Дактиль
Салтанат Ермекова
Гульназ бросило в пот. Нестерпимая, острая, буравящая боль внизу живота не давала покоя. Она начала переворачиваться с боку на бок. Кровать скрипела — при каждом ее движении, нарушая тишину маленькой комнаты. Она слезла с кровати и прилегла на небольшой коврик, расстеленный на полу. Ее муж Мурат, вернувшийся с работы совершенно измотанным, и двухлетний сынишка спят крепким, глубоким сном. Не в состоянии вытерпеть этой невыносимой боли, она встала и, придерживая живот, слегка толкнула Мурата.
— Мурат, Мурат! Вставай же!..
Мурат резко оторвал голову от подушки, не понимая, в чем дело.
— Что случилось, Гульназ?
— Живот сильно болит, нет мочи терпеть. По-моему, схватки...
— Какие схватки?! Еще целый месяц?
— Не знаю, Мурат. По-моему, это точно схватки.
— Сейчас в скорую позвоню.
Мурат, наспех одевшись, вышел из комнаты. Гульназ собрала разбросанную одежду и приоткрыла окно. От прохладного осеннего воздуха ее бросило в дрожь. Закрыла окно и, придерживая живот, согнувшись, села.
— Надо собираться. Скорая сейчас приедет, — входя в комнату, сказал Мурат.
Через приоткрытую дверь Гульназ увидела свекровь, поправлявшую платок на голове.
— Что, домашние проснулись?
— Маму разбудил... Ну, как ты?
— Боли учащаются. Подай мне большой пакет, вон там, на шифоньере. Вытащу новый халат... — с трудом произнесла Гульназ.
— Доченька, что с тобой? — Мать Мурата, зайдя в комнату, дотронулась до лба скорчившейся от боли Гульназ.
— Не знаю, мама. Вечером немного болеть начало. Мне врач выписывала «Дюфастон», я его и выпила. Не помогает... — вытирая слезы, сказала Гульназ.
— Ну, хватит, не плачь, дочка, темной ночью, примета плохая. Раз уж человек — должно болеть. Да к тому же ты в положении, такое бывает. Не бойся, доча....
Кто-то постучался в железную дверь. Мурат выбежал и открыл.
— Этот дом?
Широко и уверенно шагая, вошла высокая, худощавая женщина лет сорока, в синей одежде и следом молодая девушка среднего роста. Медсестра положила на пол сумку-укладку и принялась было снимать обувь.
— Нет у нас времени обувь снимать, вот никак не можем вам это объяснить. Больная где? — спросила худощавая женщина.
— Сюда идите, — сказал Мурат, провожая их в дальную комнату.
Врач измерила у Гульназ давление и принялась заполнять бумаги.
— 5 микрорайон, 8 дом, квартира какая?
— 18 квартира.
— Неделя какая?
— Восьмой месяц только пошел, — ответила с трудом Гульназ.
— Какая беременность?
— Это наш третий ребенок, — сказал Мурат.
— Забираем, собирайтесь!
Пока женщина заполняла бумаги, Гульназ успела собраться. Мурат взял на руки спящего сына и передал матери. Та забрала хныкающего ребенка к себе в комнату. Младший, которого невольно разбудили, поднял шум — начал истошно плакать.
—Поехали!..
Сотрудники скорой быстро вышли наружу. Гульназ, придерживая живот, сжимала другой рукой пальцы Мурата.
— Взял мне одежду? — спросила она.
— Да, — Мурат покачал пакетом в правой руке, перешагивая через порог.
— Потерпи, мигом доедем.
Потрепаная машина скорой помощи остановилась у роддома в северной части города. От неприятного запаха в салоне Гульназ тошнило и вырвало, когда она вышла. Худощавая женщина, поморщившись, посмотрела на Мурата.
— Тебя все равно не пустят. Вычисти все здесь! — Мурат молча кивнул головой.
— Ты возвращайся, я позвоню, — еле проговорила Гульназ.
Подходя к двери старого трехэтажного роддома, Гульназ оглянулась. При свете тусклого ночного фонаря серый цвет машины смотрелся довольно устрашающе. Мужа не видно. В помещении ее обдал резкий запах, от которого она чуть было не задохнулась. Над притолокой коридора, уходившего вправо, светилась надпись — «Патология». Худощавая женщина скрылась в одном из кабинетов и немного погодя вернулась.
— Жди, сейчас врач тебя примет, — сказала она и ушла по своим делам.
Гульназ скорчилась от острой боли, все сильнее тянувшей низ живота. Пересохло в горле. Совершенно выбившись из сил, она села на корточки.
— Терпите, терпите. Сюда не садитесь... — сказала дежурная медсестра из-за стола в начале коридора и, вскочив, подвезла дребезжащую каталку. — Ложитесь сюда.
Гульназ легла и показала на пакет, лежавший на столе медсестры. Та кивнула головой. Боль ненадолго отпустила, и Гульназ немного успокоилась. В следующий миг заныла поясница, тело задрожало, ее сковал страх.
— Все нормально? — спросила медсестра, трогая лоб Гульназ. — Сейчас врач освободится. Сюда везут женщин со всего города, но сегодня мало людей...
Но тут медсестра, выпучив глаза, посмотрела на бледное лицо страдающей Гульназ:
— Вы что... рожаете? — побежала и принесла гигиенический пакет.
Гульназ от боли тяжелых схваток сползла с каталки и села, согнувшись. С трудом двигаясь, она подняла голову, и тут что-то издало булькающий звук внизу живота. Раздался громкий крик ребенка. Медсестра, засуетившись в расстерянности, вбежала в открытую дверь кабинета. Быстро привела оттуда врача и свою коллегу.
— Бери ребенка! — сказал врач подошедшей с ним медсестре. — Увезите женщину в отделение.
Гульназ сразу успокоилась, только прекратились схватки. Легла на каталку. Медсестры с грохотом повезли ее, толкая каталку с двух сторон. Оказавшись в кабинете, она увидела своего ребенка, завернутого, у окна. Он молчал и не двигался.
— А почему он не плачет?
— Сколько было месяцев? — спросил врач.
Лицо врача показалось Гульназ знакомым, но, как бы внимательно она не всматривалась, никак не могла вспомнить его.
— Восемь месяцев.
— Младенец недоношенный, ему трудно дышать.
— Он живой?
Гульназ заплакала.
— Дышит... Но вряд ли выживет. Нужен ваккум, но у нас его нет. Вы поняли?
— Вы что, собираетесь его убить у меня на глазах?! Сделайте что-нибудь... — сказала Гульназ, и вдруг схатилась за живот, застонав от боли.
— Что случилось?
— Опять начались схватки...
— Подождем... «детское место» еще не вышло, — сказал врач.
Раздался душераздирающий крик Гульназ, ее бросило в дрожь. В глазах потемнело. Она уже готова была упасть в обморок, но, собрав последние силы, с трудом открыв глаза, произнесла заплетающимся языком:
— Доктор, доктор...
— Надо чистить, делать операцию. Увезите ее, — приказал врач медсестрам.
Медсестры потащили каталку в операционный зал.
— А ребенок, мой ребенок?
Голоса Гульназ медсестры, как будто даже и не услышали. Сжимая живот, она все больше съеживалась. Операционный зал обдал ее холодом, ноги не слушались, ослабевшее тело бил озноб. Схватки участились, она согнулась пополам, обуял сильный страх. Медсестры накрепко привязали руки и ноги Гульназ к операционному столу. Но она продолжала дергаться.
— Эй, ты, лежи спокойно!..
Одна из медсестер ударила ее по ноге.
— Дайте воды, воды!
Медсестра, обтиравшая ее губы влажной марлей, показалась Гульназ ангелом-спасителем. Болезненность схваток уменьшилось. Операционная лампа осветила глаза врача в маске.
— Вы... Кто вы?
— Чего?!
— Мне кажется, что я вас знаю.
— О чем это она?... Сделайте ей наркоз, позовите анестезиолога!.. — сказал врач, обращаясь к медсестрам.
Подбежавший анестезиолог вонзил иглу в предплечье Гульназ. Больше она говорить не могла, потеряла сознание.
Еще долго Гульназ не могла прийти в себя. Голова сильно кружилась, в горле пересохло. Она хотела была сглотнуть, но не смогла, словно железным обручем сковало горло. Тут она вспомнила, как анестезиолог делал ей наркоз, как врач готовился к операции. Ее накрыли теплым одеялом, и тогда она согрелась. Гульназ почувствовала, что кто-то суетливо ходит около нее. Она приоткрыла глаза и увидела медсестру, убиравшую систему.
— Где я?
— Здесь. Сейчас отвезем тебя на второй этаж, в палату, — сказала медсестра.
— А где мой ребенок?
— Ребенок?
— Да.
— Да, там. У него уже давно остановилось дыхание.
Из глаз Гульназ полились слезы, ее будто полоснуло огнем, защемило и заныно в груди.
— Утро уже наступило? — спросила она сдавленным голосом.
— Да, давно! Семь часов уже...
— Мне надо позвонить мужу, — сказала Гульназ, пытаясь нащупать рядом телефон.
Медсестры, поддерживая под руки, повели ее на второй этаж. Она легла на не занятую пятую кровать в палате. Гульназ почувствовала запах кислого теста. Все спали, кроме одной женщины, сидевшей у окна и кормившей ребенка.
— Здравствуйте!
Голос кормящей женщины показался Гульназ довольно глухим. Она прошептала в ответ и, закрыв лицо руками, легла ничком на постель и молча расплакалась.
— Вас тоже чистили? — спросила молодая женщина.
— Нет, я родила.
— Ваш ребенок... родился мертвым?
— Живой, восьмимесячный... Надо было положить его в ваккум, но здесь этого нет, — ответила Гульназ, вытирая глаза.
— Да разве такие вещи есть в Жанасу?! Вон у той женщины ребенок родился мертвым, — ответила ей кормившая ребенка, указывая плечом в сторону кровати напротив, — ну, дети у тебя, наверное, есть?
— Есть.
— Ну, тогда не переживай, пусть хоть они будут здоровы.
Женщина, лежавшая напротив, пробормотала что-то в сонном бреду и перевернулась на другой бок. С кровати у двери раздался плач ребенка. Гульназ молча кивнула словам молодой женщины.
— Есть вода? — спросила Гульназ, ее мучила неприятная сухость во рту.
— Да, вот... Можете попить, — молодая женщина указала на свою тумбочку. Гульназ выпила стакан воды в два глотка. Утолив жажду, облизала губы.
— Спасибо....
Гульназ легла, голова кружилась, хотелось спать. Утомленная операцией, она находилась между сном и явью. Одна из медсестер положила пакет с одеждой рядом с ней. Гульназ даже не почувствовала этого. Медсестра разбудила ее через два часа.
— Вставай, систему надо ставить!
Она открыла глаза и без мыслей уставилась в потолок. Послышались тихие голоса женщин, разговаривавших между собой. Медсестра вытащила ее руку из под одеяла и вонзила иглу в вену. Глубоко вздохнув, Гульназ обратилась с просьбой к медсестре:
— Дайте мне мой телефон.
— Хочешь с мужем поговорить? Он приходил.
— Когда?
— Час назад. Не переживай, ребенка ему передали.
Из глаз Гульназ с двух сторон полились обильные слезы на подушку.
— Передайте мне телефон, поговорю с мужем, — сказала она, двигая пальцами левой руки.
Медcестра подала ей синюю Nokiа, лежащую сверху на пакете, батарея почти села. Экран указывал на многочисленные звонки от Мурата.
— Алло, Мурат.
— Ау, Гульназ!
И тут она разрыдалась, не в силах сдерживать себя и говорить.
— Гульназ, не надо плакать! Подумай о своем здоровье, крепись...
— Хорошо, — сказала она, не в силах остановить рыдания.
— Я сейчас на кладбище. Мама принесет тебе бульона, поешь хорошенько. Ладно?..
— Хорошо...
Телефон смолк. Посмотрев на сотовый, она бросила его около себя, долго смотрела на капли, стекающие по трубке системы, и задремала. Ее разбудил громкий женский голос. Вздрогнув, она раскрыла глаза.
— Как ты себя чувствуешь?
Круглолицая, смуглая, полная молодая женщина, подойдя к изголовью, быстро и невнятно говорила, повторяя сказанное по нескольку раз.
— Хорошо, как вы сами? — ответила Гульназ.
— Хорошо. Я здесь уже целую неделю, ой нет, уже пятнадцать дней лежу, — сказала смуглая женщина и, повернувшись, направилась в сторону двери.
У Гульназ, смотревшей ей в след, закололо в боку. Сжав колени, она притянула их к животу.
— Не слушай ее, — сказала одна из рожениц, — она говорит все, что в голову придет. Это у нее после амнезии. Сама не поймет, что говорит... Она здесь пять дней лежит. У нее родился мертвый ребенок, уже в утробе сердце остановилось. Нас только двое из пяти женщин, у которых родились здоровые дети... Просто не роддом, а морг какой-то! Что это за ужас?!
Гульназ вытерла непрерывно текущие слезы. Ее снова охватил озноб, и она накрылась одеялом. Сильно звенело в ушах. На обед не пошла. На пятый день после полудня ее встретил Мурат. Бросившись к мужу, она повисла у него на плече и зарыдала во весь голос.
— Гульназ, ты еле ходишь... Не надо так переживать, здоровье потеряешь... — сказал Мурат. — Сейчас поедем домой, дети уже ждут.
— Хорошо...
Опираясь на руку мужа, она вышла из роддома. Мимо быстро прошел худощавый, смуглый молодой человек, пронзив их пристальным взглядом. Мурат оглянулся, всматриваясь.
— Вот этого парня я где-то видела, никак не могу вспомнить где, — сказала Гульназ.
— Помнишь, как-то я сломал руку и мы ходили к нему. Проклятый богом хирург! Из-за него я чуть было не лишился руки. Если бы я вовремя не пошел к костоправу, неизвестно, что бы со мной было...
Гульназ широко раскрыла глаза и остановилась.
— Что случилось? — спросил Мурат.
— Это же он делал мне операцию...
— Что?!
— Вот этот врач делал мне операцию, — повторила Гульназ. — А я-то думала, где его видела? То-то лицо знакомое....
Мурат мгновенно побледнел. В расстерянности он невольно то засовывал, то вынимал руки из карманов коричневой кожаной куртки, обтягивавшей его фигуру.
— Наверное были и другие доктора?..
— Нет, кроме него только медсестры.
— Схожу-ка я к ним, а ты подожди меня в машине. Что за безобразие?!
— Давай уедем, Мурат. Мне холодно.
Она отряхнула пыль с подола длинной теплой куртки. Мурат сочувственно глянул на ее печальное, бледное, замученное лицо.
— Как бы там ни было, ты должна была лечиться здесь еще несколько дней. Почему они выпустили тебя?
— Сказали, что все хорошо, а две системы можно и дома поставить.
Мурат, держа жену за руку, перевел ее через узкую, избитую дырами дорогу. По короткой улочке ходили редкие пешеходы. Небо затянуло мглой, и от этого все здесь казалась хмурым и неприветливым.
Со двора микрорайона, окруженного серыми многоэтажками, доносились детские голоса. Из маленького магазинчика, расположенного у дороги, шатаясь, вышел молодой человек, вытащил из кармана спички, чтобы закурить сигарету, которую он зажал в зубах. Порывистый холодный ветер развевал в разные стороны полы его старого, потрепанного пальто. Не в состоянии закурить, парень, еле держась на ногах, вернулся в магазин. Мурат открыл дверь своей «Maзды», оставленной у обочины дороги, и усадил Гульназ. Машина двинулась в южную часть города.
— Почему бы тебе не сходить в областную больницу? Вот отпрошусь с работы и покажу тебя врачам, — сказал Мурат, садясь рядом с супругой, которая никак не могла подняться с постели.
— Да, наверное, так и сделаю... Три дня как дома, а что-то прийти в себя не могу, с каждым днем все хуже... Каждый день скорая, а толку... Ясно, куда отвезут и что скажут...
Гульназ с трудом подняла голову и села, вытянув ноги. Прикрыла одеялом поясницу.
— Вчера ночью почки сильно болели, уснуть не могла...
— Завтра отпрошусь с работы и послезавтра отвезу тебя в областную. Надо было сегодня отпроситься, да вот поверил врачам... Сказали же, что все хорошо будет. Может, поешь чего-нибудь?
— Нет... Мама дала мне бульону до того, как ты вернулся с работы. Теперь вот тошнит сильно. Ты спи, тебе на работу. Я так посижу немного...
— Да и дома холодно, могли бы и дать тепло. Что за город... В прошлом году на десять дней позже подключили, а в этом году на двадцать дней решили задержать? Мы же платим, где наши деньги?.. И никто не может сказать точно. А если спросишь — бесконечные долги... — сказал Мурат недовольно.
— Что за долги еще?..
— Да кто их знает?! В прошлый раз на отчете аким сказал, что есть большие долги за несколько лет по неуплате комуслуг. Многие говорят, что платят... Ну, может, и есть те, кто не заплатил. Не понимаю, почему мы должны страдать из-за кого-то?!
— Да ладно, Мурат, может, наладится. Тебе рано вставать, ложись и отдохни.
— Выпила лекарство?
— Да, пила. Еще одно осталось, позже выпью.
Мурат подошел к окну и посмотрел на то, как по шоссе в обе стороны, обгоняя друг друга, едут машины. Внизу толпа гогочущих парней с сигаретами в зубах. Напротив сверкают огни в больших окнах продовольственного магазина. Он раздвинул шторы и глянул на часы, висевшие на стене.
Врач областной больницы приводила в порядок разбросанные бумаги на коричневом столе. Несколько раз она поправила короткими пухлыми пальцами часы на руке. Потом исподлобья посмотрела на Гульназ, сидевшую на длинной скамье возле входа:
— Вас плохо почистили после родов, и вся кровь распространилась по организму. От этого почки ослабли и могут отказать. Насколько сможем, окажем помощь. В первую очередь надо чистить кровь, — проговорила она довольно быстро своим тоненьким голоском.
Гульназ плохо поняла.
— Что, мои почки могут отказать?!
— Нет, но так может быть. Вот здесь поставим катетер, — сказала врач, указывая на горло, — и так будем чистить кровь.
— Катетер?!
Гульназ уставилась на круглолицую, рыжеватую, время от времени презрительно глядевшую на нее докторшу, та снова поправила часы на руке.
— Да, надо прочистить кровь через аппарат. Поставить катетер на месяц или полтора и прочистить кровь, иначе почки могут отказать.
— И что, я здесь буду целый месяц лежать?
— Нет, после операции будешь приходить три раза в неделю.
— А когда операцию делать?
— Как когда?! Сейчас. Если бы пришла пораньше на день-два, можно было подлечить уколами. Теперь уже поздно.
— Я посоветуюсь с супругом, он на улице ждет, — сказала Гульназ и поднялась с места.
Гульназ пристально смотрит на тонкий двойной шланг, похожий на красного червя, вьющийся из ее шеи, присоединенный к аппарату у кровати. Шланг, лежащий на одеяле, наливается то ярко красным, то темно-рыжим цветом. Большой аппарат, работая автоматически, очищает маленькие почки, восстанавливая кровообращение. Он наполнен кровью, сверху и снизу к цилиндру протянуты шланги. На полу пластиковая посуда, наполненная водой наполовину. Гульназ лежит не шелохнувшись, будто ее связали со всех сторон красными нитями.
В комнату вошла медсестра. Посмотрела на монитор и нажала на две кнопки сказав:
— Ваше время истекло.
— Сегодня дольше четырех часов?
— Неа... все те же четыре часа, — ответила медсестра.
— Не знаю, мне показалось что сегодня было намного дольше.
— Наверное, из-за того, что это был последний день. Так вам показалось...
— Возможно. Дети полтора месяца без присмотра. Да и далековато, невозможно сюда часто ходить.
— Вы не местная?
— Нет, из Жанаарны. Часа три добираться. Каждый день сложно приезжать. «У зимы глаза суровы...»
— Квартиру в городе сняли?
— Здесь живет младший брат моего супруга с семьей, вот от них и езжу.
— Ну теперь вы здоровы, домой вернетесь.
Высокая, худощавая, светлолицая медсестра разговаривая, отключила аппарат. Приподняла тонкие брови, всматриваясь в монитор.
— Даст Бог. Спасибо! — сказала Гульназ.
— Как появились эти аппараты, многих вылечили. Иначе вы бы потеряли свои почки. Знаете, именно эти аппараты и продлевают жизнь людей с больными почками. К тому же открываются центры гемодиализа. Не все могут заплатить за операцию по пересадке почек. Многие зависят от этого аппарата...
— Да, тяжело...
— Конечно, — сказала медсестра, вытаскивая шланг из трубочки, торчащей из нижней части шеи Гульназ.
— Сейчас врач снимет катетер, и можете уходить.
— Снова будут делать операцию?
— Да, небольшая операция, много времени не займет.
— Тогда успею сегодня...
— Куда?
— Да хотела вернуться домой, — сказала Гульназ, посмотрев на свой телефон.
— Подождите, — сказала медсестра и быстро вышла.
Гульназ подошла к большому зеркалу в дальней комнате и, посмотрев на себя, обхватила опухшее лицо руками, повернув в разные стороны голову. Немного откинувшись назад, осторожно погладила пластырь на шее. Мурат смотрел на жену, лежа на кровати, заложив руки под затылок. Шторы слегка приоткрыты. На стекле легкие морозные узоры. Гульназ присела на край кровати и повернулась к Мурату.
— Ты завтра не ходи. Я привыкла, сама пойду. Зачем тебе без конца отпрашиваться с работы?..
— Тебе не будет одной тяжело? Бог знает, что еще они скажут. Я им уже не верю... В прошлый раз сказали, что ты выздоровела и выписали из больницы. Не прошло и десяти дней, как ты уже сидишь вот такая больная и опухшая!
— Поеду, такси довезет... Посмотри за детьми хоть вечером, маме тяжело... — сказала Гульназ, отвернувшись в сторону двери, стараясь не показывать мужу навернувшихся слез.
— Ну, тогда отдохни, завтра ты должна рано выходить. Да и далеко ведь. И поздно уже...
— Спи, мне что-то не по себе. Пойду, выпью лекарство, — сказала Гульназ, вставая.
Полдень. Звуки и редкие сигналы мчащихся машин. Стоящий на перекрестке патрульный вытер перчаткой иней с усов и поправил шапку, надвигая на лоб. Он пристально смотрел за пятью пешеходами, переходящими дорогу вместе с Гульназ. Она шла вверх по проспекту пятнадцать минут, когда переступила порог областной больницы, огромное облако морозного холода испарилось.
— Я здесь лечилась полтора месяца. Мне надо к врачу, — сказала Гульназ, когда, наконец, дошла очередь, показала через маленькое оконце свое удостоверение.
— Сейчас... — сказала полная светлая женщина средних лет. В течение получаса, не торопясь, она рассматривала полки с той стороны приемной. За Гульназ образовался длинный «хвост».
— Идите в двести пятый кабинет, это на втором этаже, — сказала женщина, возвращая Гульназ документ.
Докторша исподлобья посмотрела на Гульназ, присевшую на длинную скамью у входа, поправила часы на руке своими полными пальцами.
— На что жалуешься? — спросила высоким голосом.
— Давление поднялось, как в прошлый раз, и сильно болела голова. Рвота была...
— Что еще?
— Вчера ночью была одышка. Последние два дня плохо стала видеть.
— Еще что?
— Да не знаю, боли усилились... Вы же говорили, что я уже выздоровела. Почему все так?
— Сама удивляюсь. Этого не должно было быть. Наверное, началось обострение в почках. Если собирается вода и шлаки, от этого тоже опухает тело. Скорее сдай кровь, завтра будет известно, что случилось.
— А что может быть? Скажите!
— После анализов будет ясно. Может быть, почечная недостаточность, нужен будет диализ.
Гульназ поджала губы и смолкла. Посмотрела на докторшу, та спешно что-то записывала, и, вздохнув, спросила:
— А диализ — это тяжело?..
— Ну, как тебе сказать?.. Как бы тебе объяснить? Как в прошлый раз через аппарат очищается кровь. Делается операция, разрезается вот это место и вставляется в вену фистула, — сказала врач и указательным пальцем провела по мышцам руки. — Туда вставляется шланг и проводится к аппарату. Время от времени фистулу надо менять. Пациенты, как правило, в неделю по три раза проходят процедуру. На каждую процедуру по три — четыре часа. Разве это легко, когда тебе без конца режут мышцы рук и вставляют фистулу? И если не останется места на руках, придется резать верхнюю часть груди и ставить «туннельный катетер». Но это очень долгое лечение для больных, нуждающихся в диализе. У кого есть возможность, меняют почку. Может быть, ты и выздоровеешь без диализа... Диагноз зависит от результатов анализа. Завтра.
— Поняла... — сказала Гульназ, опустив голову и закрыв лицо обеими руками.
Мурат с Гульназ разглядывали товар, не спеша проходя вдоль похожих контейнеров, расположенных друг против друга. Поначалу было непонятно, в каком ряду нового крытого базара они оказались. По улице, способной пропустить легковые в один ряд, беспорядочно ходили туда-сюда люди. Откуда-то доносился звук саксофона. Мимо них прошла взрослая женщина, подталкивающая инвалидную коляску с молодым джигитом.
— Погоди, дам-ка я садака1, — Гульназ остановилась, копаясь в своей сумке.
— У меня есть мелочь, — сказал Мурат, вынув из кармана скомканные двести тенге, какую-то мелочь, сунул их в ладонь жене.
Она подбежала и положила деньги в коробку, лежавшую перед инвалидом. Женщина кивнула головой в знак благодарности и, подталкивая коляску, пошла дальше. Гульназ догнала Мурата, потянув его за рукав футболки.
— Давай сюда зайдем, в женскую одежду, — сказала она, сворачивая влево.
Молодая девушка, сидевшая перед контейнером, вскочила с места. Она положила в задний карман джинсов телефон, в котором что-то рассматривала, и вошла следом за Гульназ. Взгляд Мурата, стоявшего снаружи, упал на красивые бедра и длинные узкие икры девушки-продавца. Чувствуя, что кто-то внимательно смотрит на ее красивую походку, она повернулась.
— Заходите же, ага! Пусть ваша супруга неспеша посмотрит одежду.
Весь товар новый....
— А-а... Да, — сказал Мурат, с улыбкой посмотрев на нее, тоже вошел внутрь.
— А есть вот такие кофты с длинным рукавом? — спросила Гульназ.
— Фиолетовые?
— Да.
— Нет. Зачем вам в такую жару длинный рукав? Вот это вам подойдет. Вот примерьте! — сказала девушка, снимая с вешалки фиолетовую футболку.
— Нет, не беспокойтесь... — сказала Гульназ.
— Ну, тогда вот эту посмотрите, — сказала продавец, показывая другую, зеленую футболку.
— А есть такая с длинным рукавом?
— Ой, тате, вы интересная!.. Такая молодая, что вы все заладили: длинный рукав да длинный рукав! Ну, вот, посмотрите! Вам так идет!.. — сказала девушка, взяв футболку и приложив ее к груди Гульназ. — Вот, протяните руки...
Гульназ улыбнулась, разведя руки в разные стороны.
— Ну, скажите, ага! Вот идет же тате, а?! Это же, прям, ваш размер, ну наденьте!.. Ойбай, у вас что-то на руках звенит! Что это? Часы?.. — спросила продавец, держа в руках кофту.
— Да, золотые часы. Да еще какие золотые, чистейшее золото! Вот поэтому и ищем с длинными рукавами, чтобы людям в глаза не бросались!..
Девушка в растерянности посмотрела то на Мурата, то на Гульназ, которая засмеялась, вторя мужу.
— Вы что, смеетесь надо мной?! Не делайте из меня дуру, уходите отсюда, если не будете брать! Мне что, делать нечего?!...
— Ой, сестренка, не обижайся! Тате семь лет уже лечится, гемодиализ, ни одного живого места на ней не осталось. Это маленький аппарат на руке, он звенит. Если бы не было шрамов, стали бы мы искать кофту с длинными рукавами?! — сказал Мурат.
— Что это такое гемодиализ?
— Это такое лечение, с помощью аппарата, при болезни почек.
— Ой, извините!.. А я-то думала, что вы меня разыгрываете. У нас, в основном, вот такая одежда, с короткими рукавами. Базар же большой, если поищите, найдете.... — сказала девушка-продавец, робко посматривая на Гульназ.
— Да, наверное, найти можно, но вот женщине угодить сложно, просто мучение! То, что нравится, — с короткими рукавами, а если не нравится — с длинными... — сказал Мурат, улыбаясь девушке. — Ну, хорошо, удачной вам торговли!
— Хорошо, до свидания!..
— Прошу тебя, не говори людям про какие-то золотые часы, не пугай их, — сказала Гульназ, выходя из контейнера, с улыбкой взглянув на Мурата.
— Хорошо, если кто спросит, скажу, что часы бриллиантовые!
— Ой, ну, вот ты тоже...
— Да шучу я, если будет угодно богу, соберем денег и поменяем тебе почки. И от этой напасти избавишься.
— Дай-то бог...
Салтанат Ермекова — переводчик, ведет передачи о выдающихся композиторах и исполнителях Казахстана.