Мечта Санду

Пятого октября 2020 года, когда после холодного довольно утра погода начала теплеть, чтобы к обеду раскрыть всю мощь и благодать бабьего лета, Сандугаш полезла в подвал — проверять счетчики. Это была ее обязанность — лазить туда и высылать фотографии свекрови.

Сандугаш и не спорила — лезть так лезть, зато за вот такую вылазку можно было увидеть, как крепкая ее свекровь, всегда собранная и строгая, одобрительно поднимает бровь — молодец, сноха, слазила в подвал. А кого еще просить? Пасынков не допросишься, а свекор, мужик незлой и можно бы даже сказать, что добрый, но ужасно ленивый. Ему лень все: лень думать, как обеспечивать семью, лень думать, как повлиять на сына — мужа Сандугаш, тот вернулся беззубым со своей четвертой ходки, и сразу пошел «на волю», — и Сандугаш тому была рада невероятно, ибо она чуть не умерла своими четвертыми родами и делала все для того, чтобы не залететь пятым.

Пасынки и падчерица относились к молодой мачехе с пренебрежением. Войдя в более-менее сознательный возраст, они ездили с ночевкой в аул к своей родной матери, которую отослали с глаз долой: родила пятерых, но нужна теперь кто помоложе. И нашли Сандугаш — на воспитании у многочисленных родственников, нянькой и прислужкой у тех, у других, засиделась сильно в девках, но работящая и лицом не дурна. И вот эта родная мать им рассказывала, что нет у этой «молодой» ни родни, ни положения в обществе, вообще ничего, тем и хороша, что мелкоту нянчить да новых спиногрызов плодить.

Санду — так называл ее самый младший пасынок, пока был маленьким и ласковым, так стали ее звать все в семье, — и в произношении ее имени не до конца чувствовалось: не тот она человек, чтобы называть ее полностью. Не было в этом ни нежности, ни детской наивности — Санду, сбегай купи, Санду, вымой казан, Санду, где моя обувь, Санду, почему еще обеда нет, Санду…

Все думали, что ничего нет у Санду, и мечты у нее нет. А Санду мечтала — по дороге в магазин и обратно, пока спускалась в этот подвал, когда нянчила своих ребятишек. Как назло, трое старших у нее были девочки, и грустила Санду, что свекровь говорит о выгодном браке для старшей внучки, а о младших пока ни слова. Но надеялась, что придет черед и ее доченькам. А настоящая мечта у нее была связана с сыном. Вырастет ее беркут, женится, построит дом — и станет она там хозяйкой. Будет ходить в таком же высоко повязанном на голове платке-тюрбане, как старшие женщины, тетки мужа и мать его, и будет раздавать указания снохе, и сноха непременно будет послушная и красивая и будет стараться так же угождать свекрови, как это делает Санду. Санду купит себе красивый зеленый халат с большими, с золотыми вкраплениями пуговицами, проведешь рукой по ткани — а она мягкая, приятная, и платок в цвет халату, зеленый, с красными розами.

Когда начался карантин, жизнь Санду стала без мечты. Некогда: за продуктами бегали ребятишки, теперь все жили в одной большой четырехкомнатной квартире, которая от такого количества народу словно уменьшилась в объеме. Свекровь и тетки подходили под «опасный возраст», берегли себя и сидели в большой комнате с телевизором. Свекор ушел вроде зарабатывать, но на самом деле с мужиками соседних дворов торчали рядом со своими машинами на углу: местная служба такси. Санду научилась пользоваться вотсапом и следила за уроками. Но детей было много, а ноутбука два, плюс два телефона, и временами Санду путала графики, расписания, посылала домашние задания не туда — и дети, измученные дистанционкой, орали на нее, жаловались ажеке.

Санду стала срываться: кричала, плакала, грубила в чате и ругалась с учителями. Гнев порождал гнев, на крик рождался крик, иногда казалось, что это не квартира, а осиное гнездо, где то смолкает, то усиливается, но никогда не прекращается шум: вжжж-вжжж-вжжж… Кто-то что-то требовал, кто-то пытался что-то рассказать, где-то плакал ребенок, в гостиной монотонно гудел телевизор, свистел чайник, булькал беш…

Летом уроки прекратились, дети каждый день ватагой убегали на пляж, и стало чуть-чуть легче. Но ненадолго — Санду не хватило счастливых минут со своей мечтой, потому что вернулся муж. Постаревший, беззубый, — в 35 лет беззубый! — а ведь когда-то, совсем девчонкой, — Санду прекрасно помнила, как он, городской жених, приезжал на своей красной машине в аул, и был желанным гостем в каждом доме, — она была в него влюблена и вздыхала, что он женился на другой, и завидовала той, другой. Никто не знал, кем он работает и что зарабатывает, вернее, знали, но вслух не говорили. Он уже тогда отсидел в колонии несовершеннолетних, и от этого казался всем девчонкам опытным, мудрым, по-мужски притягательным, как Озджан Дениз — Всевышний, неужели когда-то было время и Санду смотрела турецкие сериалы?!

Оприходовав ее в первый же вечер, вернее, час в родительской квартире — вытолкав мелкотню в коридор, не потрудившись плотнее закрыть дверь, не постеснявшись родни, терпеливо ждущей за накрытым Санду столом, он принял душ, попил чаю и свалил на всю ночь с друзьями — развлекаться.

Санду привыкла к такому и, распихивая далеко-далеко по уголкам души стыд и неловкость, быстро привела себя в порядок и вышла ухаживать за гостями. «Не помнить, не помнить», — это было ее утешением последние несколько лет. И в самом деле, если плохое не помнить, оно быстрее забывается.

Дни пошли своим чередом. Начался новый учебный год — снова зум, чат, истерики и упреки, только теперь был муж, который, отсыпаясь после ночных похождений, не терпел шума в квартире. С угрозой новой волны ковида старшие снова заперлись в гостиной. Санду стала придумывать, что дети простыли, заболели, наполовину врала учителям — ведь в самом деле дети болели, хоть и не те, кто ходил в школу. Нянчилась с младшими, покрывала старших, научилась изворачиваться и хитрить. Лавируя между вечным недовольством мужа и капризами ата-аже, прикрываясь от взрослых детьми и наоборот, она сама себе удивлялась.

«Старею, — усмехалась, — тридцати нет, а уже старуха».

Ей казалось, что она стала достаточно мудрой и ловкой, чтобы отводить от себя всякие неприятности, и удивлялась, что все это на самом деле очень просто, почему же раньше она была такой честной и глупой? Ведь и в самом деле все можно сделать гораздо проще. Все справятся: если грамотно свалить вину на другого, пусть тот, другой, разбирается. Дети мужа, с трудом узнавая новую Санду, шушукались по углам, как же сбить с нее спесь, и Санду краешком глаза следила за ними, ожидая подвоха, готовая ко всему. Знала одно: главное — свекровь, муж, свекор. Старшие. Потом дети мужа. А свои — они свои, они мать не обидят. Да и маленькие еще.

Встрепенулась Санду. Какая она? Глаза карие, волосы светлые. Вся семья — чернобровые, черноглазые, смуглые, и дети у Санду такие же. А она, оказывается, блондинка. Соседку как-то услышала, та говорила свекрови: «А я-то и не замечала, что новая сноха твоя — беленькая. Давно ваш женился-то? Да-а-а??? Что ж она у вас такая неприметная, а ведь красивая девочка».

Красивая! Она красивая! С этим «Не помнить» Санду и правда обо всем забыла. Забыла, как ее били, как ругали, как младший пасынок однажды крикнул: «Санду! Где мои ботинки?» — и резанули слух эти нотки приказные в его голосе, те же самые, что были у свекрови, мужа, золовки…

«Вырос», — с грустью подумала Санду.

И забыла это все Санду, вдруг все стало не важным. Важно стало, каким-то звериным инстинктом самосохранения, — не забеременеть пятым, потому что после пятого выгнали первую сноху, важно, чтобы муж гулял с друзьями — пусть, лишь бы не… Пусть! Важно, чтобы довольны были старшие, чтобы никто не считал Санду в чем-то виноватой… Так Санду выживет, так дождется, когда сынок вырастет и заведет для матери сноху, и будет сноха делать все, что делает Санду, а Санду будет смотреть телевизор.

Так потекли дни, Санду позволила себе мечтать, чуть-чуть здесь, чуть-чуть там. Пятого октября 2020 года Санду — Сандугаш — полезла в подвал проверять счетчики. Это была ее обязанность, и она уже никому ее не доверяла, хотя пасынок просился — дай мне слазить. Но она не позволила: нет, это мое, сама спущусь, сама немного постою, вдохну сырость подвала, минутку помечтаю, сделаю фото, отправлю свекрови на вотсап.

Сандугаш вылезла из подвала. Деревья стояли желтые, но еще не облетевшие, прохладный ветерок нес запахи моря, солнце слепило в глаза. Сандугаш почувствовала, как жарко ей в куртке, расстегнула ее, подняла лицо — к чистому голубому небу, и позволила себе помечтать еще раз. Чтобы сын, чтобы сноха, чтобы дом, чтобы своя комната, где можно посмотреть телевизор. Земля слегка поплыла под ногами, но Санду встала покрепче и продолжала мечтать. Можно же один раз в жизни не бояться, не мчаться никуда, не вздрагивать при звуках своего укороченного имени, а просто встать, вдохнуть чистый осенний воздух, смотреть в голубое высокое небо и мечтать.

— Санду! Санду!

— Помогите!

Пятого октября 2020 года Санду — Сандугаш, совсем молодая, тридцати нет, а умерла от сердечного приступа.