Две тысячи четыреста девяносто девять

По вторникам, четвергам и субботам он выбирает ту кассу, которая находится ближе к выходу. По понедельникам, средам и пятницам — вторую, которая нравится ему меньше. По воскресеньям он не ходит за покупками.

Сегодня — среда, поэтому он со вздохом направляется к неприятной кассе, пусть даже там больше очередь и высокая женщина разгружает на ленту неимоверное количество продуктов. Очередь у кассы-по-вторникам движется быстрее, но он даже не смотрит в ее сторону. Он ждет.

— Молодой человек! — светловолосая кассирша машет ему рукой. — У меня свободно, проходите!

Высокая женщина терпеливо продолжает выкладывать три палки колбасы, две упаковки молока, пачку кукурузных хлопьев, а он продолжает неотрывно наблюдать за этим, поддерживая свою корзинку с кефиром, багетом, плиткой черного шоколада, томатами черри и набором из пяти губок для мытья посуды. Кассирша пожимает плечами и поворачивается к девушке в кожаной куртке, которая только что подошла к ней. Он же спокойно выдыхает и продолжает ждать.

Наконец высокая женщина размещает весь свой товар и достает карту, чтобы расплатиться.

— Скидочная есть? — привычно бормочет кассирша с черными кудряшками.

— Нет.

— Брать будете?..

Ее светловолосая коллега, которая уже помогла с покупками девушке в кожаной куртке, снова смотрит на него, но он принципиально разглядывает стенд с сигаретами. Конечно, он не курит, но своего добивается: кассирша не решается снова его позвать, еще семнадцать секунд — и высокая женщина подхватывает последний пакет и медленно идет к выходу.

Он с удовольствием выкладывает покупки. Сначала кефир, потом губки…

Кудрявая даже не смотрит на товары, когда пробивает их. Но и на него тоже не смотрит. Ее взгляд направлен куда-то в другое время, то ли в тревожное прошлое, то ли в будущее, где тоже нет ничего светлого, и только руки выполняют свою работу. Ему такие не нравятся. Она не контролирует окружающую реальность, не знает, где находится, и делает все лишь на автоматизме. Такие легко допускают ошибки.

— Скидочная есть?

— Нет, — холодно отвечает он.

— Брать будете?

— Нет.

— С вас две тысячи четыреста девяносто девять.

Его как будто наотмашь бьют по лицу. Становится жарко.

— Извините, сколько?..

Кудрявая на секунду закатывает глаза.

— Две четыреста девяносто девять.

Он представляет, как бьет ее лицом о кассовый аппарат и на щеке остаются отпечатки цифр. Он выдыхает и неловко улыбается:

— Не может быть. Я все подсчитал. Должно получиться две тысячи четыреста восемьдесят шесть.

— Молодой человек, — кудрявая говорит таким тоном, будто она лет на тридцать старше его, — у меня касса все автоматически считает, вы думаете, вы умнее машины?

Он поправляет очки на переносице.

— У меня докторская по математике, так что да, я полагаю, что все-таки умнее. Можно пересчитать?..

— Что там у тебя докторское? Колбаса? — бурчит кассирша и повышает тон. — Не положено. Оплатите покупки, пожалуйста.

Он представляет, как берет ее за руку, покорную, как дитя, и ведет из минимаркета, потом за домами, туда, где проходит железная дорога. Ему хочется, чтобы она ничего не понимала, как не понимает сейчас, и чтобы она с удовольствием осталась сидеть на рельсах, пока он будет махать ей рукой на прощание.

Светловолосая, видимо, так и продолжавшая за ним наблюдать, разобралась с последним клиентом и уже суетилась за спиной кудрявой, говоря очень быстро высоким голоском:

— Ну что же вы, конечно, мы не думаем, что вы ошиблись! Давайте-ка сверим все данные… Извините… профессор? Как вас по имени-отчеству?

Он промолчал, продолжая улыбаться и думая о том, как с удовольствием накрутил бы копну ее волос на свой кулак. — Смотрите, вот в чем дело: на помидорках неправильный вес указан, поэтому цена чуть-чуть совсем дороже… Но это же ничего страшного, да? А хотите, я быстренько сбегаю, принесу другую упаковку, там переклеили уже цены…

Он думает, сколько черри поместилось бы в ее глотке, и спокойно говорит:

— Нет-нет, не переживайте вы так, — жаль, что ему сегодня нельзя было выбрать ее кассу. Тогда картинки в голове перестали бы мелькать. Тогда ему не пришлось бы думать о том, как лучше душить этих двоих. Он бы просто пошел домой, выпил кефира и стал готовить обед. Да, на столе как раз размораживалась курица, которая очень похожа на мягкую женскую плоть, и он бы спокойно поел, не переживая о том, что поезд не шел слишком долго и кассирша смогла бы ускользнуть. — Все в порядке. Я заплачу.

Ему стало жарко, когда с карты сняли сумму выше положенной, но он прикусил щеку изнутри и продолжал улыбаться. К счастью, продукты упаковала светловолосая, пока кудрявая уже говорила со следующим покупателем. Ему было мерзко думать о том, что она притронулась бы к его покупкам снова.

— Хорошего дня! — светловолосая протянула ему пакет. И тут его отпустило.

Он шел домой, ненавидя свои мысли. Он понимал, что не может их контролировать, и успокаивал себя тем, что это всего лишь мысли. Он ничего не сделал. Даже не нахамил кудрявой. А цифры, которые не складывались в его голове правильно… Ничего, он знает, как привести их в порядок, и теперь все будет хорошо. Он еще раз похвалил себя за сдержанность, закрывая за собой дверь дома.

— Я вернулся! — объявил он громко. Из спальни никто не отозвался, и он поспешил туда: а вдруг с ней что-то случилось? Но нет, она ждала его там же, в его любимом коротком розовом платье с красными узорами. — Не представляешь, что со мной сегодня было, — и он рассказал о происшествии в магазине. — И теперь это чертово число, две тысячи четыреста девяносто девять, так и сидит в моей голове. Глупо, правда? Но я решил, как от него избавиться. Надо просто выплеснуть его из себя, понимаешь?

Она подняла глаза. Кажется, она была совсем без сил.

— Я знаю, что ты устала, но мне понадобится твоя помощь.

Достав из шкафа с одеждой плеть, он опустился рядом с ней. Она вяло застонала. Рывком он поднял подол платья.

— Ты же у меня сильная, — улыбнулся он. — И умная, всегда была отличницей по моему предмету. Давай, считай вместе со мной: один… два… три…