Ливень света

Летним утром лексика чиста:

вдох окна и выдох занавески;

сновидения в арычном плеске;

листья света на листе листа.

Пробужденья пластика ясна:

в теплых веках трепыханье взгляда;

потягушек плавная услада;

ливень света; просветленье сна.

Это когда — рапидом — выпускаешь вдруг,

с глупым видом, из непослушных рук,

сглатывая несглатываемый ком

(oh my goodness, my goodness, oh m…),

какое-нибудь хрупкое фарфоровое блюдо,

и оно не бьется каким-то чудом.

Июльский день дополз до половины

второго, третьего, чет — кончился завод.

Стоят часы. Вино таят кувшины

до вечера, а он уже вот-вот.

Ну, а пока — дремотный знойный морок,

провалы в памяти, глубокие как рвы,

просветы снов, слоистый бред подкорок.

Пробелы кошек в зелени травы.

Дмитрию Александровичу Пригову

по марсу бродит марсоход

скучает по земле

а в это время по земле

шагает землеход

кто мать его и кто отец

где родина его

и ждет ли кто-нибудь его

обратно наконец

когда

погаснет остывая

гигантский карлик божья тля

тогда

сожженная дотла

заплачет как дитя

Земля —

живорожденная

живая

Кружку пива пьет товарищ Цой...

С. Липкин

О поле, поле, кто тебя усеял...

А. Пушкин

горе

луковое

счастье

арбузное

поле

поле

о…

Не любишь ты напиток молоко,

но слово «молоко» — другое дело.

Услышь, почувствуй: тело его спело

и круглобоко, бело, глубоко.

Произнося упорно «молоко»,

вновь наполняешь смыслом форму слова,

как будто наливаешь молоко

в стакан и пьешь. И наливаешь снова.

И млеет «молоко» на языке

замедленно, застенчиво, пугливо.

Глотнул его — и горло загулило.

И слово растворилось в молоке.

Плавно заливая склоны дня,

лава раскаленного июля

застывает вечером овечьим.

Слово в замедляющейся речи

замирает, словно в теле пуля;

тлеет словно в печи головня.

Льнет к душе льняная простыня.

Тает в горле — золотинки легче,

сновидений сладкая пилюля.

И уже, я брежу или сплю я,

различить — не в силах человечьих;

уловить, я есть иль нет меня.