Лопатки

День выдался ярким и солнечным. Осень делилась теплом, которое оставило ей лето. Еще утром, выглянув в окно, Серик решил, что само небо благоволит ему сегодня и обещает небывалую щедрость людей к его простецкому товару. Наскоро позавтракав, он подхватил связку деревянных кухонных лопаток и бодро вышел на улицу, полный надежд на сегодняшнюю удачу. Откуда взялась у него в то утро такая уверенность — Серик и сам не знал. Но полагал, что в его шестьдесят три череда неудач должна наконец прерваться. И когда же, если не в такой чудесный день?!

С этой мыслью Серик выбрал новый маршрут делового паломничества, и, протяжно напевая себе под нос: «Он приде-е-е-ет, он будет до-о-обрым, ла-асковы-ым… ве-етер пе-ереме-е-ен …», — весело двинулся вперед. После часа хождений он свернул за угол и увидел яркую вывеску с надписью: «Салон красоты». Ну конечно! Это то, что нужно! Женщины, много женщин, которые непременно оценят его товар!

Серик взбежал по лестнице и с добродушной улыбкой открыл дверь салона. Лопатки в этот момент не по-деревянному громко звякнули, будто радостно приветствуя будущих хозяек. Правой рукой продавец приподнял связку и на весу слегка потряс ею, чтобы привлечь внимание этих красивых, ухоженных женщин. Он уже начал говорить заготовленную речь о своих чудо-лопатках, но администратор брезгливым движением руки указала ему на дверь, дважды повторив: «Выйдите!» Тщательно выстроенные и заранее отрепетированные слова его нехитрого маркетинга рассыпались мелкими осколками об эту белую, холеную руку.

Серик обвел взглядом весь зал, надеясь найти отклик хоть у кого-то. Но не нашел. Женщины были заняты своим преображением, весело беседуя с мастерами или уткнувшись в телефоны, и вовсе не обращали на него внимания. Только две из них, сидевшие на маникюре, потупились, словно им было неловко за неудачливого продавца. Серик почувствовал себя безгранично одиноким в этом полном и одновременно таком пустом зале. Развернув странным, неестественным движением сначала верхнюю часть тела, затем нижнюю, будто каждая из них жила сама по себе, и, гремя лопатками, он вышел за дверь.

Медленно спустившись с лестницы, продавец сделал несколько шагов, остановился и вдруг, неожиданно для себя самого, заглянул в окна салона — в надежде увидеть участливые глаза хоть одной женщины, запоздало решившей купить его полезную утварь. Но в чисто вымытых стеклах отражались радужными зайчиками лишь танцующие лучи солнца. Глазницы окон показались Серику такими же холодными, как глаза красивых клиенток салона.

Он пошел дальше, уже не соблюдая схему намеченного маршрута. Ситуация не была новой для него, но почему-то именно сегодня он не мог с ней смириться. А солнце тем временем поднималось все выше и заливало собою весь город, то ли показывая свою силу, несмотря на календарную осень, то ли заглаживая вину за холодные летние дни.

Серик бесцельно шел вперед, все глубже погружаясь в свои мысли. Снова зачем-то вспомнилась Галя. Когда-то родители запретили ему жениться на ней. Русская, другой веры, другого достатка. Для обоих мир тогда, казалось, рухнул. А через полгода Галя вышла замуж. Родители вздохнули с облегчением и при случае повторяли: «А мы знали, что она такая! Слава Аллаху, уберег тебя!» От знакомых он слышал, как росла и менялась Галина семья. Сначала один ребенок, развод, потом другой брак, второй ребенок. Иногда они случайно виделись, и Галя, и без того маленькая и хрупкая, в эти минуты сжималась так, точно хотела исчезнуть в одной из трещин асфальта. Серика это ранило гораздо сильнее, чем если бы она нагло, без стеснения, демонстрировала ему свое женское счастье.

А сам он так и не женился. Или боялся предать свое чувство к любимой Гале, или не встретил больше такой, которая вылечила бы его сердце. Но вот уже несколько лет он не видел ее совсем. Может, уехала к детям в другой город, а может, еще что…

В раздумьях пролетели два часа и несколько кварталов. Солнце стояло уже высоко и палило по-летнему безжалостно. Серик с досадой перекинул связку лопаток, висевшую у него на груди, за спину. Сделав глубокий вдох, он на короткое время почувствовал облегчение и свободу от деревянной ноши. Дышать ему порой было непросто. Туберкулез, нелепо подхваченный когда-то в командировке, давал о себе знать. Вовремя сделанная операция спасла его, но инвалидность, последовавшая за недугом, лишила постоянного заработка и самых скромных планов на жизнь.

Серик трижды глухо кашлянул, и кухонные лопатки в унисон ударились о его собственные, издав такой гулкий болезненный звук, словно судьбы этих лопаток, и деревянных, и костяных, эхом отозвались друг в друге.

Неожиданно его кто-то окликнул. Обернувшись, Серик увидел молоденькую девушку. Она жмурилась, прикрывая ладошкой глаза от слепящего солнца, в другой руке она сжимала пятитысячную купюру.

— Дедушка, а зачем вам так много лопаток? Вы их случайно не продаете? — весело спросила она.

Серик не успел ответить, как девушка торопливо продолжила:

— Моя мама открыла кафе и отправила меня на рынок за деревянными лопатками. Я иду-иду, а тут вы! И у вас их так много! Ну продайте хоть полови-и-ину-у-у, — забавно протянула она.

— Да хоть все бери, милая! — радостно ответил Серик.

— Правда?! Вот здорово! — прижав кулачки к груди, воскликнула девушка. Она разжала ладошку и подала ему купюру.

Целых пять тысяч! Серику не терпелось устроить себе маленький праздник по случаю чудесной продажи: купить мякоть молодой баранины и приготовить беш. Ему всегда казалось, что это блюдо незримо связывает его с предками. Пять пальцев, собранные воедино, представлялись Серику проводниками, через которые приходит к нему сила от древних сородичей и поддерживает его. Но крупный заработок был редкостью, и такой же редкостью был беш на его столе.

В предвкушении теплого вечера Серик зашел в мясной магазин и тут же разочарованно остановился. Прилавки были почти пусты. Серик обвел взглядом зал и наткнулся на зовущие его раскосые глаза молодой продавщицы. Он подошел к ней и попросил дать самую лучшую мякоть баранины.

— Да что вы! — всплеснула руками женщина. — Молодое мясо разобрали еще утром. Вот, возьмите лопатку — самое то!

Знакомое слово резануло до боли в спине. Серик вздрогнул, услышав его, молча развернулся и, сгорбившись, словно на него повесили эту баранью лопатку, направился к выходу.

Он брел в сторону дома, комкая в руке бесполезную купюру. Солнце, довольное своей дневной работой, бросало в спину Серика последние лучи, как бы подгоняя и его завершить свой сегодняшний ход. Город готовился к вечерним субботним радостям. И только вздрагивающие от неслышных рыданий, торчащие вверх, как надломленные крылья, лопатки устало плетущегося человека о чем-то безмолвно вопрошали небо.