Рассказы

Тупик

В этот раз очередь суточного дежурства в оперативной группе пришлась на воскресенье. Если дежурство выпадало в будни, то можно было хотя бы днем заниматься своей работой в отделе и только ночью отбывать эту повинность выездами на происшествия. Но по выходным, особенно в воскресенье, и сам выходной день пропадал, и начальство обычно не давало воспользоваться положенным отгулом в понедельник. К тому же, как оперуполномоченному криминальной полиции, Ахану полагалось выезжать только на уголовные ЧП, но в выходные приходилось часто заменять отдыхающих коллег, например, из административной полиции. Причем вплоть до выездов на семейные дебоши или мелкое хулиганство, что уж точно было не делом опера уголовного розыска... Впрочем, если выпадал «спокойный» выходной, он всегда занимался накопившейся бумажной рутиной. И еще аналитикой отдела. Хотя последнее вообще-то было обязанностью шефа.

Ахан был белой вороной в районном управлении полиции. Во-первых, он пришел в угрозыск после университета, а не академии МВД. Во-вторых, оказался «чистоплюем». Во время первого ночного рейда на «сложном» участке старший опер Тагай в темном переулке быстро и умело избил двух парней, показавшихся ему подозрительными. И хотя избитые были явной шпаной, мордобой восприняли как должное и после «воспитательной беседы» сразу убрались с глаз долой, Ахан сразу высказал Тагаю все, что думал по этому поводу. Тагай взвился, ведь это было беспрецедентно: мало того, что парень — новичок, которому у старших надо уму-разуму набираться, он еще и других пытается учить. «А ты знаешь, что два года назад в этом микрорайоне участкового зарезали прямо у его квартиры? — крикнул он. — Уголовники, да и просто наркоши себя тут чувствовали, как дома... И чтобы они поняли, кто здесь хозяева — урки или нормальные жители микра, пришлось блатных ногами в асфальт втаптывать! А ты теперь пришел свои порядки устанавливать?!» Конфликт дошел до других оперов, и Ахану дали понять, чтобы он не «зарывался», однако он уперся и открыто заявил, что рукоприкладства терпеть не будет, особенно на допросах... Такое всем показалось даже не дерзостью, а чем-то вроде пришествия марсианина на Землю. Поэтому в отделе решили просто выждать и при случае постараться выжить его отсюда. Однако оказалось, что в остальном он — свойский и отзывчивый парень. Благодаря общительности быстро обзавелся множеством приятелей на работе. Да и показатели в оперативной деятельности появились — он умел разговорить и свидетелей, и подозреваемых без «физического воздействия». Просто теперь другие сыщики избегали применять такие методы при нем. Но «марсианином» для большинства коллег он не перестал быть — общее отношение даже через три года было снисходительно-настороженным...

И еще у Ахана оказалось одно ценное преимущество. Начальство обнаружило его склонность к аналитической работе. Сперва начальник отдела по своей линии, потом и шефы районного управления загрузили его подготовкой отчетов и общих планов борьбы с преступностью в районе. И это помимо разработки отдельных операций... Не укрылись эти таланты и от областного ДВД — Ахана несколько раз привлекали к аналитическим разработкам и там. Результаты их реализации оказались блестящими.

И вот два дня назад его вызвали к начальнику областного управления кримполиции, который без обиняков сказал:

— В общем так, парень, готовится приказ о переводе тебя заместителем начальника отдела анализа Управления криминальной полиции ДВД области. От тебя нужно формальное согласие. Готов к новой работе?..

Когда Ахан вернулся, всеведущий Тагай с улыбкой бросил из-за своего стола:

— Ну что, можно поздравить? Старлеем сразу на подполковничью должность скакнул, ага? Нас, копающихся тут в грязи, надеюсь, не забудешь?

— Да ты что? Столько отпахали вместе! Так много всего узнал... И, кстати, обязательно отметим.

— Само собой... А помнишь нашу разборку тогда, когда ты только начал?

— Чего ты это вспомнил? Три года прошло, всякое было...

— А чтобы непоняток между нами не осталось, — усмехнулся Тагай. — Как говорится, помни хорошее, но и плохое не забывай. Ведь и правда, всякое было. И всякое будет. Поэтому лучше помни. Пригодится на новой должности. С твоими-то закидонами в голове... И я тебе, честно, только добра желаю.

Ахану не хотелось сегодня спорить, и он перевел разговор:

— А что слышно по делу Цураева?

Цураев был известным в их районе уголовником-беспредельщиком, причастным к ряду покушений и убийств. В полиции его так и звали — «убийца Цураев». Несколько раз судимый, он был связан с авторитетами в Казахстане, Чечне и России, разрабатывался региональным управлением по борьбе с организованной преступностью, а опера областной криминальной полиции несколько раз задерживали его в надежде посадить за незаконное хранение оружия, но, увы, ничего не находили, хотя было достоверно известно, что он внаглую носит при себе пистолет. И вот пару месяцев назад шеф отдела получил агентурную информацию, что Ахана «заказали» за разработку крупного дела под оперативным названием «Океан». И заказали убийце Цураеву. Причем контракт за голову Ахана (а точнее, за мозги) превышал обычный тариф трехкратно. Но и сам по себе факт заказа на убийство полицейского был уже ЧП. Как выяснилось, один из загнанных в угол главарей по делу «Океан» в отчаянии дал такой заказ до того, как его взяли. Естественно, ни сознаваться в этом, ни отменять мокруху мента уже из-за решетки он не собирался... Шеф начал принимать срочные меры, но неожиданно ранним утром на задворках самого популярного ночного клуба города был обнаружено тело Цураева. Кто-то, видимо, из соперничающей братвы, всадил ему три пули в грудь и одну — контрольную — в голову... Понятно, теперь Ахана интересовало все, что было связано с этим делом.

Тагай-всезнайка ответил сразу:

— Да ничего нового. Там региональщики из Южного управления и дэвэдэшники занимаются. Никаких результатов пока. Чисто сработано...

Сегодня Ахан был в кабинете один. Летнее солнце светило через окно, нагревая стол и компьютер. Заблудившаяся муха лениво, но упорно билась с монотонным жужжанием в стекло. Работать над документами в это последнее здесь дежурство совершенно не хотелось... Зазвонил внутренний телефон, и сержант из дежурной части сказал:

— Надо на вызов. Жалоба из поселка N — там вроде женщину в соседнем доме бьют, криком прямо заходится...

— А где участковый? Воскресный отдых у него?

— Да нет, на другом вызове. Съезди, а то соседка говорит, что так кричат, как будто убивают. Дежурный говорит: как бы вместо пьяного дебоша мокруху не получили. С тобой Дина из ИДН поедет — вдруг там дети...

— А где сам дежурный?

— Он на селекторном совещании...

«Ай да Баке, хитрец, — подумал Ахан о дежурном-майоре, выходя из управы. — Отправил-таки на бытовуху. И чтобы избежать спора — через помощника...»

В машине, кроме водителя, уже сидела Дина — инспектор по делам несовершеннолетних, строгая девица со слегка надменным лицом — ее побаивались не только малолетние правонарушители, но и коллеги. Она была в полицейской форме, в отличие от Ахана.

Через полчаса подъехали по адресу вызова — к частному дому. Поселок был старый, до элитных коттеджных городков ему было далеко, но этот дом особо выделялся среди прочих своей запущенностью.

Ахан позвонил в дверь. Никто не ответил, хотя изнутри дома были слышны голоса. Он подождал, а затем толкнул дверь — та оказалась незапертой — и вошел. Дина следовала сзади.

В накуренной комнате сидели высокий парень с припухшим лицом и женщина с синяком под глазом. Оба были пьяные. Заставленный бутылками стол и общий бардак повсюду говорили о том, что гулянка шла не первый день.

— Ни хера себе явление, — ухмыльнулся парень. — Менты нагрянули. И с какого дуба, спрашивается?..

— Вы хозяин? — спросил Ахан. — В доме есть еще кто-нибудь? Дети, например?..

— Ага, — сказал парень, глядя исподлобья, — я хозяин. Сижу-отдыхаю у себя дома с подругой, и больше нет никого... И вы тут лишние.

— Есть сигнал об избиении, — обращаясь к женщине, сказал Ахан. — Что вы скажете по этому поводу?

— Вот еще! — с пьяным вызовом и раздражением ответила та. — Да я сама, если надо, кому угодно навешаю. Врут соседи!

— Допустим, — сказал Ахан. И уже в дверях добавил: — Кстати, если прибьет, жаловаться на бездействие полиции будет поздно...

Они почти вернулись к машине, когда из-за забора, отделяющего двор соседнего дома, их окликнули.

Пожилая женщина, с опаской поглядывая на дом, откуда они вышли, сказала:

— Здравствуйте! Извините, я хотела сообщить вам кое-что... Неделю назад он (она кивнула на дверь соседа) забрал свою мать из больницы. С тех пор мы ее не видели. У нее диабет и ей, по-моему, ампутировали ноги... Мы, как соседи, волнуемся: все ли с ней в порядке?

Ахан быстро пошел назад. Он почти вбежал в главную комнату, где те двое хохотали над чем-то, держа в руках стаканы. Заглянул в кухню, в неприбранную спальню, даже в маленькую кладовку за ней...

— Эй-ей! — заорал хозяин. — А ордер на обыск у тебя есть?

Ахан выбежал наружу. Заметил маленький сарай, прилепившийся сбоку к дому, распахнул ногой дверь. В нос ударил острый запах экскрементов и мочи. Ахан вошел, но сначала ничего не мог разглядеть. А когда смог, он увидел то, что оказалось страшнее его ожиданий...

В крохотном помещении, по размерам похожим на собачью конуру, прямо на земляном полу, среди фекалий лежала безногая, едва одетая старуха. Она была жива. Ее широко раскрытые глаза испуганно смотрели на него, он разевала рот, силясь что-то сказать. Никакого одеяла или подушки на земле не было, только маленькая кучка невыносимо смердящего тряпья в стороне...

Ахан постоял еще, борясь с брезгливостью и страхом, и, почти ненавидя себя за эту брезгливость и эту трусость, решительно шагнул к старухе, нагнулся и взял ее на руки, как ребенка, стараясь не обращать внимания на грязь и запах. Бережно и осторожно держа тело и уже почти совсем не боясь запачкаться, вышел из сарая.

— Ч-что это? — с ужасом спросила Дина.

От ее обычно гордого выражения на лице не осталось и следа.

— Не что, а кто, — сквозь зубы сказал Ахан. — Вызывай скорую.

Он опустил старуху на крыльцо дома и, продолжая придерживать ее одной рукой, другой быстро скинул с себя пиджак и подложил под тело.

— А кто ты такой, чтобы командовать здесь? — услышал он голос сына старухи за спиной и...

...И тут же с разворота выбросил кулак, который встретился с носом хозяина дома и расплющил его так, что брызнула кровь.

Хозяин пошатнулся, но не упал. Здесь, снаружи, когда он стоял, стало заметно, что парень жилист и крепок. Плюс высокий рост давал ему определенное преимущество.

— Ах ты ж, сука! — крикнул хозяин, держась за лицо. — Ты же мне нос сломал, гнида ментовская!

Он пошарил взглядом по сторонам и схватил с земли длинный кол от забора.

Но Ахан, хотя и не учился в полицейской Академии, прошел годичную подготовку, как выпускник гражданского вуза, в учебном центре МВД, где помимо оперативно-розыскных дисциплин, был спецкурс по самообороне. А еще он успел отслужить в армии — в десантно-штурмовой бригаде...

Удар ногой от бедра пришелся хозяину прямо в солнечное сплетение. Утробно икнув, тот согнулся, выронил кол и упал на колени; тут его вырвало. Еще пару мгновений он пытался удержать баланс, колыхаясь всем телом, но повалился вперед, в свою рвотную лужу.

Не помня себя, Ахан шагнул вперед и наступил ботинком на грязную шею сзади, вдавил ее в землю. Парень захрипел придушено.

— Да ты что, с ума сошел?! Убить его хочешь? — Дина с силой толкнула его руками в грудь. — Посмотри вокруг!

Ахан опомнился, убрал ногу с шеи лежащего и оглянулся. У забора собирались соседи, кое-кто из них торопливо доставал телефоны — заснять на камеру происходящее...

— Знаешь, почему я не возражаю, когда ребята берут кого-нибудь в жесткий оборот, а? — спросил шеф отдела неприязненно.

Он был раздражен с утра, узнав о случившемся: ведь теперь и ему достанется, может выговор заработает, или даже «служебное несоответствие»...

— Потому что вам нужны показатели, — с вызовом сказал Ахан. Ему было уже все равно. — А еще потому, что считаете — так было всегда и так будет впредь.

— Да, и это тоже. Но не это главное. Главное то, что если, допустим, Тагай выбивает из кого-нибудь дурь или показания, я точно знаю — он это делает спокойно, без злости. В отличие от таких, как ты, готовых бороться за права для всех, без оглядки на реальность. По душевному порыву, видите ли. И такие способны, исходя из этих порывов и еще вкладывая свои гребанные эмоции, прикончить кого-нибудь походя. Причем при свидетелях. А Тагай никого не убьет, он-то действует с умом, ему показатели нужны, а не борьба за справедливость... А если и убьет, то не зря! К примеру, закоренелого убийцу, защищая товарища от опасности.

— Вы хотите сказать, что Цураева... — холодея, начал Ахан.

— Я тебе ничего не говорил! И все это не имеет теперь значения: предстоит служебное расследование по факту превышения власти и нанесения телесных повреждений. Даже если оно не докатится до уголовного дела, все равно неизвестно к чему приведет. Приказ о твоем переводе тоже приостановлен.

Ахан вышел в коридор. Он подошел к окну, которое смотрело со второго этажа во внутренний двор управления. Двор смыкался с городским изолятором временного содержания — ИВС. Два учреждения создавали глухой мешок, откуда вел единственный проезд. И сейчас этот проезд заблокировал автофургон — «воронок» для заключенных — видимо, что-то сломалось, водитель походил вокруг и убежал куда-то. В этот момент двери ИВС открылись, и оттуда выпустили задержанного на свободу — мужчину неопределенного возраста. Тот постоял, глядя на небо, и пошел к проезду-выходу, но, увидев зловещий «воронок», отшатнулся, постоял, потом нерешительно двинулся к внутренней двери управы, но та была закрыта — доступ сюда был невозможен без специальной карточки-ключа. Выпущенный заметался, озираясь и топчась на месте, потом поднял глаза и встретился взглядом с Аханом. И такое отчаяние было там, что Ахан отвернулся, помедлив, нащупал в кармане электронный ключ и пошел вниз по лестнице...

Песня

Негромкая приятная музыка звучала из близкого окна. Было так хорошо сидеть на открытой площадке этого вполне обычного римского кафе, попивая чай, пока утренний солнечный день постепенно заливал светом старинную архитектуру площади Навона. Накануне местные партнеры безусловно одобрили совместный проект, все бумаги были подписаны, и теперь можно было расслабиться, наслаждаться этой утренней прохладой и отдыхать, просто отдыхать... Но, увы, очень часто, когда наступает время такого бездумного, желанного отдыха, неожиданно приходят непрошенные воспоминания. Что в эти моменты вызывает из глубин сознания детали прошлого, казалось, давно забытые? И что выбирает из множества, ушедшего определенное воспоминание? Почему сейчас вдруг пришло именно одно из них — тридцатилетней давности?..

...Солнце также грело алматинский асфальт в то утро, когда он отправился в книжный магазин. Беззаботное настроение владело им с того мгновения, как он проснулся, — сессия позади, вчера начались каникулы, лето в самом разгаре и впереди столько планов... Девушка вышла из магазина именно в тот момент, когда он намеревался войти. Она быстро прошла мимо, а он остановился в дверях, посмотрел вслед удаляющейся фигурке и вдруг... пошел за ней. Да, она была очень хорошенькая. Но и он не страдал от отсутствия внимания, девушки открыто заглядывались на него и в коридорах института, и на дискотеках, и просто на улице; иногда даже доносился эхом еле слышный шепот-разговор в спину: «какой парень красивый, ...сивый, ...вый...» А сейчас что-то зацепило внимание — то, что не хотелось отпускать, и он послушно пошел вслед за этим «чем-то»... Так они дошли до автобусной остановки. Она присела на скамейку, а он встал поодаль, удивляясь себе и все же не решаясь подойти. Подъехал автобус и, мягко качнувшись на рессорах, остановился напротив... То же самое непонятное творилось с ним и в автобусе, пока они ехали (а ехали долго — не менее получаса), — вдруг одолевшая робость заставляла по-прежнему держаться на расстоянии... Водитель автобуса, видимо, был любитель итальянской эстрады: шлягер популярной группы Матиа Базар «Ваканзе Романе» сменила старая песенка семидесятых «Встреча», и в салоне зазвучал грустный голос Орнеллы Ванони: «нон эзисто, нон эзисто, нон эзисто...» К его удивлению, автобус подъехал к институту, где учился он сам, а ведь он ни разу не видел ее там, и это тоже было удивительно — иначе он бы непременно обратил внимание... Они пошли по совершенно пустым в преддверии вступительных экзаменов коридорам. И тут он все-таки подошел... «О, а я вас видела в автобусе и даже подумала: парень тоже в наш институт едет» — «Нет, хотя тоже учусь здесь, но, если честно, я следовал за вами» — «Ой, правда? Всю дорогу от центра?!» — «Просто не решался подойти... А я не видел вас тут раньше» — «Я только перевелась с заочного. И сразу прикрепили помогать в приемной комиссии» — «Может, вечером встретимся?» — «Я освобожусь после шести...»

В этот же вечер, когда он проводил ее домой, во дворе его ждала группа парней. Старший в модных джинсах — как оказалось, давний претендент, но отвергнутый, — сказал:

— Такой красавчик, что даже жалко. Поэтому для начала просто спрошу: сам отстанешь или как?

Раньше он избегал конфликтов, всегда можно было сослаться на свой пацанский район и предложить утрясти все мирным разбором. Но в этот вечер — нет, он жаждал битвы (а вдруг она смотрит из окна?), а еще — он даже боялся спросить себя — неужели это именно то, что так ему нужно, то, что он должен непременно защитить, прямо здесь и сейчас? А разборы... разборы можно было оставить на потом. Поэтому он сказал:

— Или как.

И сбросил пиджак...

...Все летние планы полетели кувырком. Вместо них — свидания, кино, парк, танцплощадка, прогулки ночью. До самого начала занятий... Пусть старые планы и не сбылись, зато он узнал, как может быстро мчаться время, когда теряешь счет минутам и они начинают лететь незаметно. И каждый день был такой короткий, и каждый, казалось, вмещал целую жизнь...

И когда начались занятия, встречи продолжались — по вечерам и до самой поздней ночи. Правда, зимой они стали реже: приблизилась, а затем началась сессия.

В феврале она позвонила и сказала:

— Можно мы к тебе придем с моим знакомым.

— Каким еще знакомым?

— Он сын друзей моих родителей. Нас познакомили в гостях. Родители — ха-ха, представляешь! — хотят, чтобы я вышла за него замуж. Уже аспирант и ужасно перспективный, как они говорят... Велят, чтобы я его везде с собой брала — в кино, театры, словом, всюду, даже не знаю, как отделаться...

Он и не подумал тревожиться, просто слегка удивился. И сказал:

— Конечно, приходите.

Гость был по-казахски учтив, в основном молчал и улыбался. С вежливым интересом смотрел его рисунки и библиотеку, с благодарностью принял предложенный чай. А вот гостья нервничала, то и дело наклонялась к его уху и, кивая на своего нового знакомого, сконфуженно шептала:

— Посмотри, какой неуклюжий... А еще «уши» шапки зачем-то сзади завязывает... И вообще такой странный...

Когда гости уходили, он, попрощавшись и закрывая за ними дверь, вдруг оставил щель в проеме, прислонился лбом к косяку и услышал голоса спускающихся по лестнице:

— Я же тебе говорила? Видишь, какой парень! Красивый, умный, талантливый.

— Да. И, по-моему, он тебя любит...

— Вот именно, и влюблен в меня! Поэтому оцени и запомни это. На будущее.

...С ней после института они никогда больше виделись. Слышал, что, выйдя замуж, родила троих дочерей — и две из них уже сами были замужем... А вот с ее супругом, тем самым «странным знакомым», встречались пару разу — тот стал столичным чиновником среднего уровня, перенес ранний инфаркт, и в целом оказался неплохим мужиком, а при встрече каждый раз порывался позвонить жене («ведь вы же однокашники!»), но тут же спохватывался...

…Солнце все больше вступало в свои права, но в легком льняном костюме не было жарко, к тому же плотный тент надежно укрывал от зноя. В кафе, кроме него, пока была только пара посетителей. Зато на площади появилось больше прогуливающихся или идущих куда-то людей...

Из того же окна, выходящего то ли изнутри кафе, то ли из чьей-то квартиры, вдруг раздался голос Орнеллы Ванони, исполнявшей песню «Встреча»:

И тут он увидел ее. Она шла мимо кафе и была совсем такая же, как и тридцать лет назад, только одета по современной моде — «стрит стайл». Запрокинув голову, разглядывала дома вокруг, как это делают обычно туристы, иногда быстро фотографировала на смартфон. Вот она остановилась и, глядя на дисплей, стала что-то быстро писать...

Стряхнув оцепенение, он встал и подошел к ней.

— Простите и не пугайтесь, пожалуйста, — заговорил он по-английски. — Доброе утро. Я просто хотел узнать: откуда вы и кто по национальности. Такое необычное лицо...

— Доброе утро, — улыбаясь, сказала девушка. — Конечно, многие интересуются... Я американка, мой отец — ирландско-японского происхождения, а мать — индианка из племени навахо.

Конечно, это была не она. Но почему тогда так тревожно и радостно стало в груди, когда он увидел это лицо? Почему возникла эта смутная, безумная надежда, когда прошло столько лет, и он, казалось, давно уже оставил все позади?..

Он кивнул девушке и долго смотрел ей вслед.

Песня «Встреча» давно закончилась... Зато рядом прозвучала мелодия из «Огней рампы», наигрываемая на губной гармошке, которую держал у рта с помощью специального крепления на шее хромой уличный артист. У его ног танцевала кукла Чарли Чаплина на нитях. Рука артиста, вращавшая крест с нитями-нервами, каким-то невероятным образом передавала человеческое тепло, воплощая ее в трогательной беспомощности марионетки, да так, что, казалось, эти неуклюжие танцевальные па, такие несовершенные и словно незавершенные, создавали некую вечную, не знающую покоя вибрацию, открывая всю хрупкость человеческого существования, его иллюзорные и несбыточные мечты...

Он вздохнул, положил деньги в коробку около куклы.

— Спасибо, — с улыбкой кивнул хромой артист и протянул ему в подарок фото своей куклы.

— Вам спасибо, — ответил он и вернулся за свой столик.

Возвращение к пирамиде

Я побывал в разных местах, в том числе и очень диких. Так, в юности пришлось в одиночку пройти трое суток по глухой тайге в Восточной Сибири, чтобы присоединиться к своей группе. Помню, что особенно гнетущим была не боязнь неизведанного или диких зверей, а чувство одиночества и собственной малости перед могучей природой. Подобное бывало и в других отдаленных, иногда экзотических, а порой и эзотерических уголках планеты, но такого странного чувства, как вблизи Пирамиды Смерти в камбоджийском храмовом комплексе Кох Кер, никогда не было. Ни внутри египетских пирамид, ни рядом с пирамидой Кукулькана в мексиканской Чичен-Ице. А ведь Кох Кер тоже известный туристический памятник и глухоманью его не назовешь. Но все по порядку...

Мне предстоял туда путь, и я знал общеизвестное об этом месте: Кох Кер был основан в девятом веке Джаяварманом Четвертым — узурпатором, который построил на замену традиционной столице — Ангкор — свою, новую столицу Кхмерской империи с королевским дворцом и храмами. Причем эта грандиозная столица, превосходящая по размерам Константинополь более чем в два раза, просуществовала всего двадцать три года — сам король Джаяварман таинственным образом исчез, а затем и жители покинули город. Самый загадочный объект столичного комплекса — это Прасат Пранг, или Пирамида Смерти, по типу строения удивительно напоминающая пирамиды майя и инков. На вершине вертикальная шахта — отвесный колодец, ведущий якобы в преисподнюю и в который король, якшавшийся, согласно легендам, с индуистским демоном мертвых Марой, бросал ему своих подданных живьем в качестве жертвоприношения. Местные побаиваются ее, как всякого источника суеверия, и обходят стороной.

К этому времени я уже посмотрел храмы Ангкора, и не только самый знаменитый из них Ангкор-Ват и прославленный съемками «Лары Крофт» храм Та Пром, но и отдаленный Бенг Мелиа — атмосферный своим симбиозом с пожирающими его джунглями, и теперь жаждал встречи с Кох Кер, в том числе и с пирамидой. Хотя многочисленным байкам о ее ужасах, несомненно распространяемым экскурсоводами, понятно, не верил. Однако мой гид куда-то пропал, на звонки не отвечал, и я решил сам отправиться туда рано утром на такси. А вечер накануне пошел скоротать в бар при отеле Сиемреапа.

У барной стойки познакомился с британцем лет пятидесяти по имени Рон — советником из Хало Траст при Группе военной связи ООН. Узнав, что я еду завтра в Кох Кер, он хмыкнул:

— Интересно, что туристов там мало. Хотя дорога неплохая и расстояние отсюда всего 50 миль. Да и джунгли поблизости очищены от мин. Я бывал там не раз и хорошо знаком с местами. Вот и сейчас собираюсь в саперный батальон неподалеку... А легенды про пирамиду слышали?

— Конечно, слышал. Но стоит ли верить сказкам?

— Есть сказки, а есть факты... Что вы знаете о попытках спуститься в шахту?

— Немного. Только то, что все они были неудачными.

— Первой пыталась проникнуть внутрь французская экспедиция в 1930 году, надеясь найти гигантский золотой лингам, или саркофаг с телом короля Джаявармана, но никто из спустившихся не вернулся. Причем вытащенные наверх веревки были развязаны людьми, а не оборваны... Известно, что в 1996 году кхмерский крестьянин спустился в колодец и нашел золотые пластины, которые сумел продать, но затем сошел с ума... Следующей была попытка местного историка-любителя в 1998 году. На глубине 15 метров у него вдруг погас фонарь и разрядились батареи. Наш энтузиаст решил вернуться, повторив попытку позже. Однако на следующий день он встретил неподалеку от пирамиды тигра — а они здесь давно не водятся, — счел это знаком свыше и отказался от своих планов... Наконец, в 2004 году четверо французских археологов отправились вниз, первая двойка пропала, в вытащенной второй один был мертв, а другой безнадежно безумен... До сих пор мировой наукой пирамида считается неисследованной.

— Я не собираюсь ее исследовать, — усмехнулся я в свою очередь. — Только осмотрю снаружи.

Мы поболтали еще, условились встретиться тут же завтрашним вечером, и я ушел спать.

Таксист, согласившийся везти только за сто баксов, высадил меня и обещал ждать четыре часа. Я осмотрел руины дворца и храмов, почти задушенных извилистыми могучими корнями деревьев, рвы вокруг остатков города, наполненные водой, и, пользуясь картой, двинулся в сторону пирамиды, расположенной особняком, вне кольца рвов. Если в самих храмах я видел пару туристов и охранника, то здесь не было ни единой души.

Но самое удивительное, здесь совершенно не пели птицы. Тишина была абсолютной. Если на остальной территории комплекса, закрыв глаза, можно услышать и птиц, и треск цикад, и другие звуки природы, то тут было абсолютно тихо.

Семиярусная пирамида высотой тридцать метров действительно была похожа на мезоамериканские. Кладка из огромных камней поросла травой, а вверх вела деревянная лестница, построенная для туристов поверх оригинальной каменной, местами разрушенной.

Вообще-то у меня не было в планах лезть наверх, и я просто пошел вокруг пирамиды. Вот тут у меня и возникло это ощущение. Нет, не страх, а именно странное чувство, которое трудно описать словами.

Я шел вокруг, поглядывая на пирамиду, в совершеннейшей тишине. Даже ветер не шелестел листвой деревьев. Было жарко, но не душно, и голова была ясной, и воздух вокруг был пронзительно прозрачным, подчеркивая-выпячивая яркую зелень деревьев и травы, четко оттеняя контуры серо-коричневых, в черных потеках, огромных каменных кирпичей-блоков древнего сооружения.

Я почти завершил круг, когда мне показалось, что за краем пирамиды мелькнула, успев скрыться, фигура человека. Благоразумие подсказало, что лучше остаться на месте, ведь круг завершен, а если здесь кто-то есть, то он вскоре появится с другой стороны, но смутная неуловимая мысль-импульс, а, самое главное, то неясное странное чувство, находящееся где-то за гранью моего, обычно рационального, сознания, заставили ускорить шаг и поспешить за фигурой.

Завернув за угол, я успел увидеть теперь уже определенно мужскую фигуру, но она опять исчезла за каменной кладкой. Я увеличил размер шага и скорость, а когда вновь повернул за ребро пирамиды, чуть не вскрикнул от удивления — мне показалось, что преследуемый был Рональд — мой вчерашний собеседник в баре отеля, в том же легком костюме защитно-военного цвета, в котором я уже видел его...

Но я не стал громко окликать британца, мне показалось невозможным криком нарушить эту почти мистическую тишину, висевшую в пространстве вокруг. Просто остановился и пошел обратно, навстречу Рону — ведь так мы неизбежно столкнемся лицом к лицу.

Я миновал одну грань пирамиды, рассчитывая уже увидеть Рона и готовя слова приветствия и удивления. Но там никого не оказалось. Двинулся дальше. Вот и следующая грань и... снова лишь успел зацепить глазами только его удаляющуюся в противоположную сторону спину...

Я остановился, понял, что нахожусь у передней части пирамиды, откуда начал путь, и стал ждать Рона на месте. Тот не появился ни через пять минут, ни через десять. И ни через двадцать... Тогда я начал подниматься по лестнице, чтобы сверху найти британца. Не знаю, сколько это заняло времени — меня беспокоила слишком отчетливая реальность происходящего, и я сосредоточил все мысли на процессе подъема. Наконец, порядком устав, оказался на вершине, но — не знаю почему — сразу не стал смотреть вниз, а сначала пошел искать колодец. И почти сразу увидел большое квадратное жерло шахты, выложенное теми же огромными блоками, с деревянной оградой вокруг, слегка прикрытое решеткой из узких дранок, но так, что само отверстие легко можно было рассмотреть. На вид это был обычный каменный колодец и все. Я повернулся и оглядел окрестности. Вот в отдалении заросли джунглей, вот башенки храмов, рвы... Но по периметру пирамиды никто не шел, а Рон... Рон стоял внизу у начала лестницы и смотрел вверх в мою сторону. Вот он приветственно помахал мне рукой, подошел к основанию пирамиды и скрылся за верхним краем первого яруса.

Я стал спускаться. Мыслей не было и это немного радовало — видимо, подсознание оберегало мой рассудок. Рона на лестнице я не встретил. Может быть он ожидает, отдыхая в тени первого яруса?

Внизу никого не было. На всякий случай я огляделся по сторонам, а затем перевел глаза на вершину. Рон стоял там и смотрел на меня. Вот он поднял руку и помахал мне, на этот раз прощальным жестом, повернулся к центру вершины, шагнул туда и скрылся.

Вокруг по-прежнему висела неподвижная, чудовищно безучастная тишина...

Обратный путь в Сиемреап был мучительно долгим, но я был рад монотонному реву двигателя и спине-затылку водителя впереди: обыденным деталям, которые слегка успокаивали, помогали забыть на время произошедшее, которым попозже, глядишь, и найдется разумное объяснение. Водитель уже не старался, как утром, учиться английским и русским словам — лишь взглянув на меня, подошедшего к машине, он поспешно отвернулся и молчал всю дорогу, не пытаясь заговорить.

В баре был полусумрак и довольно много посетителей, но я сумел найти среди них человека с такой же эмблемой, как у Рона на груди.

— Рон? — переспросил военный, и пауза повисла у стойки, грозя затянуться, но он все-таки прервал ее. — Рон не придет. Он погиб сегодня утром. Подорвался на противопехотной мине.

Я вышел на улицу. Влажный жаркий ночной воздух словно дышал сновидением, сквозь которое пыталась пробиться-проснуться реальность...

— Хелло! — мою руку радостно тряс вынырнувший из темноты гид. — Ну что, едем завтра в Кох Кер?! Пирамиду смотреть, не забыл?