В Гадаринской стране царит покой

Хмурый японец четки сжимает, а на щеке слеза,

Бог говорит с Такаси Нагаи, глядя ему в глаза.

Бог говорит, что все христиане соли земной сродни.

Греет моторы на Тиниане летчик Чарльз Суини.

Если тебя враги истязают, смирно прими удар.

Бог говорит с Такаси Нагаи, в небе летит «Бокскар».

Буду с тобою в счастье и в горе, хочешь увидеть знак?

В доме пустом рыдает Мидори, выскользнул в люк «Толстяк».

Разницы нет в сердцах или в храме — если везде зола.

В дивном соборе, что в Ураками, плачут колокола.

Говорят, что искусство поэзии требует слов,

Только образ всегда совершенней, спокойней и проще.

Я угрюмый художник зимы, собиратель основ.

Взбудораженный ветер мои полотнища полощет

На краю прошлой ночью приснившейся Марьиной рощи.

Только жить надо так, чтобы явь отличалась от снов.

Вся Москва как погост. Как сапожник, упившийся в хлам,

Улеглась на покрытом клопами прокрустовом ложе.

Безысходность, увы, невозможно доверить словам.

Как любовь. Как мечту. Как все то, что ценней и дороже.

Да и образ, боюсь, в этот раз никому не поможет:

Жизнь в столице сумела привить нелюбовь к образам.

В Гадаринской стране царит покой:

Иллюзия стабильности и скрепы.

И только бесноватый над рекой

За разом раз рвет кованые цепи.

Стабильность часто означает страх —

Пещерный ужас перед смертной сенью.

Гораздо проще жизнь прожить в цепях,

Чем через крест прорваться к воскресенью.

Не так уж сложно накормить народ:

Две рыбы, пять хлебов и вера в чудо.

Царь Иудейский по воде идет,

С причала на него глядит Иуда.

За Мертвым морем очень много скреп,

А вот еды на удивленье мало.

Две рыбы и засохший черствый хлеб

Как повод бытие начать с начала.

Где зубцы горизонта кровят пеленой заката,

Где великая степь взлетает в зенит горами,

Сумасшедший садовник творил и мечтал когда-то,

А потом опадали на землю мечты плодами.

Бриллиант ледников бесподобен, волшебен, чуден,

С убеленных отрогов бегут ледяные воды.

Из великой степи приходили в предгорья люди,

Чтобы к нёбу прижать холодок золотого плода.

Лабиринтом ущелий петляя походкой лисьей,

Кашемировой тканью скрывая иной испод,

Полуночные твари взбирались в седые выси,

Чтоб украдкой отведать заветный волшебный плод.

Жерновами эпох стерты в пыль календарные даты,

Тишина поглотила журчанье струящихся вод.

Разнотравьем наполнено сердце старинного сада,

Паутиной иссохших ветвей оплетен небосвод.

Где под тусклой луной горделиво в зенит взлетает

Череда острых скал воплощеньем земной красоты.

Где потомки великих батыров сошлись в курултае

Существует закон: не бывает плодов без мечты.

А сегодня я видел картину: под первой зарею

Шебутная девчонка с вихрами рыжее рассвета

Забегает на холм с затаенной заветной мечтою,

И в ладошку ей падает плод золотистого цвета.

В этой вселенной нет принцев и королей.

Так уж сложилось: мир очарован злом.

Милая девочка, ты вырастай скорей

В сильную женщину с бизнесом и котом.

Нет ни кареты, ни туфельки, ни мечты.

Пряничную избу запретил минздрав.

Хрупкая девушка, быстро хиреешь ты

В городе стылом без чародейских трав.

Даже луна — и та погасила свет,

Чтоб разрушить тонкую связь с мечтой.

Рыжая женщина, передаю привет.

Я уже умер. Принц. Настоящий. Твой.