Рамиль Ниязов

217

Я люблю тебя до слез

Обзор киноальманаха «Теряя невинность в Алма-Ате» Жанны Исабаевой

Кто заставил брызнуть кровь Безумья

черным и отравленным ручьем,

чтобы запятнать нетронутое горло твое, Невинность?

Жак Рабеманандзара

Гетры серые носила,

Шоколад Миньон жрала…

Александр Блок

Киноальманах Жанны Исабаевой «Теряя невинность в Алма-Ате» настолько пронизан социальными вопросами и противоречиями, что на первый взгляд кажется, что ими он и заканчивается. А начинается шум и гам, который, кажется, за столько лет не поменялся: опять условные традиционалисты обвиняют во всем коллективный Запад и художников, опять условные либералы им вторят: «А то, что у нас воруют налоги и женщин — не стыдно?» Однако же во всей этой тогдашней «полемике» не было только одного — ответа на вопрос: «Так о чем же этот фильм?»

Тут все тоже как будто бы очень просто: тринадцать историй о том, как люди в центре культурной столицы Казахстана занимаются сексом в первый раз. Занимаются коряво, неловко и, надо сказать, очень грустно. Каждый из героев вроде бы ищет любви и понимания, а сталкивается с болью, грустью и отвращением (и постоянно спрашивает партнера: «А это правда всегда так происходит?»). И только в последней сцене, где молодожены (скорее всего, девственные) во время первой брачной ночи (жена говорит своему мужу не поворачиваться, когда она переодевается) ничего не делают, а просто засыпают в объятиях друг друга, потому что муж перепил и вырубился, едва лег, кажется, что вот она — настоящая любовь, для которой важен не секс, а человек. Однако же остановить размышления здесь, как мне кажется, значит прервать их на самом интересном месте.

Во-первых, привлекает внимание то, что этот фильм тематически буквально о сексе! То есть сексуальные сцены или сексуальность как таковая не используются как средство, чтобы показать что-либо (отношения между героями например); не используется как метафора или аллюзия, а ставится в центр угла и исследуется. И тот факт, что исследуется именно первый секс как наиболее наполненный символами, легендами, байками и аурой сакрального, делает любую сцену намного более остро переживаемой. Ну и, конечно, это отличный драматургический прием, чтобы показывать людей с той их стороны, которая обычно не видна. Хороший вопрос: кто знает человека больше — ближайший друг или человек, с которым он/она провел случайную ночь вместе?

Во-вторых, задевает название. Алма-Ата была переименована в Алматы (гендерный перформанс, конечно) в 1993-м. Восемнадцать лет прошло с этого события на момент проката, и уже успело вырасти поколение, которое говорит: «Алматы, Алмата (но не Алма-Ата), Алмате, Алмату». И действие, конечно же, не происходит в СССР, а, значит, надо копать глубже. И в этом мне поможет зацепка, о которой я расскажу в самом конце.

Для начала, для того чтобы подробнее показать, как эта невинность сладости любви и ее магии теряется, надо обратиться напрямую к сценам фильма.

Во-первых, как уже было сказано, бросается в глаза операторская работа, намеренно выполненная не как в «профессиональном кино». Часто лица героев обрезаны так, что видно только макушки, что усиливает это ощущение «любительского порно». Камера, с одной стороны, часто смотрит на героев как бы сбоку, как будто бы подсматривая сквозь «кусты», сквозь окружающие героев предметы; прислонившись к самому полу, созерцая игру теней в другой комнате или же наблюдая, как на переднем плане парень, которого одна из героинь позвала на свой день рождения, чтобы лишиться девственности, снимает штаны, чтобы, кхм, «удовлетворить» (в некоторых европейских странах это справедливо называют изнасилованием) напившуюся вдребезги эту самую героиню, а на заднем плане стоит бутылка пива и лежит пластинка с первым альбомом Led Zeppelin (которые пели и об этом, и не совсем), а после ракурс перемещается на учебники за десятый класс и плюшевых медведей. Герои часто отражены в зеркале, разделены в кадре какой-то стеной. Одного из них мы видим через камеру, а другого — через зеркало. Или два человека смотрят друг на друга, но благодаря зеркалам один смотрит в пустоту справа, а другой — слева.

С другой — не менее часто все наоборот: камера в эпицентре событий и, кроме двух целующихся лиц, ничего не оставляет в кадре, как будто ничего, кроме этого, не существует. Красивое замедление времени и романтическая музыка, кажется, пытаются убедить нас, что это мелодрама, но потом оказывается, что секс был без презерватива, а парень кончил прямо внутрь своей возлюбленной. Или же движение в такт техно-музыки диджейки рифмуется с one night stand героини другой сцены, создавая пространство бесконечного желания и движения, однако же музыка заканчивается, и героиня блюет в туалете отельного номера. Советское шампанское, главный атрибут праздника прошлого мира, заливается в пластиковые стаканчики в грязной съемной квартире. Сами же сцены объединены скорее схематично: то герой одной сцены подвезет героиню другой, то родители прошлой героини в театре с героиней нынешней, что связывает вместе не историю, но город: один город и для наркоманов-эстетов, и для рабочих автомойки.

Теперь, после всего этого, можно расширить утверждение, что наиболее в итоге счастлива последняя пара. Для начала стоит обратить внимание, что не только они не остались после соития «в проигрыше», но также без каких-то негативных коннотаций осталась пара художников, которая познакомилась, когда парень отказался рисовать «некрасивую модель» на занятии, а решился написать свою сокурсницу. То есть после всего бесконечно реального мира реальной и настоящей телесности выживут только любовники.

Потом, после всего выше сказанного, я хочу рассказать о третьей моей, самой главной, зацепке, связанной с пониманием этого фильма.

Первое, что с тобой происходит при просмотре — это гомерический смех из-за саундтрека фильма. Особенно это смешно, учитывая, что он играет во время показов города, в котором дешевые донерки перемежаются с дорогущими бутиками одежды европейских фирм, а камера сшивает это пространство, опять же, воедино, как сама песня — Казахстан.

Трек «Біздің Жігіттер» Ерболата Кудайбергенова — это, конечно, гимн всех «четких пацанов» Казахстана и какое-то страшно огромное соотношение мачизма на единицу времени клипа, и ни о какой «невинности» здесь, конечно, речи быть не может. Это можно списать всегда на сатиру и сарказм (благо этого Жанне не занимать), но я думаю, это именно что ключ к пониманию этого фильма.

По прошествии времени уже не так видно, но когда-то Ерболат своей дикой смесью хард-рока, старой школы американского хип-хопа, электро-домбры и казахского мачизма сделал некоторого рода революцию в казахской эстрадной музыке, построенной или как «той-мьюзик» (музыка для свадеб), или как калька тогдашней российской поп-музыки с «примерными» мальчиками, «бойз-бендами» и официальными, еще советскими, эстрадниками. Как будто бы грязный и неотесанный, он давал голос тем, кого считали быдлом и грязью. Жаль только, что и это легко продается, а, впрочем, оно на то и рассчитано было. Ни милитаризма рокеров (у которых Ерболат брал силу и мощь), ни бедности и социальной проблематики старой школы хип-хопа (они пели «A.C.A.B.», я напомню) у него не было, а было «пацанское нациестроительство», потому что мужики с уличных боев одним движением кадра превращаются в успешных бизнесменов независимого неолиберализма и солдат славной новой Республики, а перечисление качеств джигитов разных городов сшивает разные части этой самой Республики воедино. И, конечно же, бесконечная ебля. Не просто секс, не даже «трахание», а откровенную еблю — вот что продает Ерболат.

Кажется, что клип вполне себе не-откровенный: парни дерутся, служат в армии, а единственная женщина не похожа на традиционную забитую «восточную женщину», а вполне себе роковая femme fatale с глубоким декольте, сидящая на машине с номером «PRO». И даже жеста никакого вульгарного по отношению к ней не было, однако же если привычный клип казахской эстрады вроде любого клипа Кайрата Нуртаса построен на какой-то «милой» маскулинности, в которой главный герой-романтик и «добивается» своей возлюбленной исключительно искренностью и невинностью своих намерений (и постоянно на разрыв сердца плачет, если этого не выходит), то Ерболат кичится своей силой максимально возможным образом.

В мире победивших «Біздің Жігіттер» нет места романтике, «восточным сказкам» и прочим атрибутам прошлого невинного мира, а есть мир «четких пацанов», в котором женщина — это просто средство удовлетворить свое бесконечное желание насилия и самоудовлетворения. Это и есть невинность, которая потеряна.

P.S. В качестве примера аналогичного использования цитаты из другого мира, кстати, можно вспомнить, сарказма ради, песню «Зын Зын» исполнителей Zhonti и NN-Beka, в которой посреди современного хипстерского китча играет песня «Дос-Мукасан» как бы в рамках совсем жуткой постмодернистской игры.

Рамиль Ниязов

Рамиль Ниязов — родился в Алматы. Выпускник Открытой литературной школы Алматы (семинар поэзии Павла Банникова, 2017–2018). Лонг-лист премии Аркадия Драгомощенко (2019). Студент-бакалавр Смольного факультета СПбГУ. Финалист литературной премии Qalamdas, посвящённой памяти Ольги Марковой, в номинации «Поэзия» (2023)

daktil_icon

daktilmailbox@gmail.com

fb_icontg_icon