

САН. Так, ложимся спать. Хватит бегать.

Дети укладываются спать. Сан садится у их кровати и напевает колыбельную, которую пела мама Алии. Алия закрывает уши руками, прижимает голову к коленкам и стонет. Сапура подбегает, хватает Алию в охапку.

САПУРА. Перестаньте, перестаньте, прекратите петь!

Затемнение.

Новая жизнь. Москва

Плацкартный вагон. Приглушенный свет. Дети спят. Абубакир с Алией склонились над букварем. Алия старательно читает по слогам.

АЛИЯ. Вэ, а – ва, гэ, о, эн – гон, вагон.

АБУБАКИР. Молодец, мы сейчас едем в вагоне. Несколько вагонов составляют поезд.

АЛИЯ. Эр, о – ро, дэ, и – ди, эн, а – на, родина. Как понять слово «родина»?

АБУБАКИР. Ну… Твой аул – это твоя родина.

АЛИЯ. Понятно, а этот город… Ну куда мы едем, он тоже будет моей родиной?

АБУБАКИР. Возможно, станет. Ты это сама почувствуешь, когда повзрослеешь. Родина – это не только место, где ты родился, но и город, где ты живешь, место, где тебе хорошо.

АЛИЯ. Мне хорошо там, где моя семья.

АБУБАКИР. Семь-я.

АЛИЯ. Семь-я…

АБУБАКИР. У тебя здорово получается. Я когда первый раз на железку пришел, ни слова по-русски не знал. Первое время стеснялся, потом как-то постепенно научился. И ты научишься, Ылияш.

АЛИЯ. Так папа меня в детстве называл…

АБУБАКИР. Имя у тебя красивое. А знаешь, как меня в детстве твоя мама дразнила? Абука. Я ужасно обижался. У Маржан был маленький осколок зеркала. Так она мне его подсунула как-то. И сама смеется. Я в него поглядел, а там красная рожа, с носа капельки пота бегут и щеки раздуваются. Настоящий бука-абука.

Смеются.

САН. Тише вы там! Ложитесь спать уже.

АБУБАКИР. Мы тихонько.(Шепотом.) Давай дальше читай.

АЛИЯ. У-ли-ца. Это слово я знаю. Мы в городе жили на улице Овражной. А какой у нас будет адрес в Ленинграде?

АБУБАКИР. Улица Слуцкая, дом 2. Дом с историей. Говорят, когда-то царь Петр I поселил в этом доме плотников, которые строили Ленинград. А родом они были со всей России.

АЛИЯ. Как думаете, ага9, они скучали по своим старым домам? Я бы скучала.

Новость о начале войны

ГОЛОС ЮРИЯ ЛЕВИТАНА. Внимание, говорит Москва. Передаем важное правительственное сообщение. Граждане и гражданки Советского Союза! Сегодня в 4 часа утра без всякого объявления войны германские вооруженные силы атаковали границы Советского Союза. Началась Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков. Наше дело правое, враг будет разбит. Победа будет за нами!

Прощание с семьей

На перроне стоят Алия и Сапура. Через открытое окно видно, как Сан укладывает вещи.

САПУРА. Заходить пора.

АЛИЯ. Скажи женеше10, я мигом, только Катьке письмо в ящик на вокзале опущу, не успела попрощаться.

САПУРА. Из Алма-Аты отправишь. Сейчас поезд без тебя уедет.

АЛИЯ. Да я быстро, туда-обратно.

На перроне появляется женщина с девушкой и маленькой девочкой.

ЖЕНЩИНА. Вот эту авоську вытащи из сумки, как сядете, там покушать, остальное на третью полку закинь. Не забудь перед сном таблетку Маше дать. Как же вы без меня? Девочки, вы с этого вагона? Присмотрите за моими, никогда не ездили так далеко.

АЛИЯ. А что же вы не вместе? Не пускают?

ЖЕНЩИНА. Эвакопункт билета не дал, на одного ребенка положен один сопровождающий, говорят.

САПУРА. Присмотрим, не беспокойтесь.

Девушка и девочка заходят в вагон, девочка выглядывает маму из окна.

АЛИЯ. У меня идея.

Алия подходит к женщине и отдает свой эвакуационный билет.

АЛИЯ. Возьмите билет.

ЖЕНЩИНА. А как же ты?

АЛИЯ. Я не еду. У меня на то свои причины. Берите.

ЖЕНЩИНА. Дай обниму тебя. Спасибо, деточка.

Женщина заходит в вагон.

САПУРА. Ты это давно решила, да? Могла бы и раньше мне сказать.

АЛИЯ. Я только сейчас, Сапура. Прости. Я Ленинград не могу бросить.

САПУРА. Ты станешь летчицей, как мы мечтали. Я узнавала: Московский авиационный эвакуируют в Алма-Ату, поступишь. Будешь защищать Ленинград с воздуха.

АЛИЯ. Сапура, помоги тете с малышами. Ей нелегко приходится.

САПУРА. Значит, не передумаешь. (Отдает Алие блокнот и карандаш.) Это для писем. Вот… И карандаш.

АЛИЯ. Сапура…

САПУРА. Пиши про все: про погоду на дворе, про людей рядом, как день проходит. Я всё-всё хочу знать.

Сан выходит из вагона.

САН. Алия, Сапура что случилось? Заходите скорее.

АЛИЯ. Тетя Сан, я не поеду.

САН. Ты это мне брось. А ну-ка, в поезд. Что значит «не поеду»?

АЛИЯ. Я остаюсь, я билет свой отдала.

САН. Мала ты еще решать. Кому она билет отдала, Сапура? Отвечай. Сейчас же заходи, Алия. Что я твоему дяде скажу? Я обещала, что я всех вас отсюда вывезу.

САПУРА. Дядя тут не поможет, вы Алию знаете.

САН. Мы же не куда-то едем. К себе домой едем.

АЛИЯ. Здесь теперь мой дом, тетя.

Молчание. Свисток. Звучит объявление о скором отправлении поезда.

АЛИЯ. Ну вот и всё… Сапура, ты мне пиши на адрес интерната, хорошо?

САПУРА. Я буду писать.

САН. Ласточка моя, береги себя, помни: ты не одна, мы твоя семья.

АЛИЯ. Я знаю, тетя. Дяде сама напишу, не бойтесь.

Сан обнимает Алию, идет в вагон.

АЛИЯ (обнимаются с Сапурой). Дышать тяжело. Когда мама умирала, так же было.

САПУРА. Дыши, дыши.

САН. Сапура, скорей!

АЛИЯ. Поезд трогается. Иди…

Поезд начинает движение. Сапура стоит в дверях вагона, плачет, дети выглядывают из окна. Алия смотрит вслед уходящему поезду.

Начинается авианалет.

Блокадный голод

Зима 1941 года. Блокадный Ленинград. Ночь. В детском доме №46 Алия и ее подруга Катя лежат в кроватях рядом друг с другом, их разделяет тумбочка.

КАТЯ. Ты спишь?

АЛИЯ. Не-а. Не спится.

КАТЯ. И мне. Кушать охота.

АЛИЯ. А ты подумай о чем-то вкусном. Представь, что уже поела.

КАТЯ. Я не знаю, что представлять.

АЛИЯ. Ну, давай я тебе расскажу. Я такой еды, как в Артеке, больше нигде не пробовала. Нам давали первое, второе, на третье – компот. А один раз принесли целую чашку вишни размером с грецкий орех.

КАТЯ. Да разве бывает такая вишня?

АЛИЯ. Там, в Артеке, всё бывает.

КАТЯ. А вы делали вкусную ложку? Ну это когда собираешь в одну ложку картошку, морковку, лук и капусту из борща, все по кусочку, и мясо, и хлебушек размякший туда же, а потом съедаешь в самом конце. Ух, вкуснотища...

АЛИЯ. Ну вот. Теперь и мне есть захотелось.

Алия нащупывает под подушкой кусок хлеба, оставшегося от дневной пайки, хочет положить в рот, но медлит.

КАТЯ. Жалко, нельзя на десять лет вперед наесться. Если б я знала, не воротила бы до войны нос от каши.

АЛИЯ. Помнишь, сказку про горшочек? Ему скажешь «вари», он и варит. Каша на улицу вываливалась, все ее ели, а она не заканчивалась.

КАТЯ. Не помню.

АЛИЯ. Ну, давай, поиграем. Скажи: «Горшочек, вари!» Только глаза закрыть еще надо.

КАТЯ. Закрыла. Горшочек, вари.

Алия достает кусок хлеба и кладет на тумбочку рядом.

АЛИЯ. Открывай. Катька, только не говори ничего, быстро съешь.

Катя отправляет кусок хлеба в рот, давится им, проглатывает. Встает с кровати, в валенках и варежках, неуклюже обнимает Алию, возвращается к себе. Алия берет с тумбочки графин с водой и полностью выпивает его.

Эвакуация

Документальная справка

В период блокады единственным средством сообщения Ленинграда с Большой землей была «Дорога жизни» – ледовая дорога через Ладогу, по которой в город доставлялось продовольствие и эвакуировались люди. С июня 1941-го по 1 апреля 1943 года осажденный город покинуло свыше 1,7 миллионов человек. Этой же дорогой был эвакуирован детский дом №46, в котором воспитывалась Алия.

Грузовик у детского дома №46, заканчивается погрузка детей. В кабину, куда посадили Алию и Катю, садится шофер лейтенант Буров. Алия держит голову Кати на коленях, гладит по волосам. Катя в бреду что-то бормочет.

ЛЕЙТЕНАНТ. Сказал же: тяжелых не повезу! Помрут по дороге, а я крайний.

АЛИЯ. Я без неё не поеду.

ЛЕЙТЕНАНТ (трогает лоб Кати). Горячий, ей бы в больничке отлежаться. Ладно, черт с вами, сидите уж.

Машина начинает движение.

ЛЕЙТЕНАНТ. Бедняги, натерпелись вы тут. Кожа да кости. На, держи горбушку.

АЛИЯ. Спасибо, дяденька.

ЛЕЙТЕНАНТ. Какой я тебе дяденька! Лейтенант Буров я.

АЛИЯ. Простите, дя… Ой, товарищ лейтенант. (Молчание.) Товарищ лейтенант, а машины часто под лед проваливаются?

ЛЕЙТЕНАНТ. В начале зимы частенько было. На свой страх и риск ехали. Сейчас получше, но иногда бывает. А чего спрашиваешь?

АЛИЯ. Так ведь из-за него Катька заболела. Ходили мы с ней на Неву за водой, она в полынью провалилась, еле вытянула оттуда. Третьи сутки температура не спадает. Не доверяю я вашей ледяной дороге.

ЛЕЙТЕНАНТ. А что поделать – другой нет. Ты не боись, девочка. Я довезу, в лучшем виде довезу. Только бы не бомбили сегодня. (Молчание.) Ты откуда родом? Родные есть?

АЛИЯ. Есть, только они далеко. Я теперь сама по себе.

ЛЕЙТЕНАНТ. Ишь, какая смелая – «сама по себе». Сколько тебе?

АЛИЯ. Я семилетку заканчиваю уже.

ЛЕЙТЕНАНТ. Ого, а на вид малёха. У меня у самого парнишка в шестой ходит, так он тебя вершка на четыре выше.

АЛИЯ. Я просто ростом не вышла.

ЛЕЙТЕНАНТ. Так, значит, заканчиваешь. Поступать будешь, небось?

АЛИЯ. Я на фронт собираюсь.

ЛЕЙТЕНАНТ. Вот дела. Кто ж тебя, такую кроху, пустит?

АЛИЯ. Пустят, раз решила, так и будет.

ЛЕЙТЕНАНТ. Смелая, значит. И в какие войска пойдешь?

АЛИЯ. Я не знаю еще, может, пулеметчицей стану, а может, снайпером.

ЛЕЙТЕНАНТ. Чтобы снайпером стать, глаз нужен верный. Говорят, в Москве снайперскую школу открыли, но девушек туда не берут.

АЛИЯ. А меня возьмут.

ЛЕЙТЕНАНТ. Как с фронтом получится, не знаю, но с таким характером не пропадешь. Уважаю.

Начинается авиабомбежка.

ЛЕЙТЕНАНТ. Налетели, коршуны! Просто так вам не дамся!

Снайперская школа

Письмо Сапуре

21.06.1943 г. Здравствуй милая Сапура!

Ты уже знаешь, что я учусь в снайперской школе, но пока мое письмо достигнет границ Казахстана, мы уже, вероятно, закончим учебу. В настоящее время мы находимся в лагерях и готовимся к зачетам. По окончании нам не придется, наверное, сразу поехать на фронт, хотя все с нетерпением рвемся. Вот уже несколько дней, как приезжает нам смена со всех концов Родины. Мне очень хочется, чтобы приехала хоть одна казахская девушка, ведь в наш набор ни одной, кроме меня.

Дорогая, писать еще о чем, не знаю. Вообще-то, писать много, если начать с того времени, как мы расстались, но на это у меня нет бумаги. Да! Сколько я пережила, да вообще все, если вспомнишь, то, кажется, не 18 лет, а целых полвека прожила.

Милая, кончаю писать! Привет от меня тете, Розочке, Ману, Сапару, ажеке и другим родным, милым людям! До свидания, родная сестра! Целую тебя, Лия!

II акт

Прибытие на фронт

Вечер. Алия, Зина и Надя прибывают в расположение, отчитываются о прибытии комбригу Уральскому.

НАДЯ. Встать! Смирно! Товарищ гвардии полковник, ефрейторы Надежда Матвеева, Зинаида Попова и Лия Молдагулова прибыли в ваше расположение. Докладывает ефрейтор Матвеева! (Протягивает документы.)

УРАЛЬСКИЙ. Вольно! Молодцы, что так скоро! Ждали вас! Ребята мои совсем измотались. Давайте знакомиться. Матвеева и Молдагулова, вы у нас из роты карандашиков?

НАДЯ. Так точно, товарищ гвардии полковник.

УРАЛЬСКИЙ. Малы шибко. Пойдете на первых порах на кухню, поварам помогать.

АЛИЯ. Я не для того училась, чтобы картошку чистить.

ЗИНА. Лия, молчи.

УРАЛЬСКИЙ. Дерзкая, значит. Наряд вне очереди за дерзость. Ничего, пару дней, и мы из вас спесь повыбиваем. Винтовки покажите.

Девушки по очереди показывают винтовки. Уральский достает белый платок, проводит им вдоль всей винтовки.

УРАЛЬСКИЙ. Ладно, как чистить вас научили. Будем учить, как на войне выживать.

АЛИЯ. Извините, товарищ гвардии полковник, я сгоряча.

УРАЛЬСКИЙ. Сгоряча действовать снайперу никак нельзя. Порой, чтобы фрица засечь, по тридцать часов без движения лежать приходится, ради одного единственного выстрела. А как у нас с вниманием? С момента вашего входа сюда что во мне изменилось? Кто скажет?

ЗИНА. Пуговицу верхнюю на гимнастерке расстегнули.

УРАЛЬСКИЙ. Хорошо.

НАДЯ. Патроны в левый карман переложили.

УРАЛЬСКИЙ. Отлично. Еще?

АЛИЯ. Ремень на сантиметр сдвинули.

УРАЛЬСКИЙ. Молодец, Молдагулова. В нашем деле каждый милиметр важен. По математике в школе пятерка была?

АЛИЯ. Отличница.

УРАЛЬСКИЙ (смотрит документы). Так ты у нас ленинградская. У тебя там кто-то остался?

АЛИЯ. Семью эвакуировали в Ташкент. У меня просьба. Я сестре письмо хотела отправить.

НАДЯ. А я маме. Она у меня в Рыбинске.

УРАЛЬСКИЙ. Письма через старшину, он у нас с полевой почтой связь держит. Боец Попова, что ж вы молчите?

ЗИНА. А мне некому писать... Померли все.

УРАЛЬСКИЙ. Прости, Зина... боец Попова. Кто знает основные заповеди снайпера?

АЛИЯ. Снайпер обязан во всех случаях поражать цель наверняка и с первого выстрела.

НАДЯ. Уметь длительно и тщательно наблюдать за полем боя, настойчиво выслеживая цель.

ЗИНА. Уметь действовать ночью, в плохую погоду, на пересеченной местности, в районе препятствий и мин...

УРАЛЬСКИЙ. Книжку выучили, молодцы. А теперь задачка. Снайперская пара на «ночной охоте». Зима. Ветер легкий. Дистанция до цели – 400 метров. Цель слабо подсвечена костром. Задача: нейтрализовать противника. Как будете действовать?

ЗИНА. Первым делом надеваем белый маскировочный костюм и маскируем дуло винтовки.

НАДЯ. Патрон перед выстрелом держим во рту, чтобы порох не замерз и не было отклонения.

АЛИЯ. Учитываем скорость ветра при стрельбе, легкий ветер – это два два–с половиной метра в секунду. Значит, боковое смещение будет где-то двадцать три двадцать–пять сантиметров.

УРАЛЬСКИЙ. Сдаюсь, удивили. Но теорию вызубрить – дело одно, а теперь пойдемте постреляем.

Уральский закуривает, делает несколько затяжек, ставит три горящие сигареты на пеньки.

ЗИНА (тихо). Курить страшно охота, жалко в него стрелять, потухнет.

АЛИЯ. Мы в блокаду иногда курили, когда кушать хотелось. Затянемся чуток – и меньше сосет в желудке.

НАДЯ. А я всегда, когда в окурок стреляю, своего мишку плюшевого вспоминаю, у него так же глаз в темноте горел.

Девушки по очереди стреляют. Маленькие точки света от сигарет поочередно потухают.

УРАЛЬСКИЙ. Дети, дети совсем...

Затемнение.

Первый выстрел

Раннее утро. Зина, Алия и Надя сидят в блиндаже с ночи, наблюдают за позициями противника.

НАДЯ. Уже часов пять лежим. Глаза слезятся.

АЛИЯ. Блиндаж неудобный тут, обзор узкий.

ЗИНА. Видишь, танк подбитый стоит? Как думаешь, сколько до него?

АЛИЯ. Метров сто максимум.

ЗИНА. Если траншею вырыть, можно до танка добраться и обратно ползком.

НАДЯ. Пока рыть будешь, засекут, да и комбриг велел отсюда ни шагу.

ЗИНА. Да невозможно уже. Неделю на охоте, а счет так и не открыли. Ну, давай, Надь.

НАДЯ. Ох, Зинка, пропадешь, как пить дать. И нас за собой потащишь.

ЗИНА. Да ну тебя! Смотри, Лия, я тут план набросала. Засяду в танке, выставлю винтовку в люк механика.

АЛИЯ. Оттуда их блиндаж должно быть хорошо видно.

ЗИНА. Там двое как минимум. Уберу их – и по траншее назад. Я быстро управлюсь. Никто не узнает.

НАДЯ. Ну уж нет, хватит того, что я знаю. Я запрещаю тебе. Пулю схватишь.

ЗИНА. Ты мне не указ! Кто ты по званию? Ефрейтор? И я ефрейтор.

НАДЯ. Меня комбриг сам старшей поставил.

ЗИНА (высовывается во весь рост из блиндажа и танцует). Я никого не боюсь! Немец, немец,покажись!

В каску Зины попадает пуля, она приседает, начинается обстрел, Алия хладнокровно выстреливает ответно. Наступает тишина.

НАДЯ (крик переходит в плач). Да ты совсем сдурела, что ли?! Я не хочу тебя хоронить! Я уже устала хоронить! Я не могу, не могу больше...

Зина и Надя крепко прижимаются друг к другу. На каске Зины виднеется глубокая вмятина.

АЛИЯ. Я его убила, убила... Я видела, как он упал.

ЗИНА. Каково это... в человека стрелять?

АЛИЯ. Не успела лицо разглядеть, только подбородок, будто надвое раскроили.

ЗИНА. А может, ты его только ранила, не убила. А я не смогла – испугалась.

НАДЯ. Зато жива осталась. Ну что, довольна, что счет открыла?

АЛИЯ. Простите, девочки. Если бы не я, то он меня или Зинку...

ЗИНА. Не шипи на нее, я сама виновата.

АЛИЯ. Смотрите: ягодка красная. Мы еще немного повоюем, девчонки, а потом как заживем!

Письмо Сапуре.

ЗКТ: «Сегодня ходила в лес за цветами, набрала букет. Лес близко-близко, кругом луга и поля, цветов — море. И какие красивые! Вот чтоб не одной наслаждаться, я шлю тебе гвоздички, незабудочки, землянику… Лия».

Комбат Моисеев

Блиндаж комбата Моисеева. Комбат и Уральский склонились над картой.

КОМБАТ МОИСЕЕВ. Поступил приказ перерезать ж/д линию Новосокольники – Дно рядом с Насвой. Нам нужна деревня Казачиха. Вот здесь.

УРАЛЬСКИЙ. Там немец крепко засел. Нелегко будет.

КОМБАТ МОИСЕЕВ. По этой ветке фрицы подкрепления перебрасывают. Будем глазами хлопать – упустим время.

УРАЛЬСКИЙ. Местность невыгодная, всё как на ладони.

КОМБАТ МОИСЕЕВ. Есть задание для снайперов твоих. Самые сметливые нужны.

УРАЛЬСКИЙ. Бандурова отправлю с Ковальчуком.

КОМБАТ МОИСЕЕВ. Оно бы и можно, но сам говоришь – местность. Как там твои карандашики? Справляются?

УРАЛЬСКИЙ. Воюем потихоньку, полковник. Но невозможно это. Все от горшка два вершка, старшина еле одежку на них нашел.

КОМБАТ МОИСЕЕВ. Будет вам одежка.

УРАЛЬСКИЙ. Значит, девчонок хотите отправить? Жалко мне их. И так их судьба потаскала.

КОМБАТ МОИСЕЕВ. Некогда сейчас жалеть, война на дворе.

УРАЛЬСКИЙ. Вон Молдагулова из блокады еле живой выбралась. У Поповой вся семья на фронте полегла.

КОМБАТ МОИСЕЕВ. Не время сейчас сантименты разводить. По всем война прошлась дубинкой.

УРАЛЬСКИЙ. У меня мужиков-снайперов целая рота…

КОМБАТ МОИСЕЕВ. Уральский, отставить препираться! Выполнять приказ!

УРАЛЬСКИЙ. Есть выполнять. (Молчание.) Как дома, майор?

КОМБАТ МОИСЕЕВ. От дочки нет вестей. Сбежала на фронт с солдатиком. От родного отца сбежала.

УРАЛЬСКИЙ. Найдется.

КОМБАТ МОИСЕЕВ. Упрямая, вся в мать. Любовь у неё, видите ли. Эх, будь она неладна, любовь эта. Одна Светка у меня, нету больше никого… Ладно, баста, дело такое. У окраины деревни в доме офицер немецкий живет. Разведчики доложили, что день рождения он завтра празднует, напьется как пить дать. Охрана тоже расслабится. Язык штабу нужен.

УРАЛЬСКИЙ. И что вы предлагаете? Девчонок наших им на блюдечке с голубой каемочкой подать?

КОМБАТ МОИСЕЕВ. В платья их надо обрядить деревенские, чтобы меньше подозрений.

УРАЛЬСКИЙ. Где я вам платья достану?

КОМБАТ МОИСЕЕВ. Позаботился уже, у старшины возьмешь. Снайперов сам выберешь, кого отправить. Офицера живого надо привести.

УРАЛЬСКИЙ. Не нравится мне все это.

КОМБАТ МОИСЕЕВ. Нравится – не нравится, терпи, моя красавица. На фронте есть приказ, вот и выполняем. Если хочешь знать, я тоже не в восторге. Дочка моя – ровесница твоих карандашиков. Вопросы есть?

УРАЛЬСКИЙ. Никак нет. Только просьба. Нам бы сапоги еще маленького размера, девчонки все в кирзачах на 4 размера больше шлепают, грязь налипает, ногу не вытащить.

КОМБАТ МОИСЕЕВ. Обещать не буду, но попрошу.

УРАЛЬСКИЙ. Найдется Светка.

КОМБАТ МОИСЕЕВ. Давай, иди уже!

Затемнение.

Аян

Алия у костра вместе Надей и Зиной собираются писать боевой листок (военную стенгазету).

ЗИНА. К утру комбриг боевой листок поручил выпустить. А у нас писать не на чем.

НАДЯ. Можно из блокнота надергать. Только как склеить?

ЗИНА. Мы в детстве замазкой листочки склеивали.

АЛИЯ. Вон артиллеристы сидят, у них должно что-то быть.

Алия подходит к костру артиллеристов, присаживается с краю. Молодой артиллерист Аян поет песню на казахском языке. Алия говорит на русском, артиллеристы на казахском.

ЖАКО. Девушка, а девушка, вы чего такая задумчивая?

ДАКЕ. Эй, Жако, попридержи коней, девушка из стрелков, опомниться не успеешь – глаз вон.

АЛИЯ. Хорошо поете, товарищ.

АЯН. Да я так себе. Вот мой дед голосистый был. Из других аулов приезжали его послушать.

АЛИЯ. Такой голос у вас знакомый-знакомый. Я так давно родной речи не слышала.

ДАКЕ. У нас в роте много казахов. Приходи к нам, дочка. Всё ж свои.

АЯН. Как вас зовут?

АЛИЯ. Алия, здесь все называют Лией.

АЯН. А я Аян, почти Иван.

ЖАКО. А я Жаксылык, но меня все Гоша называют. Причем тут Гоша?

АЯН. Жако, ну ты же вылитый Гоша.

ДАКЕ. Кушаешь точно как Гоша.

ЖАКО. Война войной, а ужин по расписанию.

АЯН. Ужин так ужин, и мне захвати, будь другом. (Жако и Даке уходят за ужином с котелками.) А где вы так хорошо по-русски научились говорить?

АЛИЯ. Я из Ленинграда.

АЯН. Далеко вас занесло.

АЛИЯ. Неблизко... Так я чего пришла-то: мне мастика нужна, одолжите?

АЯН. Ну этого добра у нас хватает.

АЛИЯ. Вспомнила! Вы в сороковом в Артеке были?

АЯН и АЛИЯ (в один голос).

На горбатом Аю-Даге в вышине,

В абсолютно абсолютной тишине,

В старом дереве нашел себе приют

Бородатый и усатый Абсолют.

АЛИЯ. Я ваш голос запомнила. Вы в конкурсе песен участвовали.

АЯН. Я еще тогда разволновался и слова забыл.

АЛИЯ. А еще помнишь... помните, на обед вишню давали, такую крупную, размером с грецкий орех?

АЯН. Ага, тогда еще фильм про Артек снимали, говорили жевать красиво и не давиться. И еще в ту смену кто-то из лагеря убежал, все его искать ходили. Веселое время было...

АЛИЯ. И войны не было.

АЯН. Как вам в снайперах живется?

АЛИЯ. По-разному. Сначала страшно было, руки стряслись, а потом ничего, прошло.

АЯН. Вы если что, обращайтесь. Помощь если какая нужна.

АЛИЯ. Я в помощи не нуждаюсь. Сама справлюсь.

АЯН. Скоро уходим. Можно, я буду вам писать?

АЛИЯ. Не стоит. Разные у нас дороги. Ну, я пойду.

АЯН. А ведь я тебя помню в Артеке. Ты та самая дерзкая девчонка, которая сбежала, чтобы с Аю-Дага на закат посмотреть.

АЛИЯ. Вы обознались, товарищ младший лейтенант. А за мастику спасибо.

Алия подходит к Зине и Наде.

ЗИНА. Чего красная такая? Ты случаем не заболела? Температуры вроде нет.

НАДЯ. Значит, любо-о-о-овь.

АЛИЯ. Дура ты, Надька, снайперы не влюбляются, они свободны, как птицы.

НАДЯ. Ага, я вот влюбляюсь, так что я, не снайпер теперь?

ЗИНА. Отставить разговорчики, боевой листок сам себя не напишет.

Алия, Надя и Зина склоняются над стенгазетой, пишут и рисуют.

Затемнение.

Репетиция операции

Землянка комбрига Уральского. Уральский раскладывает перед Надей и Зиной косметику и платья, Алия поодаль чистит винтовку.

УРАЛЬСКИЙ. Сейчас будем из вас девушек делать. Вот вам принадлежности женские.

НАДЯ. Помада! Как пахнет. Я такую у мамы до войны в последний раз видела.

ЗИНА. Они наших отцов убивают, а мы перед ними красоваться должны, что ли? Больно много чести.

УРАЛЬСКИЙ. Боец Попова, вас учили в снайперской школе такому слову, как приказ? Здесь с вами церемониться не будут. За неисполнение – в штрафбат. Пять минут, чтобы вспомнить, что такое полный марафет.

Надя и Зина надевают платья, красят губы, делают друг другу прическу.

ЗИНА. Что вспоминать, если не знала? На передовую, называется, пришли.

УРАЛЬСКИЙ. Хватит бубнить.

ЗИНА. Я так размышляю.

УРАЛЬСКИЙ. Размышляй про себя. Боец Матвеева, помоги бойцу Поповой вспомнить.

НАДЯ. Зинка, дай шпильку. Вот так. Красавица! Готовы, товарищ гвардии полковник.

УРАЛЬСКИЙ. Боец Попова, чтобы завтра могла повторить всё сама. Идем дальше. Боец Молдагулова, какие твои действия?

АЛИЯ. Я сижу в засаде, жду, пока девочки подойдут к охранникам и заговорят с ними. Охранники выйдут на выгодную точку, я их устраняю.

УРАЛЬСКИЙ. Стрелковую карту с ориентирами сделаем тебе заранее. Так, боец Матвеева?

НАДЯ. Мы прячемся за забором, чтобы не привлекать внимания, и ждем Лию.

АЛИЯ. Заходим в сени – сначала девочки, следом я.

УРАЛЬСКИЙ. Допустим, я фашистский офицер. Кто немецкий знает?

ЗИНА. Надя знает, у нее мама учительница.

УРАЛЬСКИЙ. Боец Матвеева, садишься за стол и усыпляешь бдительность фрица разговором. С днем рождения его поздравь, что ли.

НАДЯ. Я песню могу спеть.

УРАЛЬСКИЙ. Еще лучше.

ЗИНА. А я немца вокруг обойду и в подходящий момент удавку ему на шею – оп! (Начинает душить полковника.)

УРАЛЬСКИЙ. Ты, Попова, потише, командира угробишь.

ЗИНА. Извините, товарищ гвардии полковник.

АЛИЯ. Тут я вхожу, беру фрица на мушку, если он после Зинкиных объятий еще живой, и веду в штаб.

УРАЛЬСКИЙ. Всем сразу не высовываться. Сначала Молдагулова с языком, потом остальные.

НАДЯ. А если кто нас заметит?

УРАЛЬСКИЙ. Риск, конечно, есть. Если что, ребята прикроют. А вообще, уже поздно будет, немец спать должен. Какую песню петь будешь, Надя?

НАДЯ. Детская, про день рождения, они все ее с детства знают:

Zum Geburtstag viel Glück!

Zum Geburtstag viel Glück!

Zum Geburtstag alles Gute!

Zum Geburtstag viel Glück!

Алия и Зина танцуют под песню и корчат рожицы.

УРАЛЬСКИЙ. И гансы маленькими были… В голове не укладывается.

Слышатся звуки бомбежки. Девушки падают на земляной пол, закрывая голову, Уральский прикрывает телом Зину. Надя выглядывает из землянки.

НАДЯ. Медсанбат!

Алия берет свою винтовку и с остервенением начинает протирать прицел белым платком. Надя и Зина обнимают ее с двух сторон. Уральский стаскивает с шеи удавку и выбрасывает ее, выходит.

Встреча с дядей

Алия с дядей сидят у речки.

АБУБАКИР. Какая красавица стала, форма тебе идет.

АЛИЯ. Нас еще в учебке научили ушивать так, чтобы швов не видно было.

АБУБАКИР (протягивает Алие газету). Ты в тылу звезда прям, погляди.

АЛИЯ. Ух ты, и про девчонок здесь. Можно заберу?

АБУБАКИР. Конечно, у меня еще одна есть, отправлю тете, пусть гордится. Что-то не так, Алия?

АЛИЯ. Все нормально, не спала еще после «охоты». Как там тетя? Я просила Сапуру ей письмо отправить.

АБУБАКИР. Алия, я в штаб прошение написать хочу…

АЛИЯ. Дядя, не надо этого, я клялась под присягой.

АБУБАКИР. Тебя командируют в Алма-Ату, будешь работать инструктором, там безопасно, семья рядом.

АЛИЯ. Вы же сами понимаете, что это невозможно. Да и не могу я теперь уехать. Тут все наши, как я их брошу?

АБУБАКИР. Я слышал, у вас тут медсанбат разбомбило. Кто-то из девчонок погиб?

АЛИЯ. Тут каждый день кто-то умирает, это война.

АБУБАКИР. Сам знаю, нахлебался. Я от этой войны дочку защитить хочу.

АЛИЯ. Винтовка меня защитит. (Молчание.) Я прошу вас, дядя…

АБУБАКИР. Это я виноват, увез вас в самое пекло.

АЛИЯ. Дядя, вы рассказывали: мама в детстве одну песню петь любила. Напойте её. Там еще про птичку в камышах, она как барашек блеет.

АБУБАКИР. Не помню, Ылияш, прости… Мне нужно ехать уже.

АЛИЯ. Так скоро?! Нас к серьезной операции готовят.

АБУБАКИР. В расположении врага?

АЛИЯ. Можно и так сказать.

АБУБАКИР. Неужели мужиков-снайперов мало?

АЛИЯ. Вы как наш комбриг прям…

АБУБАКИР. Значит, дело особое. Береги себя, дочка.

АЛИЯ. Я постараюсь.

АБУБАКИР. Та песня… Она про бекаса была. Казахи называют его «горным богом». Пусть он хранит тебя.

Алия обнимает дядю. Абубакир уходит, Алия остается сидеть на берегу.

Операция

Вечер. Опушка леса недалеко от деревни. Уральский проверяет винтовку Алии. Надя и Зина в платьях, красят губы.

УРАЛЬСКИЙ. Надя, Зина, не забываем, в здешних местах окают. Немцы, конечно, не просекут, но если встретите местных, лучше не выделяться. Повторяем легенду.

НАДЯ. Идем из соседней деревни к местной знахарке за снадобьем. Мама заболела. Ой, то есть захворала.

ЗИНА. Мы подружки, знахарку кличут бабка Акулина.

УРАЛЬСКИЙ. Молодец, Зина, отвечай первая. А ты, Матвеева, подхватывай, учительская дочка нам сейчас ни к чему.

НАДЯ. Исправлюсь, товарищ полковник.

УРАЛЬСКИЙ. Я на тебя надеюсь, Надя. Лия?

ЛИЯ. Как условились, веду наблюдение из указанной точки в лесу. Убираю охрану, направляюсь в деревню.

УРАЛЬСКИЙ. Двигайся мелкими перебежками. Если что, наши прикроют. На точке окопайся и замаскируйся. На, я тебе пару картофелин припас, на всякий, если затянется дело.

ЛИЯ. Хорошо…

УРАЛЬСКИЙ. Как надо отвечать, боец Молдагулова?

ЛИЯ. Есть, товарищ полковник.

ЗИНА. У меня коленки трясутся. А если я споткнусь, удавку потеряю?!

УРАЛЬСКИЙ. Боец Попова, отставить разводить панику. Как внутри все пройдет, одному богу известно. Ну, пора.

Алия ползет, а потом крадется среди кустов к указанной точке в лесу. Уральский нервно закуривает.

УРАЛЬСКИЙ. Вроде тихо… Аккуратно! Рано встала! Так, хорошо! Чтоб у тебя, немец проклятый, водка сегодня не кончалась! Молодец, дошла.

ЗИНА. Товарищ полковник, Лийка картошку не ест совсем, у нее мамку на картофельном поле убили.

УРАЛЬСКИЙ. Вот же засада, не знал…

НАДЯ. Николай Матвеич, если мы погибнем, вы моей маме сами напишите письмо, пожалуйста. У нее сердце…

УРАЛЬСКИЙ. Обещаю, Надя. Но верю, что вы справитесь. Зина, чего притихла? Если просьба есть, говори.

ЗИНА. Нет у меня просьб. Дайте только разок затянуться.

Уральский протягивает Зине папиросу.

ЗИНА. Ух, голова аж закружилась.

УРАЛЬСКИЙ. Ну всё, пошли.

Надя и Зина выходят к проселочной дороге к деревне.

УРАЛЬСКИЙ. Легко и непринужденно, девоньки, как на прогулке. Чтоб ты сдох, фриц проклятый!

Письмо Сапуре

Сейчас мы находимся на переднем крае. Письмо пишу в глубоком окопе, вокруг много деревьев. С немцами встречаемся лицом к лицу. У меня на голове каска, за поясом граната, в руках винтовка... Фрицев не жалею, а вначале немного волновалась... Недавно с боевыми подругами привели «языка», офицера, очень долго готовились к операции. Утром на линейке наш командир вызвал меня на 3 шага вперед и от имени командования объявил благодарность... Потом перед людьми oн меня поцеловал, как сына, я покраснела от стыда. Пока, родная. Лия.

Вечер накануне смерти

13 января, 1944 года. Землянка. В ней очень много народа, все сидят плечом к плечу. Посередине стоит печь. В одном углу расположились снайперы и артиллеристы.

ДАКЕ. Жарко сегодня, совсем распоясался немец.

НАДЯ. Ага, еще бы мороз не кусался. Пальцы задубели.

ЖАКО. Садитесь сюда, Даке. Я чаю принес.

ДАКЕ. У меня чего покрепче есть.

АЛИЯ. Товарищ полковник, разве можно?

УРАЛЬСКИЙ. Сегодня можно, сегодня же праздник – Старый Новый год.

ЗИНА. И мне тогда тоже плесните. Я до войны на Старый Новый год обязательно на жениха гадала. Суженый мой, ряженый, приди ко мне наряженный!

ДАКЕ. Приди ко мне заряженный.

АЛИЯ. Даке-ага, вам бы только шутки шутить.

ЗИНА. А Гоша-то покраснел!

ЖАКО. Ничего не покраснел, это у меня от природы цвет лица такой.

НАДЯ. И не стыдно вам? Не обращай внимания на них, Гоша.

УРАЛЬСКИЙ. Ну, проводим старый год! Будем, товарищи! За победу!

АЛИЯ. За маму!

ЗИНА. За батьку моего!

АЛИЯ (тихо). За Аяна!

Уральский, Алия, Зина, Надя, Жако и Даке чокаются кружками.

УРАЛЬСКИЙ. Ничего, немного осталось, вот возьмем Насву, отпразднуем как следует.

АЛИЯ. Николай Матвеич, я вот каждый раз перед боем думаю: «А если не возьмем, а если умрем?» А вы думаете о смерти?

УРАЛЬСКИЙ. Когда она за тобой по пятам, хочешь – не хочешь задумаешься. А почему ты спросила?

АЛИЯ. Такое ощущение, что я смерть все время жду. Странное дело: не боюсь ее совсем, только страшно от этой своей смелости, что ли.

УРАЛЬСКИЙ. Война калечит не только тело, но и душу. Держись, Лия, прорвемся.

ЗИНА. Какой новый год без хоровода. Товарищ полковник, разрешите?

УРАЛЬСКИЙ. Отчего же не разрешить, только места у тебя для хоровода маловато.

ЗИНА. Сейчас будет, расступись.

Зина запевает песню, организует хоровод. Посередине этого хоровода остается одна Алия, которая пишет последнее письмо Сапуре.

Письмо Сапуре

Здравствуй, родная Сапура! В тылу радуются, веселятся, наверное. А мы расположились на морозе, под открытом небом. Метель, пурга, кругом – ни жилья. Ничего, кроме единственной землянки, в которой народа набито столько, что яблоку упасть негде. Зашла немного согреться и вспомнила о тебе. Пишу на коленях, темно, даже строчек не видно. Знаешь, я все думала, почему тогда, на вокзале, не уехала с вами, почему билет той женщине отдала. Теперь поняла. Я должна была за своих отомстить: за Катьку, за дядину потерянную ногу, за наш разрушенный дом и … за Аяна. Когда та бомба упала на медсанбат, мне показалось, что мой дом разрушили еще раз, теперь до основания, сравняли с землей так, что даже следа не осталось, а потом дядя… Хотел прошение написать, чтобы меня перевели, но я не могу, не могу все бросить. Я теперь знаю, за кого, за что воюю, понимаешь? Ну ладно, прости… Поздравляю тебя с Новым годом! Желаю счастливо жить и здравствовать. Кончаю, мне тебе так много нужно рассказать, но пора уже идти! Ну пока, целую. Лия.

Последний бой

14 января 1944 года. Во время затишья Алия с напарницами в траншее на первой линии обороны.

НАДЯ. Первую линию прорвали, девочки.

ЗИНА. Лийка, ты как?

АЛИЯ. Я в норме.

НАДЯ. Дай посмотрю. Немного руку зацепило, перевяжу, жить будешь.

НАДЯ. И комбриг погиб…

АЛИЯ. Так мы теперь без командира.

НАДЯ. Выходит, так. Разведчики сказали: немцы за деревней укрепились.

ЗИНА. Теперь до утра надо ждать. В темноте ничего не поделать.

АЛИЯ. Утром к ним подкрепление придет. Надо сейчас брать, потом будет поздно.

ЗИНА. Я боюсь.

НАДЯ. И мне страшно.

АЛИЯ. Я загадала: мы сегодня не погибнем, девочки. Вперед, за родину!

Солдаты поднимаются в атаку вслед за Алией. Отстреливаясь, бойцы врываются в траншеи врага. Раздается взрыв мины. Алия застывает с винтовкой в руках.

Конец

Примечания

  1. С каз. Расшитый орнаментом и бусинами жилет
  2. С каз. Душа моя
  3. С каз. Решетка юрты
  4. С каз. Богатырь
  5. С каз. Большое круглое блюдо для мяса
  6. С каз. Папа
  7. С каз. (дословно - муж-щенок) Примак, зять, живущий в доме или ауле родственников жены
  8. С каз. Шурин
  9. С каз. Дядя
  10. С каз. Обращение к жене родственника, старшего по возрасту
Альмира Исмаилова

Альмира Исмаилова — драматург, куратор фестиваля современной казахстанской драматургии «Драма.KZ» 2019/2020. Обучалась в Екатеринбургском Государственном Театральном Институте по специальности «Литературное творчество» (мастерская Н. Коляды). Выпускница курсов театральной и кинодраматургии Открытой Литературной Школы Алматы (ОЛША), курса «Основы кинодраматургии» при Казахской Национальной академии им. Т. К. Жургенова, лаборатории современной драматургии Олжаса Жанайдарова. Лонг-листер фестиваля драматургии «Ним-2018». Участница городских проектов «Два дня театра» и «Драмарафон» с пьесами «Мистерия Туу-уф» и «Еврипид и елочка» соответственно. Принимала участие в проекте #цензурасыз (каз. «без цензуры») в галерее ARTMEKEN с пьесой «Куль-тягин». Продюсировала ридинг пьес «Рентген» и »Тульповод дяди Коли» в театре-кафе La Boheme. Участница Центральноазиатской лаборатории сценарного мастерства (CASL), реализованного Кластерным Бюро ЮНЕСКО в Алматы в рамках проекта «Усиление киноиндустрии в Центральной Азии»).

daktil_icon

daktilmailbox@gmail.com

fb_icontg_icon