Альчики

Тихо в степи. Даже трава не колышется. Застыла роса на лепестках горицвета. И кажется, будто это и не роса вовсе, а чьи-то слезы оставленные.

Рассвет будет скоро… А пока темно-серое небо нависло над степью, над желтыми цветами и сизой травой. Лениво жует сено корова, ожидая, когда ее выгонят на простор. Теленок ее, накормленный, уютно спит рядом. Спят овцы и бараны в загоне, тесно сгрудившись друг к другу. Уже пора стричь их. Да, видно, некому пока будет.

Не спит только старый дом. Мазанные глиной стены одиноко белеют в степи. Поставлено в разогретую печь тесто для будущих лепешек. Мать стоит у окна и смотрит, как ее сын выводит из стойла единственную в доме лошадь. Ее лоб испачкан в муке, ровно как и передник невестки, раскатывающей новое тесто.

Тихо перешептываются между собой женщины. Тихо, потому что боятся громче, ведь так вырвутся лишние слова страшных и тревожных мыслей. То, из-за чего сердце бьется быстрее. А душа, словно натянутая нить, держится из последних сил. Женщины говорят тихо, потому что дети спят в соседней комнате.

Да только не спят они… Сидит Айша на корпе с братом Едилем, смотрит на портрет отца. Черно-белая фотокарточка у нее в руках была прислана им с письмом еще зимой. А с тех пор никаких писем. Ни единой весточки от отца, ушедшего на фронт осенью 1942 года… Смотрит на детей отец с доброй улыбкой и слегка нахмуренными от вспышки фотоаппарата глазами. Дармен очень похож на отца. Айше достались только его глаза, Едилю нос и губы, а Дармен, самый старший из них, вылитый отец, только помоложе. И сейчас брат в отцовской рубахе стоит, запрягает лошадь. Он тоже уедет на войну. Как отец.

Айше даже немного завидно. Вдруг старший брат повидает отца там. Едиль говорит, что она дурешка, ведь будь все так хорошо, не плакала бы сегодня ночью Алия, жена Дармена. Но оба младших все гадают, где находится эта война, о которой сейчас столько разговоров. Они оба знают, что это не в степи, ведь так бы отец приезжал каждый вечер домой, как раньше, весело спрыгивал с лошади и с громогласным смехом обнимал бы их по очереди. Нет, война — это где-то далеко, но жалит она все равно больно. Ее боль отражается в глазах почтальона, поспешно проезжающего на лошади мимо их дома. Ее боль отражается в новых морщинках матери, в новых ее седых волосах. А теперь и в отъезде Дармена.

Мать и Алия все шепчутся на кухне. Собирают в дорогу старшего брата. Уже доносится до детей сладкий запах хлебных лепешек, да только есть не хочется совсем. Сладко посапывает в казак-бесике малыш, их племянничек. Время от времени заглядывает в комнату Алия, наклоняется над бесиком и уходит обратно. В такие минуты Едиль и Айша юркают под мягкое одеяло, притворяясь спящими.

— Дармена в дорогу собирают, — шепчет Едиль.

— Он ведь уезжает сегодня. А когда приедет?

— Когда отец приедет.

— А когда приедет отец? — не унималась Айша.

— Не знаю. Когда овец пора будет стричь, наверное…

Айша поднялась с корпе и взяла в руки упавшую фотокарточку. Она поправила черные косы и посмотрела в окно.

— Все что-то кладут ему в сумку, — тихо сказала Айша. — Нам тоже надо что-то положить.

— А давай, — оживился Едиль. Он подошел к двери, здесь, у старого сундука, лежал мешочек с альчиками. Он раскрыл его. В льняном, немного грязном и пыльном мешочке лежали разноцветные альчики, бережно покрашенные. Время сделало их гладкими, блестящими. Лишь где-то облупилась краска.

Айша положила фотокарточку в карман вязаной жилетки, взглянула на дверь. Вошла Алия, утирая рукой глаза. Она посмотрела на них и сказала уставшим голосом:

— Уже проснулись? Идите на кухню, лепешки готовы. Идите поешьте. А потом во двор выходите, Дармен уже уезжает.

Едиль и Айша захватили по лепешке и выскользнули во двор. Там уже стояла мама возле брата. У коня держала в руках малыша Алия, вышедшая из дома.

И стало еще тише в степи.

— Ну, давайте прощаться, — спокойно сказал Дармен.

Судорожно всхлипнула Алия, закрывая покрасневшие глаза. Малыш проснулся и недовольно заплакал, да только некогда было его успокаивать.

— Пиши нам почаще, — просила мать.

Она словно состарилась за ночь, осунулась и стала еще меньше. Или это просто Дармен стал казаться очень повзрослевшим.

Поцеловав и крепко обняв каждого, Дармен сказал Едилю:

— Ну, теперь ты единственный мужчина в семье остался. Жди нас да не забывай про хозяйство. Айшу в обиду не давай!

От слов его стало очень грустно. Ведь только сейчас стало до полноты мысли понятно, что брат уезжает. И что писем придется ждать больше. И что не увидят они его долгое время.

Поднялась пыль от копыт скачущего коня. Защипало в носу и захотелось плакать, Айша так уже… В голос ей навзрыд ревел малыш, надрываясь, закричала Алия. Лишь мама молчала, положив руки на плечи детям.

— Альчики!! — вспомнил Едиль.

Айша вытерла слезы, мгновенно вырвав мешочек из рук братишки, и стремительно побежала за старшим братом. Завертелась степь, замелькали желтые цветы, загремели альчики, стукиваясь друг с другом в мешочке. И было что-то отчаянное жалостное в беге маленькой Айши. Словно птенец, выпавший из гнезда, бежала она на тоненьких своих ножках. Косы разлетелись назад, словно крылышки.

— Айша-а-а! — кричала мать.

В этом крике слилась вся боль, которая держалась в душе женщины, месяц назад получившей похоронку и мгновение назад разлучившейся со старшим сыном.

— Айша-а-а-а!

— Да-а-а-арме-е-ен!

Звучали в огромной степи два голоса. Один поражающий своей глубиной, освобождающий душу, и другой — отчаянный и наивный детский.

Громко заржала лошадь, остановившись из-за наездника. Она взбрыкнула, описала круг, затоптав траву. Дармен, стянув поводья, смотрел назад, на дом, белеющий одиноко в степи, и на развевающиеся косы сестренки.

Айша бежала, размахивая мешочком. Вдруг земля перевернулась, и она увидела совсем близко росу на лепесточках горицвета и небо темно-серое. Альчики взлетели вместе с ней на кочке, выпав из мешка, упали на землю.

Подбежал к сестренке Дармен, бросив коня на дороге.

— Вставай, милая, вставай.

— Дармен… я… сейчас соберу, — наклонилась Айша над травой, отыскивая разноцветные альчики, слепо шаря по земле маленькими загорелыми руками.

— Не надо, Айша, не надо. Мне пора, опаздываю я. Поезд без меня уедет, сестренка.

— Я найду сейчас… Как же так, — глотая слезы, бормотала Айша.

Дармен обнял сестренку и поднял ее высоко над травой и над альчиками. Понюхал в последний раз волосы, которые пахли солнечным днем и цветами, травой и молоком. Старший брат поцеловал в макушку сестренку и сказал:

— Давай, иди домой, Айша. Альчики — не беда, еще будут.

— Да как же… Мы хотели их тебе отдать…

— Не надо, потеряю я их.

Айша засунула ладошку в кармашек.

— Возьми тогда это.

— Айша…

— Бери!

Дармен забрал сложенную бумажку и залез на коня. Скоро он едва ли виднелся на дороге, все больше и больше удаляясь от них.

К Айше шла мать. Увидев ее, девочка порывисто обняла, обхватив ноги. Мать наклонилась к дочери и прижала к себе

— Я успела! Я отдала ему фотокарточку… Пусть у него будет, мама. Ему нужнее! Он потом сделает фото с папой, пришлет нам, да, мама?

— Конечно, Айша, конечно. Радость моя, сильно ушиблась, — мать обнимала дочь, роняя слезы на запутавшиеся в волосах желтые цветы.

Тихо было в степи. Наступало утро.