Рупи Каур: надчувственность, что граничит с отчуждением

Обозначить Поэзию — это выделить как целостную ту зону человеческого дискурса и восприятия, которая конституирует и овеществляет собственный субъективный опыт в неисчерпаемую смысловую плоскость искусства.

Поэзия пытается преодолевать наложенные табу и цензуру, создавая новые формы взаимодействия в социуме, конструируя новые границы открытости. Однако при этом она остается самой чувственной (читай — ампутированной) частью организма, что затрагивает все телесные и ментальные процессы субъекта.

Сегодня поэзия своему смысловому наполнению постулирует нахождение новых языков в мифотворческих реалиях культуры.

В этом контексте было бы целесообразно обозначить и проанализировать книгу «Молоко и мед» Рупи Каур, известной поэтессы молодого поколения литераторов индийского происхождения. Также авторка весьма активно пробует себя в перформансах и иллюстрации. Живет и пишет в Торонто.

Подобно мановению волшебной палочки молодой авторке удалось ворваться на международную литературную арену: ее первый сборник избранных стихотворений «Молоко и мед» (2014) разошелся тиражом в три миллиона экземпляров и позже достиг первой позиции в списке бестселлеров New York Times — и оставался там более сто недель подряд.

Весьма интересен тот факт, что поэтесса прославилась еще до публикации своей книги. В этом ключе был создан и ее аккаунт в Инстаграме, которым Каур пользовалась и как платформой для продвижения творческой деятельности, и как средством активной борьбы с ханжеской политикой социальной сети.

Собственно, «Молоко и мед» нужно воспринимать как локализованный, спазматически созданный художницей космос, который открывает все новые и новые карты аффективного и чувственного опыта. При этом сам человеческий опыт субъекта становится в некоторой степени коммуникативно отчужденным, то есть приобретает сверхчеловеческую трактовку.

Поэзию Каур можно считать неоромантической в ключе ее почти безпредельной чувственности. «Неоромантизм здесь нужно понимать как создание нового серьезного и даже возвышенного языка для измененной чувственности и сексуальности, как стремление переописать ментальные и телесные процессы субъекта, вовлеченного в иной (чаще всего травматический) любовный опыт», — пишет философиня и критикесса Галина Рымбу.

Стихи в «Молоке…» — откровенно эротичные, если мы воспринимаем их под углом выхода из нарратива оккупированной женской телесности. Читать Каур — это пытаться найти экстаз близости, Эрос в театре невозможности, в театре абсурда, где художница ставит собственные ментальные и смысловые пьесы.

Здесь Любовь можно обозначить как в некоторой степени разрушительный и репрессивный орган, который является откровенно политизированным. Это можно прочесть в строчках: «поэзия женских тел не политизирована порнография».

Авторка обозначает Любовь как стремление найти себя в близости. Отрицая акты насилия, которое поэтесса определяет как болезненное и мучительное движение навстречу, она осознает полную невозможность его аннигиляции.

Субьектка обречена существовать на срезе собственной виктимности и уязвимости из-за своей предельной чувственности, которая откровенно граничит с эротическими переживаниями. Поскольку ей неподвластна собственная чувственность и нежность, ей не под силу обуздать и сексуальность.

Любовь мыслима только в «зонах отчуждения», в местах, где мучительный опыт субъекта является константой уничтожения и смерти. Иными словами, настоящее исцеление бывает только после высвобождения из порочного круга одиночества, то есть травматических отношений.

Следовательно, Каур считает, что такой вид близости только усиливает коммуникативную отчужденность и обособленность субъекта.

Несмотря на то, что большинство текстов Каур насквозь пропитаны болью от потери близости объекта, на которого направлена страсть; несмотря на трансгрессию чувственности, достаточно травматической и репрессивной для субъекта, который «все еще чувствует», художница активно полемизирует на предмет «заживления ран». Ведь когда-нибудь Танатос уступит Эросу. Травма уступит место Любви. Любовь принесет еще больше любви.

Сейчас нам необходим совершенно иной взгляд на проблему невозможности упрощения поисков близости к их откровенно сексуальным истокам: близость — это не только близость тел, а и близость дыхания сердец, нуждающихся в любви. Потому что дьявол в мелочах — темные и отчужденные зоны сознания требуют нового языка, свободного от маскулинных прерогатив. Мы требуем нового осмысления политики мужского желания.

И стоит сказать, что Рупи Каур делает довольно успешные шаги в эротическую эмансипацию женщины как субъектки чувственной действительности.

Надеемся, так будет и дальше.