Траектория блуждающих (продолжение)

Габриэль Кортес был из тех американцев, что знали о Казахстане не только благодаря развесистой клюкве от Саши Барона Коэна «Борат» или так называемому «Казахгейту», в котором был замешан Джеймс Гиффен. Габриэль немного говорил на русском и интересовался культурой стран бывшего Советского Союза, поскольку его отец когда-то работал в России, в команде антикризисного менеджера Джеффри Сакса, и водил дружбу с Аскаром Акаевым.

Разница во времени с Казахстаном — двенадцать часов, а это означает, что у Ларри день был в самом разгаре. Габриэль, уставший от своей дикой и однообразной жизни, долго любовался рассветом. «Это прекрасный мир, Ларри. Как же тебе повезло!» Немного подумав, он набрал телефон Аманды.

— Алло!

— Это Габриэль, извини, что беспокою второй раз за ночь.

— Ничего страшного, я все равно еще не сплю. Ты придешь или мне прийти?

— Приходи. Проведем отлично время, как ты и предложила, если все еще в силе… — осторожно проговорил Габриэль.

— В силе… — игриво ответила Аманда.

— Будем вдвоем напоследок.

— Напоследок? В каком смысле? — Аманда не на шутку удивилась.

— Я уезжаю в Казахстан…

***

Отец тогда еще был жив; время иллюзорно, прошлое же хоть и туманно, но все же оседает в коре головного мозга, проявляясь в памяти, как на кинопленке. С отцом Кортес виделся редко, и это был последний раз, когда Габриэль заглянул к «донору генома», как он называл того, кто был ему отцом лишь генетически; проблема отцов и детей априори зародилась раньше озвучившего ее Тургенева и сохраняется по сей день.

«Как же я на него похож!» — невольно подумал Габриэль, с формальной улыбкой пожимая руку родителю; Марк Кортес выглядел заметно постаревшим, лицо было изборождено морщинами, голова покрыта сединой. Жестом отец указал на стол, заваленный бесполезными, с точки зрения Кортеса-младшего, чертежами и схемами; все старые люди тешат себя ностальгией по прошлому, но иначе устроен мозг Марка Кортеса: он неизлечимо болен маниакальной идеей вычислить ритмы Вселенной, что дало бы ему возможность прогнозировать будущие события; поистине, Альцгеймер был бы спасением для него, подумал Кортес и сразу же мысленно поругал себя: редкие встречи и частые ссоры по телефону — не повод для насмешек над отцом. Марка почти никогда не было в жизни сына; вернее, он, конечно же, воспитывал Габриэля, но при этом был бесконечно далек от семьи.

— Посмотри, к какому выводу я сегодня пришел, Габриэль, — отец взял в руки карандаш и показал плохо наточенным кончиком на схему, — по моим последним прогнозам, через шесть лет в мир ворвется страшный катаклизм. Я пока не могу сказать, будет ли это война или эпидемия, скорее всего, и то и другое. Штаты сегодня в напряженных отношениях с Россией, Северной Кореей и Ираном. По всей вероятности, очень скоро наша страна будет воевать с одним из этих государств. Я склонен предполагать, что это будет Иран.

— На чем основаны твои предположения? — спросил Кортес-младший и, присмотревшись к схеме, увидел, что на ней изображены семь волн с семью проходящими сквозь них линиями и сопутствующими надписями на латыни.

— Ты ведь читал мою переписку с бывшим президентом Киргизии Аскаром Акаевым, а ныне профессором Московского государственного университета? Он консультировался со мной по вопросам экономики, ведь я в свое время считался одним из лучших специалистов по теории кондратьевских волн.

— Да, до тех пор, пока ты не стал пить. Теперь ни один уважающий себя университет не захочет связываться с тобой. Странные вы люди, ученые. Сочетаете занятие наукой с самыми тяжкими пороками. До сих пор помню Соколова, историка с мировым именем, лучшего специалиста по наполеоновским войнам, без книг которого немыслим университетский курс истории Нового времени. Кого он тогда убил, кажется, собственную аспирантку, да? Кажется, ты был хорошо знаком с ним?

Отец вспылил, гневным взглядом окинул комнату, прошелся вокруг стола и, найдя под чертежами бутылку виски, выдул все ее содержимое. Затем ничтоже сумняшеся он сел на стул, положил голову на скрещенные руки, пальцами которых нервно забарабанил по столу, и сказал:

— Зачем ты так? Я знал Соколова, но теперь жалею о встречах с ним. Я не заслуживаю сравнения с этой мразью. Тем более от родного сына. Я математик и экономист с мировым именем. Я предсказал распад Советского Союза и дефолт 1998 года в России.

— Твою заметку о прогнозе экономической катастрофы в СССР сочли безумием и не опубликовали ни в одной из европейских и американских газет ни в 83-м, ни в 86-м. Потом, правда, редакторы кусали локти. Твой отчет о грядущем дефолте прочел Ельцин, ты тогда еще работал в России в команде Джеффри Сакса, но к твоему мнению предпочли не прислушиваться. Однако деньги олигархи на всякий случай все же вывезли в оффшорные зоны. Ты Кассандра, которую никто не слушает. Десятки лет ты предупреждал лидеров, а они закрывали уши. А знаешь почему? Потому что ты большую часть своей жизни провел в запое. Ты безбожно пил. Кто станет внимать пьянице? Бог или природа одарили тебя великим даром научного прогнозирования, но ты сам все испортил, подмочил свою репутацию. Впрочем, тебе и самому все известно.

Габриэль неожиданно для себя почувствовал, как по щеке покатились три скупые мужские слезинки. Зрелый мужчина плакал в первый раз за двадцать лет. Марк Кортес разволновался, вскочил со стула и сделал шаг к сыну. Кортес-младший уперся кулаками в матовую поверхность столешницы и встал в угрожающую позу.

— Не подходи. Оставайся там, где стоишь. Продолжим наш разговор. На каких реальных статистических данных основываются твои предположения?

— Я говорил об Акаеве, — Марк Кортес вернулся на свое место, успокоился и пригубил из второй бутылки, лежавшей под стулом. — Аскар Акаев еще в 2005 году предсказал мировой финансовый кризис, действительно имевший место в 2008-м, и некий социальный катаклизм, который последует за оживлением мировой экономики и спровоцирует появление шестого технологического уклада — нанотехнологий. Я, пользуясь статистическими данными по мировой экономике, определил природу этого катаклизма. Сам Аскар Акаев и его коллеги, ученые с мировым именем, Виктор Дементьев и Дмитрий Львов, которые тоже ведут переписку со мной, склонны предполагать, что спрогнозированный ими катаклизм — Третья мировая война. Мировая экономика ищет выход из ситуации, сложившейся в условиях рецессии, и находит его в крупных конфликтах сильнейших государств. Штаты — несомненный мировой лидер, склонный к конфронтации с другими ядерными державами. Из всех соперников Штатов больше всего на основного противника в Третьей мировой войне похож Иран — эта страна, которая не раз осмеливалась открыто выступить против позиции Штатов в мировой политике, имеет большие запасы ядерного оружия и всерьез готовится к военным действиям. Сценарий конфликта может быть таким: после обмена несколькими ядерными ударами обеих стран, владеющих атомным оружием, одно из государств ослабевает, уходит на вторые позиции, а страна-победитель восстанавливает баланс в мире и развивает технологии шестого уклада.

Теперь, спустя несколько лет, Габриэль Кортес дивился поразительной точности прогнозов отца. После авиаудара США по международному аэропорту Багдада 3 января 2020 года над миром нависла угроза реальной мировой войны между Ираном, США и их союзниками. Слава богам, Яхве или советникам политических лидеров, конфликт был вовремя улажен, но миру не удалось избежать потрясений. Удивительно, но отец предсказал даже эпидемию коронавируса, навсегда изменившую мир.

— Лично я считаю, что человечество может избежать мировой войны. Но, увы, даже в этом случае человечество ждет не менее печальный сценарий. Мировая экономика попытается перезагрузиться с помощью иного механизма — вируса, — сказав это, отец закрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Вируса? — переспросил Кортес-младший. — Эбола? Чума? СПИД? Атипичная пневмония?

— Последнее твое предположение является вполне вероятным вариантом. Суди сам, — отец открыл глаза, посмотрел вниз, но ничего не нашел, — ты ведь смотрел фильм Содерберга «Заражение»? Там показана вполне реальная ситуация. Юго-Восточная Азия с ее извечной антисанитарией и рынками, где продают животных, передающих людям опасные инфекции, является самой благоприятной для появления нового вируса территорией. Мир давно стал глобальной системой, люди летают на самолетах, ездят в международных экспрессах, поэтому новая болезнь может распространиться по земному шару со скоростью, которая жителям средневековых городов, пострадавших от чумы, показалась бы фантастической. За вспышкой эпидемии последует всемирный карантин, который оставит без работы и средств к существованию миллиарды людей во всем мире. Последствия карантина могут быть эквивалентны стандартному послевоенному состоянию проигравших стран. Я с осторожностью прогнозирую падение экономик США и Евросоюза и возвышение Японии, Южной Кореи, Китая и Сингапура — четырех «азиатских тигров». Эти страны и сегодня показывают высокий экономический рост, а после спада эпидемии могут вырваться в мировые лидеры.

— Очень надеюсь, что твой прогноз никогда не сбудется. Честно говоря, предположить страшный вирус в современном мире, где вирусологи научились предупреждать появление новых бактериофагов и вирусов, а врачи — исцелять пациентов от ранее неизлечимых болезней, всякие подобные гипотезы — такая же смешная фантазия, как, скажем, вступление известного украинского комика Владимира Зеленского в должность президента Украины: сериал «Слуга народа», купленный «Нетфликсом», конечно же, довольно интересный, но это все же не повод предполагать, что Зеленский станет президентом. То же самое с твоими прогнозами.

— Мои прогнозы основаны на надежных математических выкладках. Модель кондратьевских волн еще ни разу не показала расхождений с практическими результатами. Шестой технологический уклад не заставит себя ждать.

— О чем ты говоришь? Какие такие математические выкладки? Какие еще к черту уклады, пап?

Осознав, что впервые за долгие годы назвал Марка Кортеса папой, Габриэль вытер выступивший на лбу пот чистым носовым платком и попятился к двери. Марк сделал вид, что не слышал слово «папа». А может, и правда не слышал. Сейчас он был во вкусе, его переполняли мысли, «высокий штиль» управлял движением дум, мозг лихорадочно работал.

— Ты же знаешь, Габриэль, я много лет занимаюсь расчетами конъюнктурных колебаний кондратьевских циклов. Я сторонник древней гипотезы о том, что мир управляется строгими закономерностями, которые можно определять, вычислять и на основе их изучения прогнозировать еще не случившиеся исторические события. Я верю в предопределенность, а, следовательно, и в априорное отсутствие свободы воли, верю в то, что в ткани пространственно-временного континуума заранее записан весь ход мировой истории. Если мы познаем тайну этих закономерностей, предвидеть следующие пятьсот лет мировой истории можно будет с такой же легкостью, с какой синоптики сегодня предсказывают погоду на три дня вперед. Так вот, многие великие люди задумывались о шифре, зашитом в подкладку Вселенной. Пифагор, Да Винчи, Марсилио Фичино, Омар Хайям, Велимир Хлебников и многие другие.

— Ближе к делу. В чем суть кондратьевских циклов?

— Если быть немногословным, дело обстоит так. Возвышение одних государств и падение других зависит от кризисов, войн и эпидемий, сотрясающих человечество испокон веков. На эту закономерность обратил внимание выдающийся русский ученый-экономист Николай Кондратьев. Он увидел в мировой истории цикличность и предопределенность, возможность предсказывать на основе математических расчетов социальные катастрофы и вехи технического прогресса. Суть его модели составляют семь неравных по временной протяженности циклов, в основе которых лежит тот или иной технологический уклад. Первый цикл берет начало в конце восемнадцатого века и зиждется на господстве текстильной промышленности. Второй цикл приходится в основном на вторую половину девятнадцатого столетия, в его основе лежит применение парового двигателя. Третий цикл…

— Дай угадаю… Электричество? — Габриэль незаметно для себя оживился. Ему стало интересно.

— Совершенно верно! Эра господства электричества, эпоха революций и гражданских войн начала двадцатого века. Четвертый цикл начинается после Второй мировой войны и является временем доминирования двигателей внутреннего сгорания и турбореактивных двигателей. Пятый цикл связан развитием микроэлектроники, это 90-е и 2000-е. Мировой экономический кризис 2008 года, предсказанный мной и Акаевым, ознаменовал переход к шестому циклу и шестому технологическому укладу — нанотехнологиям. Эти технологии видны уже сейчас, особенно в медицине развитых стран, и очень скоро, после предполагаемой мной эпидемии мирового масштаба, они выйдут на новый уровень, станут такой же повседневностью, какой сегодня являются ноутбуки и смартфоны. Седьмой цикл, чье начало я датирую 2030 годом, совпадет с приходом седьмого технологического уклада — квантовых технологий, с развитием которых станет возможным открыть Теорию Всего.

— Подожди, — Кортес-младший с трудом следил за потоком информации, щедро изливавшийся из уст отца. — Когда случится глобальная пандемия?

— Все расчеты указывают на 2020 год. Потом начнется мировой экономический кризис, чуть позже — стабилизация, все вернется на круги своя, а дальше нас ждут новые потрясения…

— Довольно, не хочу больше слушать. Хочу понять лишь одно: эти твои циклы, или волны, как ты их называешь, были всегда или же они проявили себя только в конце восемнадцатого века?

— До 1792 года, когда начала свою работу Нью-Йоркская фондовая биржа, кондратьевские волны имели локальный характер, поскольку в экономическом плане страны были слабо связаны между собой, если не считать торговлю и колониальную политику империй. С начала девятнадцатого века крупные фондовые биржи оказывают влияние на все страны мира, сплачивая их в единую глобальную экономическую систему. С этого момента финансовые манипуляции на Нью-Йоркской и других биржах приводят к мировым экономическим кризисам перепроизводства, а те в свою очередь — к стагнационному состоянию мировой экономики, которая, ища выход из сложившейся ситуации, находит его в перераспределении ресурсов во время войн и вспышек эпидемий. Страны-победители становятся лидерами, богатеют, развивают науку и культуру. Но экономический кризис и следующая за ним война или эпидемия вновь производят рокировку на шахматной доске истории: место чемпионов вчерашнего дня занимают новые лидеры. Так было всегда и будет на этот раз, — Кортес-старший заговорил быстрее, увидев, что Габриэль вознамерился его перебить. — Новый технологический уклад приходит вместе с войной или эпидемией. Чума во Флоренции пятнадцатого века побудила Марсилио Фичино изучать произведения древнегреческих и арабских авторов и создать Платоновскую школу в Кареджи, очаг флорентийского Возрождения. Холера, свирепствовавшая в Англии девятнадцатого столетия, стала причиной переворота в медицине и появления современной канализации и санитарных норм. Интернет появился во время холодной войны по заказу министерства обороны — правительству Штатов понадобилась коммуникационная сеть, способная пережить ядерную войну. Ни одно технологическое новшество не может проложить себе путь в отсутствие войн или эпидемий. Грядущая пандемия также вызовет бум в технологиях и невиданный расцвет науки. У меня все, — Марк вновь вздохнул. — Передавай привет маме.

Воцарилось молчание.

— Если говорить на чистоту, я только для этого сюда и приехал, — наконец сказал Габриэль. — Мама хочет примирения. Мы будем лечить тебя от алкоголизма. Возвращайся в семью, отец.

Они подошли друг к другу, обнялись и тихо расплакались. В тот момент Кортес-младший и предвидеть не мог, что через три года родители погибнут в автокатастрофе и Кортес-старший так и не узнает, сбылись ли его прогнозы. Увы, даже первоклассным провидцам не суждено предугадать финал собственной жизни.

***

…Над Теночтитланом вставало багровое, словно окровавленное, солнце. То была кровь с жертвенных костров, похоронивших в своем пламени души рабов-тласкаланцев, перемешанная с кровью убитых испанцами ацтеков. Царственный Кортес, вдохнув пахнущий едким дымом воздух, лениво осмотрел тела застреленных вчера сподвижников Монтесумы и, еле слышно насвистывая какую-то песню, которую слышал еще ребенком в Медельине, пошел навстречу страшному, залитому пугающими красками рассвету.

Он шел мимо бездыханных тел, покрытых запекшейся кровью, шагал вдоль виселиц, на которых беспомощно повисли приговоренные к смерти непокорные ацтеки. Внезапно из груды мертвых тел выбрался вооруженный топором индеец. С дикими воплями набросился он на Кортеса, стоявшего спиной к нему, но тот успел обернуться и нанести предупреждающий удар. Индеец упал, словно подкошенный…

То был всего лишь сон Габриэля Кортеса, однофамильца знаменитого конкистадора. Этот сон беспокоил его столько лет, сколько он себя помнил. Сходство фамилий и наличие в родословной гонителей индейцев отравляло Габриэлю жизнь, давило на его подсознание.

Вот сейчас он, очнувшись в холодном поту, огляделся и увидел в соседнем кресле самолета мирно спавшего пассажира с крупным и широким лицом желто-коричневого цвета. Это был его приятель, Рамон Сааведра, также направлявшийся в Нур-Султан. «Рамон, кстати, индеец», — подумал Габриэль и невольно содрогнулся. Нет, он не был расистом, напротив, Кортес считал себя гражданином Земли и одинаково хорошо относился ко всем нациям и расам. Его всю жизнь преследовал комплекс вины перед коренным населением Америки. Один и тот же сон, в котором жестокий Кортес идет по окровавленному Теночтитлану и подвергается нападению коренного жителя, периодически посещал Габриэля.

Он размышлял о долге латиноамериканской и североамериканской цивилизаций перед майя, инками, ацтеками, народами, которые во многом превосходили вторгшихся на континент европейцев. Пока города средневековой Европы утопали в грязи и антисанитарии, а миллионы людей, и знатных, и простолюдинов, умирали от чумы и оспы, города ацтеков могли удивить любого просвещенного испанца или француза развитой инфраструктурой, сетью парков и садов, канализацией и налаженной бюрократической системой. Ацтекские сборщики налогов производили точные вычисления с необычайной скрупулезностью, а управленцы местного императора — тлотоани — с такой же дотошностью документировали каждую деталь: исторические события, количество рабов, приказы правителя.

Человечество веками истребляет себя, падая в пропасть, вырытую самим собой. Если бы Землю посетили представители инопланетных цивилизаций, они бы ужаснулись, увидев, что, обладая технологиями и развитым мышлением, мы продолжаем оставаться дикарями в нравственном смысле. Землю потрясают выстрелы в Сирии, Афганистане, Ливии, реки лжи льются с трибун ООН, большая часть населения земного шара задыхается в нищете и невежестве. И мир продолжает умирать, истребляя все живое и мыслящее, не давая себе шанса на завтрашний день.

Размышления Габриэля неожиданно были прерваны возгласом Рамона:

— Мадонна, мы уже над Атлантикой!

Рамон Сааведра жил в Мехико, а в Итаке работал психологом. В Нур-Султан он ехал с рабочей поездкой. В его генеалогическом древе было примерно одинаковое количество индейских и испанских имен, но считал он себя именно индейцем, потомком тласкаланцев. Этот народ заключил договор с Кортесом и помог ему завоевать Теночтитлан. Кортес не забыл об услуге тласкаланцев и сделал их самой привилегированной нацией в Южной Америке. До сих пор в Мексике проживает огромное количество их потомков.

Беседуя с Рамоном, Габриэль старался не касаться индейской темы, однако тот постоянно вспоминал о своих предках, пересказывая известные Габриэлю исторические сведения о завоевании Америки. Рамон смешно жестикулировал и улыбался, словно рассказывал анекдот. Чувствовалось его увлечение историей.

Габриэль имел несколько меньший рост, чем Рамон, примерно сто шестьдесят сантиметров. В движениях его чувствовалась присущая людям с флегматическим темпераментом медлительность, доходящая порой до рассеянности. Рамон слышал, что Габриэль развелся, и попросил приятеля рассказать об этом подробнее.

— Нам обоим тогда было по тридцать лет, — неспешно говорил Кортес. — Она представляла собой полную противоположность моему естеству. Я всегда сосредоточен на своей работе — с двадцати пяти лет преподаю философию в Корнельском университете, — и не привык отвлекаться на посторонние вещи. Из-за этого меня считают рассеянным и не приспособленным в быту, а некоторые даже полагают, что мистер Габриэль Кортес не от мира сего. Но я ведь всего-навсего увлеченный своим делом человек. Однако моя жена так не считала. В конце концов нам пришлось расстаться; к тому же достопамятный карантин заметно повлиял на финансовое состояние нашей семьи, и брак пошел по швам. Сьюзи не принимала моих взглядов, никогда не интересовалась моей философской концепцией, а совместное пребывание на карантине позволило нам обнаружить непримиримые противоречия во взглядах на жизнь. В итоге, не найдя общих точек соприкосновения, мы разошлись в разные стороны.

«Так о чувствах и разрывах не говорят, — подумал Рамон, — сухо, без эмоций. Переболело все в нем, это же очевидно. Потому и говорит беспристрастно, будто не о себе рассказывает».

— Ты чрезвычайно интересный человек, которому не откажешь в интеллекте, начитанности и самостоятельности мышления, — сказал он вслух. И осторожно, с тактом профессионального психолога добавил: — Смею заметить, твоя отстраненность от быта, от людей вообще со временем будет еще больше погружать тебя в паутину, созданную твоей увлеченностью философией. Даже великий Эйнштейн успевал, помимо работы над Теорией относительности, ухаживать за сонмом дам и делать успехи в музыке — с шести лет он играл на скрипке и до конца жизни оставался верен ей.

— Философия не является единственным моим занятием. По воскресеньям я плаваю в бассейне.

— Но это же, извини за мое невольное вмешательство в твою личную жизнь, имеет прямое отношение к твоей любви к философии. В бассейне ты расслабляешься, медитируешь, а значит, неосознанно продолжаешь размышлять о Вселенной, гармонии, концепциях и категориях. Вспомни Архимеда, ведь именно в ванне он открыл свой знаменитый закон. Я говорю совсем о другом. Человек должен быть многогранным, как Платоново тело. Кроме узости интересов, я вижу в тебе нелюбовь к человечеству.

— Нет, не совсем верно. Я смотрю на путь человечества с пессимизмом. Человек всю свою историю был занят уничтожением и порабощением себе подобных, а также служением желтому металлу, ради которого были пролиты реки крови. Увы, мы вряд ли когда-нибудь станем совершенными и равными друг другу существами, как об этом мечтали Томмазо Кампанелла и Томас Мор, Иван Ефремов и Че Гевара, Эрих Фромм и мать Тереза. Все потому, что мы к этому не стремимся, не развиваемся духовно, не тянемся к свету, не делаем усилие, не преодолеваем власть нафса, завладевшего натурой каждого из нас.

— Мне кажется, ты все же недооцениваешь человечество. На самом деле, все не так уж плохо. Мы изменились, перестали жечь еретиков на кострах и есть людей в ритуальных целях, как это делали твои благородные ацтеки. Мир стал другим. Посмотри вокруг, взгляни на пассажиров, потомков инквизиторов и дикарей, и ты увидишь, как непохожи они на тех, с кем их связывает родство. Там, в Нур-Султане, я покажу тебе Дворец Мира и Согласия, сооруженный в форме пирамиды. Там, и нигде больше, ты бы увидел, как люди разных наций и рас собираются вместе, в галереях, в конференц-залах, чтобы узреть истинное единение людей всех исповеданий, национальностей, рас и взглядов, порой диаметрально противоположных, но с одним сердцем, с одним, объединяющим их, огоньком в глазах. Там, в зале «Колыбель», ты увидишь сто тридцать голубей, символизирующих все народы, проживающие в Казахстане. Казахстан — молодое государство. Такие быстро развивающиеся страны способны показать алчному, погрязшему в погоне за прибылью западному миру, каким путем нужно идти, в каком направлении должно двигаться зрелое, повзрослевшее человечество.

— Я знаю о Казахстане по рассказам моего друга Ларри Гранта. Это самобытная страна, молодая, но перспективная. Мой друг работает в Международной организации по хранению ядерных арсеналов в Казахстане. Он физик с мировым именем, и твои слова про многогранность Эйнштейна справедливы и в отношении Ларри. В отличие от меня, он успевает все. И о Казахстане Ларри отзывается восторженно…

— Извини, что перебиваю. Организация по хранению ядерных арсеналов? Я не ослышался? Ты про банк ядерного оружия в Усть-Каменогорске? Я слышал о нем. Его хотели создать еще в начале 2000-х и вот наконец, судя по твоим словам, открыли. Я давно не следил за новостями. Продолжай.

— Ларри предложил мне приехать в Казахстан на постоянное место жительства ввиду того, что в Нуртехе открылась вакантная должность. Он давно звал меня. Ларри нравится Казахстан, но он чувствует себя одиноко в новой для него стране, к тому же ему не хватает близкого человека, ведь мы с Ларри друзья детства. Я легко согласился, заключил договор с университетом и полетел навстречу неизведанному.

— Близкий друг — еще не причина для кардинальных перемен в жизни. Что послужило стимулом для того, чтобы ты изменил устоявшийся порядок вещей?

— После развода с женой я испытывал духовный кризис. Мне стали сниться старые кошмары. Как потомок испанцев и философ, я чувствую угрызения совести из-за нашей кровавой истории, истории поработителей и убийц. Я чуть не сошел с ума, анализируя греховную хронологию человечества, не способного прийти к искуплению; не так давно случившиеся события, связанные с разгулом пандемии коронавируса, еще больше повергли меня в уныние; Когда Ларри пригласил меня в Казахстан, я ухватился за его предложение, как утопающий хватается за соломинку, словно это может спасти его. Поездка в Казахстан — глоток воздуха, поиск ответа на главный вопрос моей жизни. Интуитивно я чувствую, что только в Казахстане обрету себя, выйду на верную тропу, найду правильную траекторию.

— Если ты не поверишь в человечество, ни одна поездка не сможет поставить точку в твоем блуждании. Тебе необходимо поверить в того самого человека, который может полностью уничтожить вирус оспы, оставив его штаммы лишь в двух лабораториях мира, в того самого человека, который может победить Гитлера и спасти мир от господства извергов, экспериментирующих с людьми посредством газовых камер, в того самого человека, который способен написать «Маленького принца» и «Пикник на обочине», снять «Хатико» и «Солярис»; человека, способного любить ближнего как самого себя и призывающего к свободе и равенству. Когда ты сможешь увидеть человечество именно таким, только тогда ты сможешь обрести верную траекторию. Подумай об этом на досуге.

Габриэль не ответил. Слова приятеля глубоко запали ему в душу. Но он предпочел промолчать. Укрывшись теплым пледом — в самолете заметно похолодало, — Габриэль вновь заснул. В его руках застыла раскрытая записная книжка, в которой он успел набросать несколько строк экспромта. На странице мелким убористым почерком было написано:

Тем временем Рамон осмотрелся по сторонам. По узкому проходу, разделяющему пассажиров левого и правого крыла самолета, двигались стюарды с тележками. Рамон не любил обедать в самолете. Он привык к домашней пище, которую готовила ему жена, и даже в рабочие поездки брал запечатанные в фольгу обеды супруги.

Рамон провел руками по воздуху, чтобы ощутить воцарившийся в лайнере холод. Он вспомнил, что познакомился с Габриэлем в бассейне. Тогда Габриэль еще был женат. Они очень быстро сошлись, хотя, учитывая мизантропию Кортеса, было странно, что Габриэль так быстро сдружился с малознакомым человеком.

В выходные дни они семьями выезжали на природу, устраивали ланчи. Рамон любил готовить традиционные мексиканские блюда, особенно чили кон карне со стаутом. Говядину он резал на мелкие кусочки, морковь рубил тонкой соломкой, а сельдерей и красный лук шинковал мелким кубиком. Говядину Рамон покупал заранее. Торговцы часто обманывают, сбывая несвежее мясо. Поэтому Рамон предпочитал ездить на рынок сам. Лук, морковь и сельдерей нужно было тщательно обжарить на подсолнечном масле до легкого золотистого цвета. К овощам, когда они были уже прожарены, добавлялась говядина. Затем Рамон наносил последний штрих: в походную кастрюлю красиво, как в рекламе, падали кусочки томата. Все это тушилось около десяти минут, заливалось пивом и подавалось на разложенное на траве покрывало — импровизированный стол. Кто бы мог подумать, что эти дни безмятежного счастья когда-нибудь закончатся, что нежданный вирус нарушит покой миллионов семей, что друзья перестанут быть друзьями, а супруги — супругами? Не в этом ли счастье? В семейных трапезах, в задушевных беседах с друзьями, в уверенности в том, что завтра будет таким же, как сегодня.

«Да, славное было время, — подумал Рамон. — Будем ли мы с Габриэлем видеться в Нур-Султане?»

Рамон закрыл глаза, но не смог уснуть и попытался отвлечься. Он почему-то вспомнил анекдот о Ходже Насреддине, среднеазиатском шутнике, аналоге европейского балагура Уленшпигеля. Однажды Ходжа Насреддин увидел могилу, на надгробии которой было написано, что такой-то господин прожил на грешной земле три года и добился при этом славы и почета. «Как же мог сей уважаемый покойник обрести славу, если прожил так ничтожно мало?» — спросил вслух удивленный Насреддин. Проходивший мимо прохожий ответил Насреддину: «Этот великий вельможа прожил семьдесят долгих лет, но лишь три из них смог прожить в безмятежном счастье». Насреддин улыбнулся и сказал: «Тогда на своем надгробии я велю написать золотыми буквами: „Ходжа Насреддин, человек, попавший в могилу сразу из утробы матери“». Мало кто может назвать себя счастливым человеком, а если и может, то счастливых дней при пересчете окажется намного меньше, чем ему хотелось бы помнить.