Рашида Стикеева

183

Играла музыка (продолжение)

Глава 4

Тем временем диплом был написан, осталась защита. Сдавались преддипломные зачетные экзамены. Ирина целыми днями торчала в библиотеке и на кафедре. Вечером, накормив девочку и напившись чаю, Катерина занимала пост возле телефона. На мужские голоса не звала, делала исключение только для знакомых женских имен.

Ох, как тяжко было жить под бременем компромата, но она, кряхтя, терпела. Весь план они загодя обсудили по телефону с Еленой.

Елена руководствовалась правилом: если дочь не хочет говорить, то и настаивать не стоит. Катерина же использовала все методы, желая знать об Ирочке все, и с наслаждением рассказывала подруге, то есть родной матери, подробности. От нее же узнала, что обе школьные подружки уже замужем. Семенова — в Ленинграде, муж — морской офицер, на торговых судах плавает, а Яхина — ни больше ни меньше, как за сына руководителя казанского обкома партии выскочила, и как умудрилась? По словам Елены, свадьба была такого уровня, что Тамила Яхина после всего попала в больницу в предынфарктном состоянии.

Катерина обратной связью докладывала: наша девочка успешна во всем. Хорошо учится, получает повышенную стипендию, много друзей, дома не сидит. Умалчивала она только о том, что начиная с осени Ирочка не всегда ночевала дома, но честно дозванивалась ей и предупреждала. О бесконечных ссорах с Мелеховым, о навязчивой идее женить на себе Андрея тоже помалкивала в надежде, что все пройдет или, на худой конец, как-то утрясется.

Эти годы были самыми счастливыми для Катерины. Чувствовала она себя больше матерью, чем названой теткой. Ирочка ни разу не обидела ее, не попрекнула несуществующим родством. Видно, передалось от матери редкое качество видеть в чужом человеке родного.

Елена за время учебы дочери приезжала в Новосибирск редко, но писала и звонила часто. Каникулы проводили они вместе с дочерью, тихо-мирно. В душу мать не лезла и с советами не приставала, несмотря на указание подруги «хорошенько поговорить с девочкой». Кормила, поила, в глаза заглядывала, длинные нарядные волосы с удовольствием расчесывала. Ездили в лес по грибы-ягоды, в баню ходили, парились часами, не торопясь. Гостей принимали, подружек с матерями, и сами в гости ходили. Вечерами говорили о пустяках, сплетничали, вспоминали.

В очередной раз, проводив дочь, возвращалась домой, садилась в Юрино кресло, вытягивала длинные, все еще стройные ноги, улыбалась неизвестно чему и сидела так долго.

Целыми днями была она занята своим хлопотным торговым хозяйством, а мыслями была с дочерью и подругой.

Отношения с матерью у Ирочки были ровные — ни детской страсти, ни конфликтов. Легкое отдаление произошло после смерти отца. В то время появился у Елены друг. Дочь, будучи в подростковом возрасте, расценила роман матери как предательство. Роман длился несколько лет и сам собой увял. В дальнейшем мужчина переехал с семьей в центральную часть России.

Новый год, Первомай встречала Елена в одиночестве. По гостям не ходила. Советское общество неприязненно относилось к одиноким женщинам. У замужних они вызывали особое беспокойство. Зато принимать гостей любила, к ней часто заглядывали на огонек и семейные, и холостые подруги — поодиночке и с семьями. Ели, пили, танцевали… И гитара, конечно, как без нее!

Один-единственный выходной проводила Елена в ночной сорочке, с маской на лице, возле телефона или с книжкой, позже — возле телевизора. С личной жизнью было покончено, дочь — под присмотром, жила только работой. Напуганная с рождения голодом, холодом, болезнями, потерей близких, Елена была счастлива самим своим существованием, точнее — его незамысловатым наполнением: есть дом, хоть и пустой, есть умница-красавица дочь, хоть и далеко, есть работа, требующая повышенного внимания и терпения, и есть ухоженная могила любимого мужа.

На защиту дипломного проекта дочери Елена не смогла приехать, дела не отпустили. Отправила вместо себя Катерину.

Та надела строгий плотный костюм, новые туфли, о чем вскоре пожалела, и, подхватив под руку Ирочку, которая норовила забежать вперед от большого волнения, прибыла в институт.

Девушка усадила Катерину на стул в широком коридоре напротив зала, где проходила защита дипломных работ, а сама засуетилась: бегала от двери к окну, что-то бормоча, то заглядывала в свои тетрадки, то обнималась с сокурсниками, то жарко тыкалась в плечо уютной Катерине. Через час дипломников запустили в зал, и наступила тревожная тишина.

Катерина так и просидела на том стуле, как пришитая, до самого обеда. Наконец закончилось, и все вышли.

Ирочка, лицом розовая, ярко-синеглазая от волнения, выдохнула счастливо:

— Пять!

Они радостно обнялись и прослезились.

Вечером того же дня Катерина выложила воспитаннице все. И про злополучную встречу в парикмахерской, и про сплетни, что давно вились вокруг Мелехова и Люси.

Катерина ожидала слез, истерики, но Ирочка мужественно выслушала рассказ, только стала совсем бледной. Ушла к себе на кровать, легла и до утра не двинулась.

Катерина терпела сколько могла, затем все же пристала с давно задуманным разговором:

— Ну, зачем он тебе? — она поглядела на Ирочку с укором и услышала простой ответ:

— Замуж за него хочу.

— Хочу! — зло передразнила тетка. — Ты как маленькая капризная девочка! — (едва не закричала) — Да его полгорода хочет…

— А будет мой! Надоело… надоело… делай так, думай так, подумай… что люди скажут, а я не хочу! И это бесконечное «надо»... надо так... надо вот так! А я хочу… так, как я хочу!

И все, больше ни слова.

Письма тем временем шли и шли. Ирина к ним привыкла. Если возникали паузы, то удивлялась, но и только.

***

Брат и сестра Томины жили в старом доме на Васильевском острове. Соседи — те же, что обживали дом еще вместе с родителями Томиных. Но со временем ближе всех оказалась Лидия Бегунова (дверь напротив). Вечно замотанную Светлану трудно было застать дома, разве что поздно вечером, поэтому Лидия приходила в субботу. Вставала у окна и курила.

Присутствие соседки никаких хлопот не вызвало у хозяйки. Наоборот, если Светлана искала кастрюлю на верхней полке, Лидия, отстранив ее, не прекращая монолога, доставала. Если на плите что-то кипело и требовало постоянного помешивания, Лидия становилась к плите и, отведя руку с сигаретой в сторону, включалась в процесс. Посуда после чаепития также доставалась Лиде, а позже — Любке, ее подросшей дочери.

Ничего общего и интересного в дружбе с Лидой у Светланы не было. Так, дружба по необходимости. Справки, правда, у нее одно время покупала.

Крупная, высокая, громкоголосая, в очках с тяжелой оправой, она приходила, иногда принося с собой бутылочку вина или шкалик водки. Светлана водку не пила, а вино — с удовольствием. Обыкновенно Лидия ни о чем не спрашивала, в основном говорила о себе.

Муж Лидии, Семен, на семь лет младше, работал в той же поликлинике врачом-окулистом. Жена заведовала регистратурой, Семен принимал в полутемном офтальмологическом кабинете пациентов.

Светлана очень его зауважала после одного случая. Сергею, когда он был подростком, влепили ледяным снежком в глаз во время катания с горки. Друзья, напугавшись, потащили раненого товарища в поликлинику. Был поздний вечер, на крики и просьбы открыть дверь дежурная санитарка отвечала коротко:

— Карточку надо! Карточку покажите. Тогда и впущу!

В это время Семен, собравшись домой, уже закрывал кабинет. Шум и перебранка привлекли его внимание. Оттолкнув старую идиотку, впустил мальчишек и оказал скорую медицинскую помощь раненому. Сергей какое-то время, к веселью все тех же друзей, ходил с повязкой на левом глазу, подобно пирату из приключенческих книжек.

Два дня спустя Светлана, купив бутылку коньяка, зашла отблагодарить соседа. Он только рукой махнул — да все нормально! — зато коньяку был очень рад. Провели чудесный вечер, тем самым скрепив соседскую дружбу.

Летом дверь Бегуновской квартиры держалась на цепочке. Лидия постоянно проветривала жилье. Из щели на лестничную клетку неслось:

— Люба! — нет ответа.

— Люба-а-а! — нет ответа.

— Лю-бка! Мать твою...

— Да иду я! Иду!

Дочь была тоненькой, легковесной, совсем непохожей на мать. С узким личиком, круглыми, чуть косящими глазами и длинными светлыми бровями. Она пришлепывала, шаркая тапками, следом за матерью в Томинскую кухню, садилась и сидела мышкой, слушая разговоры, часто хлопая белесыми ресницами.

Еще больше сблизились соседки после ухода Семена из семьи. Бросил Лиду тихий подкаблучник, от которого никак нельзя было ожидать столь дерзкого поступка, после стольких лет, казалось бы, бесконфликтного брака. К удивлению вездесущих соседок, Бегунова только рукой махнула: туда ему и дорога.

Любка, подрастая, жила на три дома: у матери, в новой семье отца и у... Томиных.

Светлана удивлялась Любке — та взяла привычку приходить уже без матери.

— Теть Свет, вам помочь? — спрашивала с порога. — Давайте, я посуду помою?

Мыла, но при этом переколотила множество чашек и блюдец. До Светланы дошло годы спустя — нравился ей Сергей, еще тогда, в ранней юности.

Но младший брат сидел в своей комнате под ее неусыпным контролем, делал свои корабли, читал книги и на бледненькую соседку никакого внимания не обращал, даже не здоровался.

Прозрачная кожа, узкокостная худоба, мелкий рост делали ее значительно моложе паспортного возраста — она была двумя годами старше Сергея. Быстрая, юркая, курносенькая, с чуть выпирающими передними зубами, Любка была похожа на степную лисичку.

Заметил ее Сергей много позже, столкнувшись в подъезде. У него начались первые учебные походы, и пропадал он месяцами. Заметил, стали здороваться, а еще повадились во время коротких каникул стоять на лестничной площадке.

Светлана в тот год тоже зачастила в командировки. Запасной ключ надежно висел у Лидии в домашней ключнице.

В последней поездке случился ряд мелких неприятностей, а закончилось все пропажей косметички, где помимо импортной косметики лежал ключ от квартиры. Света приехала домой рано утром, надеясь застать Лиду, и после длинного звонка уже собиралась отправиться к ней на работу в поликлинику, как вдруг, к ее великому удивлению, дверь открыла Люба или... не Люба?

— А, теть Свет! Приехали? Ключ? Щас…

— Люба, ты? — только и спросила Светлана.

— Я! А чо?!

— Накрашена, говорю... чересчур...

— Так же лучше же?! У нас в училище все девчонки красятся.

— Да-да. Конечно!

От прежней Любы остались разве что длинные, густые русые волосы. Тяжелые от туши ресницы плотным веером оттягивали ярко-голубые веки, вниз по скулам, на пол-лица, легли густо-розовые пятна румян. Модная дефицитная помада темно-коричневого цвета блестела на губах.

— Кстати, ты где купила эту помаду?

— Вам достать? — живо отреагировала Люба.

— Зайдешь за деньгами? — вместо ответа предложила Светлана.

Вечером пришла Лидия. Прикрывая дверь и прикуривая на ходу, как бы продолжила:

— Видала мою кралю? — и встала на привычное место, под форточкой, попыхивая сигареткой.

— Слушай, я ведь ее не узнала… Всего два месяца меня не было… Такая взрослая стала!

— Блядь блядью! Взрослая! Бегаю в это ее училище, как на работу. Сдается мне, в этом учебном заведении все малолетние портовые шлюхи собрались.

— Да ты что! — ахнула Света.

— Всю эту ее... косметику повыбрасывала, а она... И где только берет?

— Отец-то... Семен, в курсе?

— Так он денег и дает… наверное! — развела руками Лидия.

Через год боевая раскраска соседки приобрела более щадящую гамму, и молодежь больше не скромничала на лестничной площадке. Теперь Люба приходила к Сергею по вечерам, раз в неделю, слушать музыку. Они закрывались в его комнате и оттуда раздавались ее смех и громкие звуки музыки. Света прислушивалась к голосу соседки, как к военной сирене, к собственному сердцу, как к набату.

Нежданно-негаданно на глазах у всех Люба подтянулась, расцвела. Легкость и светлость приобрели очарование, в глазах появилась поволока. Вся она сделалась — сплошное кокетство и очарование. Из юркой лисички превратилась в ленивую грациозную кошечку.

— Лида, дочка твоя как похорошела! — восхищались соседки по подъезду.

— В том и беда! — отвечала добрая мать.

Собственно, Светлана ничего против дружбы брата и соседушки не имела, но все же, как же так… Они такие разные! Что может у них быть общего?

Как-то раз, в конце лета, Светлане удалось достать несколько дефицитных тряпочек, в том числе и Сергею — две плотные китайские хлопчатобумажные рубашки в модную клеточку.

— Давай, Серый, померь! — кинула она ему два целлофановых пакета с мелкими иероглифами по краю. Сергей повернулся к сестре спиной и одним махом скинул домашнюю футболку.

— Ах-х-х! — Светлана упала в стоящее рядом кресло.

Вся спина младшего брата была расцарапана. Глубокие красные полосы тянулись от лопаток и вниз. Все! Просмотрела брата! Когда успели?!

— Ты что, с ней спишь? — только и выдохнула. — А как же Ирина? Ничего не понимаю!

Несколько секунд пришлось посидеть — подышать, рубашка уже не интересовала. Наконец собралась с мыслями:

— Ее видели несколько раз в порту, ты понимаешь это? Откуда на ней импортные вещи, косметика? Сергей! — обратилась она к молчавшему брату.

— Света, это ничего не значит. Это ее личное дело, откуда у нее деньги — младший брат после некоторой паузы, наконец, открыл рот.

— Хорошо, а Ира? Я же вижу... она тебе отвечает… вы давно переписываетесь… У вас отношения…

— Иру я...

— Любишь! Понятно! Тогда почему… При чем здесь… Люба?!

— Все! Хватит! — Сергей выскочил и захлопнул за собой дверь своей комнаты.

Светлана постаралась взять себя в руки. Походила по коридору. Господи, когда же он успел вырасти?! Неужели к такой женщине я его готовила? Тут же успокаивала себя: страшного ничего не произошло. Спит и спит — по возрасту положено. Но, раз спит с ней, значит, нравится, опять же?! Или это только секс? А Ирина как же?! Ее фотография висит у него над кроватью. Значит, Люба ее видела...

Светлана успокоилась, ушла в кухню, занялась ужином, но мысли кружили, кружили… Ведь воспитывала строго. Почему Люба?

Про Ирину знала только, что девушка учится в Новосибирске, мать — одна в Игарке, торговый работник. Учится хорошо и, как видно по фотографии, красавица. Откровенно говоря, Светлана и сама привыкла к этой фотографии. Привыкла думать, что эта девушка Сергея и войдет в их дом. Но к такому повороту была не готова. Ах да, забыла спросить! Вытерев мокрые руки о фартук, понеслась в комнату брата. Мгновение постояла, затем тихонько прошмыгнула в комнату и увидела сидящего за письменным столом Сергея. На цыпочках вытянулась, заглянула ему через плечо и прочла первую попавшуюся на глаза строчку: «Ирина, как ты…» Потихоньку сдала назад и неслышно удалилась.

Часть третья

Бийск–Новосибирск. 1983–84 гг.

В конце лета 83-го года Ирина Макарова получила распределение в город Бийск в Научно-исследовательский институт химических технологий, в отдел экономического планирования. С Катериной решили, что ехать ей в Игарку не имеет смысла, а лучше вызвать Елену телеграммой в Новосибирск и отсюда уже отправляться по месту распределения. Так и сделали. Через три дня расстроенная Елена улетела обратно домой. На четвертый, последний, день Катерина, глотая горькие слезы, собирала большой продуктовый узел.

— Катя, если ты получишь письмо от Сергея, перешлешь на адрес управления завода, вот на этот, ладно? Неизвестно, где я буду жить. Может, с Гулей, может еще где… Вообще-то я ему писала, что буду работать на заводе, но точного адреса не давала. Ну, чего ты плачешь?! Ка-а-а-тя!

Через два часа Ирина, подхватив чемодан и сумку, категорически отказавшись от проводов распухшей от слез Катерины, покинула дом, почти ставший ей родным, как ей казалось, навсегда. Уже сидя в трамвае, она поняла, что сильно просчиталась со временем: до поезда четыре часа, и что же она, на вокзале сидеть будет? Возле общежития сошла, на вахте сдала вещи в камеру хранения и отправилась на этажи в гости к тем, кто еще не уехал.

Часом позже на перекрестке улицы Достоевского и проспекта Красного остановилось такси. Из такси вышел морской офицер с нарядным букетом цветов в одной руке и легким чемоданчиком в другой. Вошел в подъезд, поднялся на последний, шестой, этаж и позвонил в дверь. Катерина, запахивая на груди расползающийся халат, в твердой уверенности, что это Ирочка вернулась зачем-то, не спрашивая, распахнула дверь.

Мгновение — и на теткином лице расцвела целая гамма эмоций, от глубокого изумления до ужаса.

— Боже мой! — наконец воскликнула Катерина. — Она, она… Ирочка только что... уехала в Бийск! Боже…

Офицер мужественно улыбнулся, отдал честь, вручил букет вконец расплывшейся от слез женщине и со словами «Бийск, говорите... Я найду ее!», перепрыгивая через ступеньки, побежал вниз по лестнице.

— Адрес! Адреса-то нет! — кричала, рыдая, Катерина.

— ...На завод... — донеслось до нее снизу.

Сергей быстро поймал такси. Доехал до вокзала, приступом взял военную кассу, и через два часа билет на единственный поезд «Новосибирск — Бийск» лежал у него в кармане.

Ирина же, не торопясь, доехала до вокзала, нашла свой вагон и поднялась в купе. Вместе с ней ехала семейная пара. Познакомились. Вместе поужинали. Завязался разговор. Выяснилось, что они тоже работают в НИИ-9 и знают, где находится квартал А-Б. Далее объяснили и даже нарисовали, как пройти к обозначенному Гулей на конверте жилому корпусу.

— Впрочем, мы вас подвезем к заводу, нам по пути.

Ирина поблагодарила добрых людей и принялась укладываться спать. Сходила в туалет, переоделась, умылась. Вернувшись, заправила свежим бельем постель, отметив, что оно вполне сухое, забралась на свое место, верхнюю полку, разложила там вещи и легла. Поезд, покачиваясь, набирал ночную скорость.

Даже попрощаться не пришел! Почему так, Андрей, Андрей?! Ведь говорил, что влюблен, и даже с бабушкой знакомил… Ирина вспомнила, как после официального представления неделю спустя столкнулась с Шурой в Центральном магазине. Такая смешная, в этих ярких клипсах! Она говорила ей, что так хочет Андрюше счастья и чтобы они непременно поженились, потому что она лучшая из всех его...

Поезд мерно покачивался, убаюкивающее постукивали колеса.

Все! Теперь все поменяю. Буду устраиваться и жить так, чтобы освободиться от него... Смешно сказать — от его, Андрея, отсутствия…

Она еще немного поплакала и уснула, положив ладошку под щеку, как положено хорошим девочкам.

Через два вагона, в плацкарте, ближе к хвосту поезда, на верней полке, вытянув ноги, крепко спал молодой человек в шерстяном спортивном костюме. Над изголовьем, на крючке, на плечиках раскачивался, поблескивая погонами, новенький морской китель.

В Бийск Ирина приехала рано утром. Сошла с поезда и огляделась. Перрон полупустой, здание вокзала старенькое. Все значительно меньше, чем в Новосибирске, но больше, чем в Игарке. Купейные друзья торопили, им необходимо было вовремя добраться, а ехать необходимо за город.

Она подхватила свои вещи и поспешила вслед за ними. На площади перед вокзалом растянулась длинная очередь на такси. Ирина краем глаза, на бегу, отметила, что в хвосте очереди стоял офицер, точь-в-точь такой, как Сережа на фотографии, но разглядывать было некогда, быстрей, быстрей...

Гуля встретила ее на проходной завода. Искренне обрадовались встрече, обнялись. В отделе кадров у Ирины забрали все документы и выписали направление в общежитие. Гуля вызвалась проводить подругу.

Документы ушли на проверку, и проверялись они целых три месяца. Ирину на этот срок взяли в местную столовую помощником повара. Жили они с Гулей вдвоем. В том же режиме, что и в институте — встречались только вечером. Зато за вечерним чаем лились и лились разговоры.

Ирина на второй день рано ушла на работу, вечером еле добралась до кровати, только закрыла глаза, как пришли соседки знакомиться. Все семейные, с детьми. Гуля достала красивую скатерть, подарок родителей, накрыла стол. Бесконечно кипел чайник, и плелись бесконечные разговоры за жизнь. У Ирины слипались глаза, голова клонилась на расшитую скатерть, но законы гостеприимства превыше всего — так говорила Гуля.

На второй день были отправлены две телеграммы: одна — Катерине в Новосибирск, вторая — Елене в Игарку, с заверением — у меня все хорошо! — и подробным адресом.

Старый лес обступал весь городок. Квартал А-Б, где поселилась Ирина, не отличался ничем особенным: серые безликие жилые коробки. Одно-единственное кафе «Кристалл», одна гостиница и один кинотеатр. Из окна их комнаты виднелось заметное со всех углов городка заброшенное колесо обозрения. Под порывами ветра ржавая конструкция страшно скрипела. Ирина старалась не смотреть в окно.

Зато возле завода стоял чудесный памятник «Здравствуй, Земля» космонавту Герману Титову. Ирина отметила его при первом посещении завода. В город ездили на специальном автобусе, который шел по кольцевой дороге и останавливался рядом с заводом, то есть возле леса.

Она затосковала по Новосибирску, по Андрею, по Катерине и по матери.

В конце недели, отпросившись пораньше с работы, решила устроить постирушку. Но только разложилась со стиркой, как стук в дверь: соседка просила присмотреть за четырехлетним сынишкой, всего на час-полтора: он мультики смотрит, ты только заглядывай...

Пока стирала, заглянула в соседнюю комнату только раз. Мальчик спокойно сидел и смотрел взятый из пункта проката черно-белый телевизор.

— После мультиков ко мне приходи, — попросила она.

Наконец белье отжато и сложено в таз для уличной сушки. Она принялась подтирать пол и, занятая своими мыслями, не сразу услышала стук в дверь. А услышав, крикнула:

— Заходи! Пойдем белье вешать на улицу. Покажешь…

Вытирая мокрые руки, распахнула дверь (заходи, малыш) и взгляд, державшийся на уровне пола, уперся в мужские ботинки. С удивлением вскинула глаза и замерла на месте: перед ней стоял Сергей. Сам. С цветами в руке.

— Ты? — только и получилось сказать.

Минутный столбняк. Затем заметалась по комнате:

— Садись, нет, не сюда, сюда… А я стираю… вот... — и, наконец, опустилась на стул напротив. — Сережа, это ты? Как ты…

Опять возникло желание обнять его, положить руки на плечи. Но он не давал повода и не делал это первым. Желание это смущало ее… Ей даже не приходило в голову, что любовь может принимать такие формы и что то чувство, охватившее ее, можно назвать любовью. Только знакомые ощущения — нежность и жалость.

— Я опоздал буквально на пару часов, но твоя тетушка мне сказала, что ты поехала в Бийск. Взял билет, и вот… Я искал тебя шесть дней... — помолчал немного и добавил: — ...не ожидал, что в Бийске восемь заводов… обошел все. Пришлось дать твоей Кате телеграмму. В отделе кадров дали три адреса общежития. Сказали — ищи! Вот я и искал последние три дня... Цветы надо поставить в воду, — обратился он к вышедшей из столбняка и смотревшей во все глаза на него Ирине. Знаешь, я каждый день цветы покупал. Хотел, чтобы свежие были…

— Как последние? — Ирина окончательно пришла в себя.

— У меня отпуск короткий. Сегодня вот… последний день. Вечером уезжаю. В Новосибирск, а оттуда в Ленинград.

Ирина вновь заметалась по комнате. Таз со скрученным в жгуты бельем. Ребенок, оставленный на попечении.

— Сережа, ты посиди, я белье… Надо, пока хорошая погода… — Ирина от смущения не знала, куда деваться.

— Я с тобой!

Слава Богу, малыш был поглощен просмотром мультфильма.

Белье развешивали молча. Руки встречались, и глаза встречались, только губы молчали. Вернувшись обратно, застряли у дверей — не открывался замок. Пока Сергей копался с ним, вернулась Гуля с соседками. Ирина их познакомила, завелась беседа возле закрытой двери. Гуля неожиданно разговорилась, при этом все поглядывала на Сергея, а когда, наконец, дверь открылась, принялась энергично хлопотать на кухне, опять же не закрывая рта. Ирина прямо диву давалась.

— Мне еще билет надо купить, — так кстати вспомнил Сергей.

— Да, конечно! Я только переоденусь, — энергично подхватила Ирина, не в силах справиться с досадой: очень надеялась, что Гуля их оставит вдвоем.

— Вот и правильно! Вы погуляйте, а я стол приготовлю... Потом обязательно возвращайтесь!.. — Ирина с силой захлопнула за собой дверь.

По дороге на вокзал слова, наконец, нашлись, но больше было вопросов. Но главный — дальше что? — остался без ответа.

На обратном пути зашли в ресторан. В ресторане — бедно, серо и пахло плохо. Ушли. Всю дорогу он держал ее крепко за руку.

— Чего ты? — улыбалась Ирина

— Шесть дней тебя искал!

Вернулись в общежитие, а там Гуля, отчего-то взволнованная, со своей нарядной скатертью, чаем, пирогами и еще бог знает чем.

«Мне конец! — только и подумала Ирина. — Еще бы соседок позвала».

Чай пили долго. Рассказывали друг другу — а у нас… у нас в Ленинграде... Нет, у нас в Новосибирске лучше… Сошлись, что в Бийске — не очень...

Подруга смущала Сергея излишним вниманием, Ирину же раздражала суетными хлопотами. За столом просидели допоздна. Наступило время собираться на вокзал.

— Это все твои вещи? — Ирина на ходу кивнула на легкий чемоданчик и, накинув плащ, вышла вслед за Сергеем.

Много-много лет спустя Ирина вспоминала тот вечер и тот долгий путь, и удивлялась — ведь как сложно складывалось, это же явно что-то значило?

Началось с того, что долго ловили машину. Позднее время суток, дождь. Кое-как поймали старый москвичонок, за рулем — дед. Сговорились за три рубля до вокзала. Дорого, но что делать?! Машина еле теплилась, да и водитель никуда не торопился. В результате на поезд опоздали. Расстроились ужасно. Но тут Ирина сообразила: можно ведь догнать на машине, рядом с Бийском железнодорожный узел, поезда там всегда держали по нескольку часов. Бросились искать машину, нашли, и опять по дорогущей цене. Не успели выехать из города, поддавшую газу машину остановил пост ГАИ. Пассажиров высадили, водителя отправили на алкогольную экспертизу.

Вернулись в город, но теперь уже в аэропорт. Все кассы закрыты, в том числе и военная. Сергей отправился с командировочным удостоверением к начальнику аэропорта. Через полчаса вернулся и обнял ее.

— Что? Что сказали? — нервничала Ирина.

— Посадят, но надо ждать…

Летняя легкая ночь была прекрасна. Пассажиры высыпали на край летного поля. Ирина разулась, прошлась по траве босиком.

— Почему ты не приезжал так долго?

— Не мог! Но я писал…

— Да, да... ты писал… Ты писал чудесные письма, — и пряталась у него на плече, и молчала, не находя слов. Были едва понятные ощущения про то, как опять жалко, и еще про что-то, Ирине неведомое.

Он, наконец-то, не смущаясь обнимал, гладил по волосам, плечам, целовал пальцы ее рук.

— Ирочка моя… Ты такая…Такая!

Уговорились до Новосибирска лететь вместе. Сил расстаться не было. Скажи он другие слова, горячего поцелуя было бы достаточно, и она бы поехала за ним в Ленинград. Там бы и слова нашлись, и чувства сильнее…

Волнительный день, раздражение, беспокойство, суматоха, и вдруг навалилась ночная тишина, звездная пыль над головой, мелодичный стрекот светлячков в траве, волнами цветочные запахи. Они говорили о единственном совместном событии в их жизни — прошедшем дне. Проживая и прокручивая его с новыми эмоциями и новыми чувствами. Ирина вдруг расплакалась. Сергей принялся целовать ее лицо часто-часто, поцелуями собирая влагу, вытекающую из синих глаз.

— Сережа, не уезжай! Все не то и не так… Надо поговорить, объясниться… Все как-то не по-человечески. Все не так… — мучительно повторяла она.

Но он только улыбался и гладил по волосам:

— Что ты?! Все так! Все прекрасно!

В самолете мгновенно уснули. В Толмачево он быстро купил ей обратный билет. Горячо обняв и пообещав писать, как прежде, убежал на свой рейс, который уже объявили — все!

Только болезненно-щемящее послевкусие от произошедшего, то ли сожаление, то ли недоказанность.

До самолета еще два часа. Впереди выходной — выспаться она успеет. Идти к Катерине, смысла нет — надо будет объяснять, как вернулась в Новосибирск, у обеих начнутся слезы...

Ирина села на лавку и задумалась, что-то надо было предпринять.

Она правильно рассчитала — дома была только Шурочка. Александра Васильевна, чуть удивившись, вскинув при этом тонкие выщипанные брови, впустила Ирину в квартиру и нацелила на нее вопросительный взгляд.

— Александра Васильевна, это я, Ира Макарова! Здравствуйте!

— Здравствуй, деточка! А разве ты не уехала… В этот, как его... Бийск?!

— Да, уехала! Я здесь проездом! Хочу записку оставить Андрею, передадите?

— Конечно! — и пыхнула сигареткой. — Все скажу и все передам! Не волнуйся, красавица, будет все в лучшем виде.

Бумаги нет, карандаша тоже. Вот, салфетка осталась Аэрофлотская… «Ресторан «Садко», 12 сентября, 20.00. Ирина» и добавила растекшейся помадой: «Люблю». И бегом обратно в аэропорт, успела впритык.

Последний месяц лета был особенно дождливым. Деревья рано пожелтели, поникли. Утром уходила, вечером возвращалась. Уставала. Оставался еще месяц проверки. Видеть эту столовую уже не могла. По привычке ждала писем. Письмо пришло одно, в двух конвертах. На последнем — множество цветных заграничных марок. Оно немного расцветило рутинную жизнь, но только совсем немного.

За месяц купила билет на поезд. С большим трудом договорилась об отпуске за свой счет. Списалась с подругами, о встрече, пригласив их на день рождения 12 сентября в кафе «Садко» в Новосибирске. И ждала, ждала сентября с большой надеждой на перемены.

12 сентября примчалась в Новосибирск, казалось, быстрее того паровоза, на котором ехала сама. Катерина не успела открыть дверь, как любимая девочка выкрикнула:

— Ресторан заказала?

В ответ тетка только руками всплеснула:

— Да что с ним будет?! Ты на себя посмотри! Похудела-то как?!

— А мама? Мама приедет?

— Нет, не приедет! Зато смотри, какой подарок прислала!

С этими словами Катерина развернула бумажный пакет и вынула что-то ярко-синее. Платье! Да какое красивое! Синее в белый горох. Лиф облегающий, а юбка — по косой, покружишься, и она большой волной вокруг тебя волнуется. Ирина тут же и примерила, закружилась. Такая синева вокруг разлилась. Красавица — глаз не оторвать! Катерина всплакнула от избытка чувств. Про Мелехова — ни слова. Молодая не спрашивала, старшая — не рассказывала.

12 сентября, по просьбе Ирины, стол накрыли недалеко от входа в кафе. Гостей немного. Две близкие школьные подруги не приехали: Семенова жила от мужниного приезда-отъезда, Яхина строила планы только с одобрения дражайшего супруга. Данное мероприятие, надо полагать, им не было одобрено. Гули также не было. Не отпустили. Оно и понятно — объект закрытый.

Остальные, в том числе боевые институтские подружки Таня Сорокина и Люба Колбина, и еще две однокурсницы, оставшиеся в городе после института, с новенькими мужьями прибыли с цветами и подарками

Все же к такому количеству комплиментов, начиная от вахтера и заканчивая метрдотелем, и к такому искреннему восхищению Ирина не была готова. Сели за стол. Мелехов опаздывал. Ирина нервничала: вдруг Шура не передала ту салфетку с помадной почеркушкой? Уверяла ведь, что передаст…

— А вот и сам жених! — с этими громкими, на весь зал, словами метрдотель ввел смущенного Андрея с ромашковым букетом в руках. Жених? Почему жених? У Ирины в голове вмиг что-то щелкнуло. Люба с Таней переглянулись. Катерина полезла за платком. Остальные гости принялись удивленно переговариваться. Тем временем официанты придвинули кресло к имениннице и посадили Андрея рядом, во главе стола.

Принялись пить за здоровье красавицы Ирочки, за молодца Андрея. Затем как-то все двинулось по иному сценарию: тосты пошли за новую молодую семью. То ли гости быстро опьянели, то ли, и правда, выглядело все это застолье свадебным? Каждый подходил к Ирине, говорил, какая она неотразимая, какая она… Как повезло Андрею.

Мелехов слушал, вначале молча, опустив глаза, кивая при этом головой. Затем, как очнулся, «вытащил» свою улыбку, «надел» ее и далее, буквально дурашливо, раскланивался со всеми. Все закружилось в сладко-цветочном вихре, и они с Андреем были в этом блестящем потоке, в самом его центре.

— Ты что творишь? — зашипела Катерина, наконец пробравшись к Ириному уху.

— Нет от Сергея писем! Нет! Не пишет, совсем… — твердым голосом сообщила ненаглядная девочка.

Играла музыка. Пел бессмертный Джо Дассен. Ирина вытащила упирающегося Андрея на танец. Первые два куплета он сквозь зубы выговаривал, что не готов жениться, никак не готов, совсем не готов. На третьем словарный запас иссяк, Мелехов как-то обмяк, заглянул в ее потемневшие, так, что в них не видно зрачка, блестящие глаза и прижал Ирину к себе:

— Поймала ты меня, Ирка! Очень хочешь? Да? Ну, тогда давай… Поженимся, что ли! Шуре ты больно нравишься.

К столу вернулись почти семейной парой.

Поздно вечером с ними прощался весь ресторан. Вышла даже кухня. Катерина оставила щедрые чаевые. Все улыбались, поздравляли, говорили пожелания, обнимали Ирину и хлопали по плечу Андрея.

Букеты еле влезли в заказанное такси. Мелехов, усадив женщин в машину, решил дать себе передышку.

— Вы езжайте, я другим поеду…

Сообразительная Катерина, крикнула таксисту «Стой!» — кряхтя, вылезла наружу:

— Иди сюда! — и, махнув рукой Андрею, придержала дверцу машины. — Садись! К нам поедешь! Чего уж там!

Во вторник утром Андрей повел Ирину в загс со словами:

— Бабушка настаивает!

Днем позже в Бийск полетели три телеграммы. Одна — в отдел кадров завода со справкой из загса и заявлением на открепление по причине замужества, вторая — в столовую, с заявлением об увольнении по собственному желанию, третья — Гуле: с просьбой собрать вещи и выслать с проводником поезда. Вместе с вещами та прислала три письма от Сергея Томина. От себя — сухое поздравление с бракосочетанием. Больше Ирина с Гулей не виделись и не общались.

Часть четвертая

Новосибирск. 1984–1991 гг.

«Сегодня 12 сентября. Я лежу у себя в кубрике, а ты, мысленно, садишься рядом со мной…»

«...не могу отправить эти письма, они путешествуют со мной по морям, жаль, но ты их получишь через три месяца…»

« …я помню те далекие качели...»

Год спустя Ирина перечитывала эти письма и плакала.

— Не реви! Слишком все идеально... в его голове. Будем считать, что он тебя придумал, — Катерина вставила свои три копейки в сценарии развернувшейся драмы.

Накануне Катерина получила письмо от Сергея — уже на свое имя. С криками, со слезами заставила Ирину коротко ответить: «...ты хороший во всем, но я вышла замуж… Прости!»

— Что ты голосишь? Так будет честно! Все, закрыли эту тему! — Катерина одновременно пыталась успокоить рыдающую Ирочку и наконец покончить с романтической бессмысленной перепиской. Получалось громко, много слез и почти скандально.

Елена, приехавшая накануне, оказавшаяся свидетелем данного разговора и помалкивавшая все время, только глазами хлопала и диву давалась: ее ли это девочка — со страстями и бурными слезами?

После знакомства с зятем Елена призадумалась: видно, плохо знала свою дочь. Андрей показался ей расхлябанным и инфантильным, но в обаянии, доброжелательности и привлекательности ему было не отказать. Зато бабушка, Александра Васильевна, впечатлила: яркая во всем, ясная умом и рассудком, крепкая словцом.

Мирному, почти праздничному жизненному настрою внука и боевому характеру Шурочки и Елена, и Катерина немало удивлялись. Обсудив зятя и его родственницу, предложили молодым купить комнату в коммуналке, «на пока». С деньгами помогла Елена.

Коммунальные квартиры остались на улице Шлюзовой. В трехэтажном доме коммуналки занимали два верхних этажа. Жильцы все молодые, работающие с утра до вечера. За порядком присматривала Валентина Петровна, или Валя-старожилка. Называлась «старшей по квартире», следила за дежурствами по уборке мест общего пользования, выключала лампочки, звала к общему телефону. То ли от великого любопытства, то ли от скуки, молча собирала сведения о жильцах... Впрочем, никто ничего не замечал или делали вид… Все жили обычной жизнью советских людей.

Через год, в конце 84-го года, родилась Катя. Молодые родители принесли малышку из роддома, и родственники обступили розовый с оборками конверт.

— По-моему, на Леночку похожа, — надев очки, заявила Катерина.

— Не-е-ет! Ты что? — внимательно разглядывала Елена внучку. — Вылитая Александра Васильевна!

— Девочки, не спорьте! Вылитая я… в молодости, — без ложной скромности громко согласилась Шурочка.

— Она похожа на мою маму, — раздался голос Андрея над их головами.

— На чью? — удивилась Ирина, вскинув на мужа глаза.

— На мою... маму, — повторил Андрей и добавил: — Я хорошо помню ее молодой. Зато совсем не представляю ее нынешней.

Рашида Стикеева

Рашида Стикеева. Первое образование — филолог. Второе — магистр в области финансов КИМЭП. Дополнительное — Открытая литературная школа Алматы (курс прозы Михаила Земскова, курс прозы Ю. Серебрянского и Е. Клепиковой). Публикации с 2011 года в журналах «Книголюб», «Литературная Алма-Ата», «Нива», «Автограф», Za-Za (Германия), в литературном альманахе Literra Nova (Алматы), в сборниках ОЛША. Призер Международного грушинского интернет-конкурса 2015 в номинации «малая проза». Номинант литературного конкурса «Славянские традиции» — лонг-лист (жанр — «малая проза», 2015 г.). Дипломант международного конкурса одного рассказа (2016 г.). Дипломант литературного конкурса журнала «Литерра Нова», номинация — «короткий рассказ» (2017 г.).

daktil_icon

daktilmailbox@gmail.com

fb_icontg_icon