Дактиль
Камилла Ибраева
Голоса в темноте.
ДАША. Окей, Google, как покончить с собой?
GOOGLE. Вешайся. Десять секунд боли и все, пустота…
Больничная палата. Кто-то лежит на кровати, к телу подключена система искусственного жизнеобеспечения (маска, трубочки, капельница и т.д.). Рядом Даша в больничной рубашке. На стульях по периметру палаты сидят люди, комментирующие происходящее.
ДАША. В тот день я пришла пораньше. Мамы еще не было. Я переоделась, включила утюг, погладила школьную форму. В шкаф убирать не стала — спецом на гладилке оставила. Ну, чтоб мама сразу увидела, как вернется. Потом вырвала листик из тетрадки, написала записку. Положила ее сверху, на школьный пиджак. Вытащила коробку из-под кровати и вышла на площадку.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. На месте происшествия нашли розовую картонную коробку с какими-то наклейками…
ДАША. Я хотела, чтобы, когда буду умирать, перед глазами были Сакура и Наруто из моего любимого аниме. Я наклеила их на стенку в подъезде. Потом достала из коробки шнур от компа и привязала к перилам.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. …значит, черный шнур диаметром чуть меньше сантиметра. Тот кусок, который мы сняли с горла Коротченковой, находится у следователей.
СОСЕД. Другой полмесяца на перилах висит — замызганный такой обрубочек. Вот такой. Не трогайте, говорят. Заманали. А я лично кухонным ножом ту удавку срезал. Девочку на пол положил, скорую вызвал. Хоть бы кто спасибо сказал. Заманали.
ДАША. Это между восьмым и девятым этажом. Шнур я на несколько узлов завязала. Ну, чтобы точно. Накинула себе на шею. Он такой — местами горячий был от моих рук. Потом перелезла через перила, посмотрела на стенку, где Сакура и Наруто. Помню, что было тихо. Где-то далеко внизу люди заходили, выходили, лифт вверх-вниз по шахте опускался, поднимался. А я думала — ну, все, скоро сдохну, и все, что доставало меня, закончится. За спиной перила холодные. Ну, я зажмурилась и вниз…
ВРАЧ. Большинство из тех, кто решил свести счеты с жизнью, выбирают повешение. Механизм тут простой. Петля сдавливает дыхательные пути — прекращается подача кислорода, вены пережимаются. Естественно, в первые две минуты человек пытается освободиться — сдернуть удавку. Это инстинкт. Но поскольку сосуды уже переполнены лишенной кислорода венозной кровью, мозгу трудно давать верные команды конечностям. Руки-ноги не слушаются. Освободиться бывает сложно даже при активных действиях. Человек хватается за петлю, за окружающие предметы, пытается найти опору под ногами. Нашел — считай, повезло. Не нашел — все, труп.
МАМА. Я только сама хотела набрать Дашеньке, и тут телефон звонит — она. Я беру трубку, начинаю говорить. «Дашулечка, ну где ты? Давай домой!» А там голос мужской. Имя-звание назвал, а я не расслышала — меня будто кипятком обдали. Думаю, Господи, что случилось-то опять?
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Ваша дочь (пауза) в больнице.
ДАША. Сначала больно было. Ужасно больно. Десять секунд там или больше — я не знаю. Потом резко темно стало — ну, это как будто в подъезде сразу все лампочки перегорели. И звуки — тише и тише. Последнее, что я слышала — как замок у кого-то щелкнул.
СОСЕД. Я покурить вышел. По ящику смотреть нечего — всякую хрень с утра до вечера гоняют, заманали. Дай, думаю, покурю. У меня на площадке жестяночка из-под сгущенки, я в нее окурки складываю. Выхожу, значит, а там девчонка эта в петле болтается — ну, я бегом снимать, на пол бетонный уложил аккуратненько, скорую вызвал. Кто ж, думаю, тебя так заманал, что ты вешаться пошла?
МАМА. Дочка выжила. Пускай в коме лежит, но живая зато. Даст Бог, оклемается.
ДАША. Я не хочу возвращаться. Я хочу уйти. На совсем.
ОДНОКЛАССНИК. Емать, Коротченкова-то суицидница! В коме. Как так? Ходила всегда с анимешками своими, тихая такая.
ОДНОКЛАССНИЦА. Да, мы над ней шутили иногда, но так, чтоб смерти желать — нет. Мы ж не отморозки какие-то, нормальные все.
ОДНОКЛАССНИК. Ну да, была фраза — типа, иди, убейся… Но это вообще не про то, это же мем такой старый.
ОДНОКЛАССНИЦА. Да, это мемчик.
ОДНОКЛАССНИК. Вы загуглите — сами убедитесь.
ДАША. Иди, убейся, циклоп — я слышала это каждый день. Они, наверное, мое имя настоящее забыли давно. Заходишь в класс, а тебе: «Привет, циклоп!» Идешь домой через стадион, а они опять: «О, циклоп идет».
ОДНОКЛАССНИЦА. Когда я перевелась с другой школы и, типа, в первый раз увидела Коротченкову, мне сразу ее жалко стало.
ОДНОКЛАССНИК. Ха, жалко. Переобуться, что ли, решила? Да ты первая ее чморила.
ОДНОКЛАССНИЦА. Лол, ты вообще-то тоже.
ОДНОКЛАССНИК. Кстати, почему ты ушла со старой школы?
ОДНОКЛАССНИЦА. Какая разница? Вообще не про это сейчас.
ОДНОКЛАССНИК. Окей, забудь.
ДАША. Уроды. Они оба уроды. Особенно он. Его больше всех ненавижу.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Коротченкова Дарья Владимировна, шестнадцать лет. Значит, на текущий момент самое важное лицо в городе Сарафанове. Точнее так — самое охраняемое тело в Сарафанове. Ну а как еще, если сам Иван Иваныч, губернатор, это дело на контроле держит? Есть, значит, на то причина... Во девчонка — это ж надо было додуматься послать письмо (поднимает глаза наверх)…
Журналистка устанавливает на штативе камеру, включает ее.
ЖУРНАЛИСТКА. Даша — пример для подражания. Не каждый взрослый отважится бороться за справедливость таким вот образом. А она не побоялась. Жаль только, что все это привело к трагическому исходу. Кома, больничная палата… Но будем надеяться на то, что в скором времени девочка поправится. Мы обязательно будем следить за тем, что происходит.
Голоса в темноте.
ДАША. Окей, Google, как сделать так, чтобы мама меня понимала?
GOOGLE. Поговори с ней. Расскажи — что тебя волнует? Но успей уложиться в двадцать минут — по статистике родители уделяют детям не больше двадцати минут в день.
В палату заходит мама. Она не видит Даши, садится у тела, лежащего на кушетке.
МАМА. Как ты, доча?
ДАША. Как видишь, мамочка.
МАМА. Ничего, это все ничего — вот скоро поправишься и, даст Бог, заживем. Я на работу куда-нибудь устроюсь.
ДАША. Маму уволили из-за меня.
МАМА. Вызвали на общебольничную летучку и наорали как следует. Аж в ушах звенело.
ДАША. Ну а она на меня наорала. И я такая — да пошло это все, лучше сдохнуть.
МАМА (плача). Я не знаю, почему Даша так сделала. Да, мы небогато живем, но не хуже других — здесь все так живут. Я и по двадцать пять рублей ей давала, и по тридцать пять на конфеты там, на мороженое.
ДАША. Мама думает, мне до сих пор пять. А мне четырнадцать.
МАМА. Ребенку что еще надо? Одета-обута, в школу ходит, компьютер есть — все как у всех.
ДАША. Меня в классе жирной уродиной звали, а она мне все время карамельки свои подсовывала. Я как-то не выдержала, рассказала ей про циклопа — ну, что меня обзывают так из-за глаза этого, а она сразу…
МАМА. Кто тебя обзывает?
ДАША. И я ей: «Ладно, мамочка, забудь, никто». Не хватало еще, чтоб она в школу пришла. И так проблем до кучи. Птоз этот дурацкий.
МАМА. О-о-о, проблем у нас особо не было никогда. Ну, как сказать… До того, как меня с работы уволили, не было. Вот это да, это вот, правда, проблема. А птоз — это ж поправимо все. Она как девочка переживала, конечно. И мы даже на операцию копить начали — в полуторалитровую бутылку пластиковую денежку складывали. Мелочь монетками, а иногда и по сто рублей клали.
ДАША. У меня веко на одном глазу не поднимается с рождения. Я родилась циклопом. Жирным уродливым циклопом. Неужели за четырнадцать лет нельзя было сделать эту несчастную операцию?
МАМА. Когда я была беременна, муж мой Володя на машине разбился. Я тогда, ясное дело, перенервничала, и дочка родилась обвитая пуповиной, глазик один плохо открывался. (Пауза) Обои, у нас дома которые — это ж ведь он клеил, Володька, царствие ему небесное. До сих пор держатся. Полоска темная, полоска светлая, потом опять темная, опять светлая. Хорошие обои.
ДАША. К ним недавно в больницу главврач новый пришел.
МАМА. Эту, как ее? Реорганизацию, говорит, буду делать.
ВРАЧ. Когда я пришел в эту больницу, сразу понял, что штат раздут. Зачем нам столько санитарок? Знаете, это как опухоль — надо вырезать все лишнее, иначе орган — в данном случае больница — с обязанностями справляться не будет. А нам надо думать о больных прежде всего. Клятву врача зачем давали? Чтобы раздувать административный и вспомогательный персонал? Реорганизация — и точка!
ДАША. Мама работала санитаркой, а после реорганизации этой ее на уборщицу перевели.
МАМА. Всех льгот и премий лишили.
ДАША. Уроды.
МАМА. А я что? Побурчала, конечно, первое время. Потом ведро оцинкованное выдали, тряпку. Разговор короткий у начальства. Не хочешь — не работай. Ну, я швабру с подсобки вытащила, рукава засучила, в это ведро лязгающее воды набрала в туалете и пошла полы драить.
ДАША. На операцию совсем перестали откладывать.
МАМА. Я говорю: «Дашулечка, ужаться нам надо немного».
ДАША. А я ей — да сколько можно, мамочка? Хватит терпеть!
МАМА. Терпеть… Я еще не такое терпела.
ДАША. Ну, что еще?
МАМА. Вот кто-нибудь голубей, воробьев жрет (смеется)? Ну да, бомжи там всякие, пьянчужки… А мне вот, например, тоже приходилось птах уличных жрать.
ДАША. Мама…
МАМА. В лихие годы, как сейчас помню, мы жили в доме частном. Одно время ни у кого работы не было. Денег нет, в универсамах шаром покати. Были коммерческие магазины — мы тогда их так называли — со всякими сникерсами, тампаксами заграничными, так там цены заоблачные. Моя мать — царствие ей небесное — что делала? Из-под попугая старую клетку посреди огорода ставила, хлебных крошек в кормушку подсыпала. А под дверцу открытую прутик ставила — к нему нитка суровая была привязана, до самого дома уходила.
ДАША. Фу-у-у…
МАМА. Птички залетали крошки эти черствые поклевать, а она нитку дергала и дверца — хлоп — все, обед скоро будет.
Даша молчит.
МАМА. В восьмидесятые-девяностые мы были вот — как Дашка, может, постарше. Я недавно с антресолей сумку старую достала — там фотографии всякие. И того времени тоже, с ребятами со двора. Попалось мне две одинаковые фотографии черно-белые — а там мы все, мордашки счастливые такие. За спинами — кусты сирени. Как сейчас помню, год учебный кончился, лето впереди. Я одну-то фотографию взяла. Там рядом со мной девочка с длинной косой — это Катька, подружка. Спилась. А вот через одного — Люда, повесилась. А это — Толик, зарезали его, что-то с кем-то не поделил, видать. Про Галю и Колю ничего не знаю… И как с этим всем жить, мириться-то можно? А… (машет рукой)
ДАША. Вот зачем она черный маркер у меня просила.
МАМА. Я этим фломастером черным тех, кого нет, закрасила. Страшно так стало. Остались только двое — я и Настя, одноклассница моя. Она с родителями в Америку уехала. Хорошо, наверное, живет в Штатах-то этих.
ДАША. Ты бы могла в фэйсбуке ее найти.
МАМА. А нашим детям на что жаловаться? О-о-о, они горя не знают. Худо-бедно одеты-обуты, сыты, сникерсы эти запросто могут купить, у всех компьютеры, эти — как их — ноутбуки есть, телефоны. Даша каждый выходной там что-то смотрела.
ДАША. Аниме. А потом гуглила, как покончить с собой — чтоб безболезненно было.
МАМА. Мультики свои смотрела или что там. А я даже не знаю, как это включать.
ДАША. Можно было научиться.
МАМА. Можно было и научиться. Контролировать. Тогда бы и письмо, из-за которого сыр-бор весь, она, может, не отправила.
ДАША. Все равно бы отправила.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Значит, так. Каждый гражданин имеет право известить главу государства о… Об имеющих место нарушениях. Да.
ДАША. Я погуглила в Инете и нашла адрес электронной приемной. Написала письмо.
МАМА. Если б я знала, что за кляузу она там пишет — забрала бы этот компьютер проклятый.
ДАША. Дорогой президент! Меня зовут Даша. Мне четырнадцать лет. Я живу в городе Сарафаново вместе с мамой. Моя мама работает санитаркой в больнице и получает двенадцать тысяч рублей.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Нормальная зарплата… В этом Сарафанове пол-администрации на такой зарплате сидит — я вот сам лично проверял. А тут санитарка, значит, недовольна.
ДАША. Вы обещали, что зарплаты будут расти.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Они и растут.
МАМА. Растут-то, может быть, и растут, но не у санитарок. Разве только что у главврача.
ДАША. Вы обещали в телеэфире три года назад…
МАМА. Даша!
ЖУРНАЛИСТКА. Ох уж эти телеэфиры… Знали бы вы, как их стряпают…
ДАША. И два года назад…
МАМА. Даша, хватит!
ДАША. И в прошлом году. Вы тоже обещали. А зарплата у моей мамы такая же.
МАМА. Двенадцать тысяч. Как на уборщицу перевели — на две тысячи меньше стало. Стало быть, десять. Да, получала я не так, чтобы очень, но прожить-то можно! Пока бабушка наша была жива, на нее еще пенсия приходила.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ (достает из внутреннего кармана бумагу и зачитывает). А если я, значит, скажу, что Коротченкова Татьяна Ивановна получает (загибает пальцы) пособие как мать-одиночка, получает выплаты почетного донора и, значит, что еще… Вот — и даже пособие для малоимущих! Этого что, по-вашему, мало?
ЖУРНАЛИСТКА. Это сколько? Озвучьте цифру.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ (убирает бумагу обратно). Не вашего ума дела.
ДАША. Я написала, что мы живем очень бедно.
МАМА. Если бы мне надбавили тысячи две, да даже, Бог с ним, тысячу к той, старой зарплате, мы бы, может, и быстрее скопили на операцию. Накопить это ж единственный наш способ. В банке денег не дадут.
ДАША. Почему?
МАМА. А ты думаешь, этот… Ноутбук твой откуда? А холодильник новый на что купили, когда старый сломался? Мне за них еще кредит отдавать.
ЖУРНАЛИСТКА. С тех самых пособий. Вот такой замкнутый круг, господин президент.
ДАША. Я все очень быстро написала. Нажала «Отправить» и все. Там надпись появилась — ну, типа, «Спасибо, ваш запрос принят».
МАМА. А через два дня меня вызвали на летучку.
ЖУРНАЛИСТКА. У нас всегда так — знаете, А и Б сидели на трубе. А спихнуло Б с трубы, и Б решило пожаловаться всемогущему (пауза) П. П недолго думая скидывает жалобу А.
ВРАЧ. Моя фамилия не на «а» начинается. Я вообще, если честно, не знал, кто, что. Вы поймите, на мне вся больница. Естественно я замам своим с самого начала четко-ясно сказал — с медсестрами, санитарками, уборщицами, пожалуйста, разбирайтесь сами. Мне не до этого. И без них дел по горло!
МАМА. Ну, меня и уволили. Сначала наорали, конечно — мол, недопустимо такие письма писать. Я потом давай Даше звонить.
ДАША. У мамы голос был такой… Ну, на взводе, короче.
МАМА. Я ей говорю — что молчишь? Скажи что-нибудь матери.
ДАША. И я наврала. Я сказала, что ничего не отправляла.
МАМА. Я говорю: «Хорошо, дома поговорим».
ДАША. Я боялась домой заходить. После школы в двор соседний пошла — его с окон из-за девятиэтажки не видно. Там на качелях сидела, даже покачалась немного — вверх-вниз, как в детстве, ну, прикольно так. У качелей прутья были как перила в подъезде — такие же холодные.
МАМА. Я уже хотела пойти искать ее, а тут она сама пришла.
ДАША. Я сначала у двери стояла — не решалась зайти. Я же не знала, что ее уволят. Я не спецом все это сделала. Даже пожалела, что письмо это дурацкое отправила.
МАМА. Я в глазок посмотрела — там Даша. Я открываю, говорю — заходи.
ДАША. Ну, и началось…
МАМА. Я ей говорю — ты хоть понимаешь, что наделала?
ДАША. Ты не говорила, ты кричала.
МАМА. Достучаться-то до нее надо было.
ДАША. Я в комнате заперлась и заплакала. Из-за меня ее уволили.
МАМА. Я дочку никогда не била. Прикрикнуть — это другое дело. Иногда надо, тем более за такое. Меня вот, к примеру, в ее возрасте и ремнем могли стукнуть — да так, что потом синяки оставались. А Даша про истязания такие не слышала никогда. Да вообще не знает, что это такое.
ДАША. На следующий день меня толкнули в сугроб. Кривикова взяла снег и залепила мне в здоровый глаз.
ОДНОКЛАССНИЦА. Просто настроя не было. И я зафигачила ей со всей дури. Сорвала очки и прямо в глаз, который открыт — ну, это ж, не знаю, типа, прикольно. И не больно даже. Это ж снег.
ОДНОКЛАССНИК. Леди и джентльмены! Внимание! Турнир UFC — Арина Кривикова против Циклопа!
ДАША. Стекло тогда из оправы выпало.
ОДНОКЛАССНИЦА. Но не разбилось же. Его, типа, обратно можно вставить.
ДАША. Я ничего не видела из-за снега. Очки рукой нащупала.
ОДНОКЛАССНИК. О! Циклопа зрения лишают!
Даша начинает всхлипывать, прятать слезы, все присутствующие (кроме одноклассницы) — перешептываться.
ОДНОКЛАССНИЦА. Тихо, все! Заткнитесь!
Голоса в темноте.
ДАША. Окей, Google, почему один человек все время обижает другого?
GOOGLE. Потому что он несчастен.
ОДНОКЛАССНИЦА. Коротченкова… Нет, не так. Даша!
ДАША. Что? Кривикова называет меня по имени?
ОДНОКЛАССНИЦА. Прости меня за… Ну, типа, за все.
ДАША. Не прощу.
ОДНОКЛАССНИЦА. Опять не так. Я вчера гуглила — как сделать, чтоб тебя простили?
ДАША. Для тебя — никак.
ОДНОКЛАССНИЦА. Надо, типа, проговорить, за что просишь прощения.
ДАША. Ну, ок. Давай по порядку.
ОДНОКЛАССНИЦА. По порядку. Я перешла в их школу в прошлом году.
ОДНОКЛАССНИК. Ребята, знакомьтесь! Это Арина Кривикова — наша новенькая. Просим любить и жаловать!
ОДНОКЛАССНИЦА. Я дико нервничала перед этой новой школой — просто нереально. У меня, типа, даже руки дрожали.
ДАША. Я помню. У нее руки в карманах были.
ОДНОКЛАССНИЦА. География, кажется, была. Ну и все, типа, на карту смотрят — типа. А изучают не карту, а меня.
ОДНОКЛАССНИК. Северная Америка, Южная, Антарктида, Арина — как там ее — Кривикова? Прямикова? О, геометричка, конечно, заценит…
ОДНОКЛАССНИЦА. И ты чувствуешь на себе взгляды — как лазерные лучи.
ОДНОКЛАССНИК. Ну, а как ты хотела? Нормальная реакция. Вообще че тебя так это парит?
ДАША. Да! Ты хотела рассказать, как издевалась надо мной.
ОДНОКЛАССНИЦА. В классе особо ничего не происходило. Ну, типа, класс как класс. Коротченкову я заметила, потому что ее с глазом этим хейтили.
ОДНОКЛАССНИК. Ну, как хейтили? Просто Циклоп называли. Ну а что, не похоже, что ли?
ДАША. Похоже.
ОДНОКЛАССНИЦА. В общем как-то раз ей кто-то подножку поставил.
ОДНОКЛАССНИК. А че ты на меня смотришь сразу? Это не я. Просто я понимаю, того кто подставил, потому что смотришь на Коротченкову и тупо такой думаешь — у нее же справа глаз закрыт? Кабздец, а она вообще видит, что с ней там справа творится или нет? А, может, это вообще не специально было? Может, тупо случайно вышло?
ДАША. Придурок.
ОДНОКЛАССНИЦА. Короче, ей подставили подножку.
ДАША. Смотрите — Циклоп упал!
ОДНОКЛАССНИЦА. И я, типа, сразу такая к ней — эй, с тобой все в порядке?
ДАША (вытирая слезы). Да, она подбежала, стала меня поднимать.
ОДНОКЛАССНИЦА. И я, типа, помогаю ей встать и чувствую — лазерные лучи опять меня сканируют. И, типа, все такие молчат. На нас смотрят. Молча.
ОДНОКЛАССНИК. Ну, а че? Мы — как ее там — не видели никогда… Мать…
ОДНОКЛАССНИЦА. И я такая понимаю — сейчас… Сейчас я сама стану для них как Циклоп.
ОДНОКЛАССНИК. Мать циклопов, твою мать…
ОДНОКЛАССНИЦА. И все это в голове прокручивается, типа, ну, за две-три секунды. И я такая думаю — нет… Нет, нет, нет…
ДАША. Она прикинулась добренькой — добренькой новенькой — помогла мне встать…
ОДНОКЛАССНИЦА. …и сразу же толкнула ее — прямо на Сидорова.
ОДНОКЛАССНИК. Ты в следующий раз предупреждай хоть!
ДАША. Следующего раза не будет, урод!
ОДНОКЛАССНИЦА. А он ее на кого-то другого.
ОДНОКЛАССНИК. Ну, да! Подальше от себя.
ОДНОКЛАССНИЦА. От себя! Двумя руками. Со всей силы.
ДАША. Они толкали меня. Потом я ударилась о стену.
ОДНОКЛАССНИК. Убейся об стену, Коротченкова!
ОДНОКЛАССНИЦА (с жалостью). Циклоп.
ДАША. Мама потом спросила — (голос мамы) откуда синяки? Я сказала, что на физре заехали волейбольным мячом.
ОДНОКЛАССНИК. Да она сама была мячом. (Смеясь) Кабздец, мяч-циклоп…
ОДНОКЛАССНИЦА. Все угорали над Коротченковой. И я тоже.
ОДНОКЛАССНИК. Ну, а че? Прикольно же было, весело.
ОДНОКЛАССНИЦА. В другой раз я кинула в нее жвачкой. Она сидела через парту — сначала Сидоров, потом она. И я ему такая — типа, сдвинься в сторону чуть-чуть. Ща такой аттракцион будет…
ОДНОКЛАССНИК. Кабздец вообще че выдумала. Отчаянная.
ОДНОКЛАССНИЦА. Короче, вытащила изо рта жвачку, скатала шарик и — пум — зафигачила Коротченковой в голову. Сама не знаю, зачем.
ОДНОКЛАССНИК. Чтобы чисто порофлить на физике. Ну а че? Тело бросили под углом шестьдесят градусов к горизонту, с начальной скоростью сорок метров в секунду. Рассчитайте — на сколько сантиметров укоротятся волосы Коротченковой на следующий день?
ДАША. Эту мерзкую жвачку я заметила дома, в ванной, когда резинку снимала. Липкая, мерзкая, с ее слюнями. Я пробовала вычесать с волос эту хрень, мочила горячей водой, маслом — ничего не получилось. Ну, взяла ножницы потом и срезала все. Смыла быстро в унитаз.
МАМА. Доча, что ты там делаешь?
ДАША. Ничего, мам.
ОДНОКЛАССНИЦА. На следующей физре я хотела выкинуть ее вещи в окно, но, блин, там ничего не открывалось. Ну, типа, зима, и хрен че откроешь.
ДАША. Почему я? Господи, ну, почему…
ОДНОКЛАССНИЦА. Я, типа, уже как-то выбрасывала вещи из окна.
ОДНОКЛАССНИК. Кривикова, да ты террорист! Кого ты там еще загасила?
ОДНОКЛАССНИЦА. Никого. (Пауза) Это было мое. Я выбросила свои вещи.
ОДНОКЛАССНИК. В смысле?
ОДНОКЛАССНИЦА. Новые джинсы, укороченный топ — такое все, короче, нереально красивое. И мне шло — я не выглядела в этом как уродина, там, или как фрик. Мне родители купили. Это еще в той школе было. Мне было тринадцать. И та школа была — ну, типа, элитной, там вообще-то у всех был супершмот. Ну, и мне вот, типа, купили тоже. Чтобы была как все. И… Еще туфли на каблуках. Белые такие, блестящие, с ремешками. В них сразу становишься выше. И, типа, выглядишь взрослее. И я была как дура, типа, счастлива — уау, ну, я же пойду на школьную пати во всем новом, я буду такой же — красивой, с крутым луком, чуть ли не с обложки.
ОДНОКЛАССНИК. И что? Зашкварилась там по ходу?
ОДНОКЛАССНИЦА. Я зашла в актовый зал, и все начали глазеть. Эти тупые лазерные лучи с подвешенной к потолку штуки и взгляды двух параллелей — все меня сканировали. С головы до ног. А я не умела ходить на каблуках. Это я сейчас, типа, умею. А тогда я надела их в первый раз. И чувствуешь себя хреново — тебе, типа, и так непривычно в этом новом шмоте, и ноги болят. А ты чувствуешь взгляды, которые это все сканируют. И такой волнуешься еще больше. И на нервах спотыкаешься. Боишься упасть. И тебе жарко, ты чувствуешь пот по всему телу и такой думаешь — Боже, какого хрена я все это нацепила? Зачем? А все уже ржут. И, типа, не скрывают, что ржут. Что ржут над тобой. Над твоей походкой. Потому что им кажется, что ты двигаешься как больной. А потом какой-нибудь придурок — клоун типа Сидорова — копирует эту твою походку. И ты такой сдерживаешься, чтобы не разреветься… На том вечере я была единственной, кого ни разу не пригласили на медленный танец. Я чувствовала себя уродом.
ДАША. Я чувствую себя уродом всегда.
ОДНОКЛАССНИЦА. Я вернулась домой и выбросила этот шмот с туфлями в окно. С родителями скандал потом был. И, типа, тебе и так уже хреново, а они говорят, что вот, ты такая неблагодарная, обнаглевшая, избалованная…
ОДНОКЛАССНИК. Камон, ну, как бы у всех случаются проколы. Один раз — это ж как бы не страшно.
ДАША И ОДНОКЛАССНИЦА (одновременно). Одного раза не бывает.
ДАША. Это же теперь новая развлекалочка такая.
ОДНОКЛАССНИЦА. Типа боксерской груши.
ДАША. Которую кто-то подвесил в классе. Каждый хочет подойти и ударить.
ОДНОКЛАССНИЦА. …и так, чтоб побольнее.
ДАША. Циклоп!
ОДНОКЛАССНИЦА. Страшила!
ДАША. Убейся!
ОДНОКЛАССНИЦА. Дэцэпэшница… Кривикова…
ДАША. Иди в спецшколу!
ОДНОКЛАССНИЦА. Доковыляешь на каблуках?
ДАША. Или тебе помочь?
ОДНОКЛАССНИЦА. Пнуть под зад?
Даша и одноклассница замолкают. Пауза.
ОДНОКЛАССНИЦА. После того вечера меня стали травить. Девочка, которая, типа, со мной дружила, растрепала всему классу про мальчика, который мне нравился. И писала ему с фейкового аккаунта в фб — комменты, посты, и, типа, все они от меня.
ОДНОКЛАССНИК (делая вид, что читает любовное послание). «Никита, ты мне очень нравишься. Я так мечтаю быть твоей девушкой. Давай погуляем сегодня?».
«Ник, давай я подожду тебя около раздевалки?»
«Давай сходим в кино?»
«У меня есть билет на концерт Элджея!»
«Почему ты не отвечаешь мне?»
«Я лайкаю и репощу все твои записи — ты разве не видишь?»
ОДНОКЛАССНИЦА. Через две недели вся школа думала, что я его преследую. Что я, типа, не просто фрик со школьной вечеринки, а реально сумасшедшая.
ДАША. А как же мама? Папа? Родители?
ОДНОКЛАССНИЦА. Мне было стыдно признаться им во всем. Я написала про все…
ОДНОКЛАССНИК. Про вечеринку.
ДАША. Про издевательства.
ОДНОКЛАССНИЦА. Про боль… В дневник. И, типа, забыла этот дневник на видном месте. Чтобы они нашли его и прочитали.
ДАША. Если бы я так сделала, моя мама потащилась бы со мной в школу. А это для меня как ночной кошмар.
ОДНОКЛАССНИЦА. Моя мама орала на меня, когда все прочитала. Они с папой решили, что, типа, я хочу денег, что, типа, обвиняю их в том, что не могут купить мне шмот, там, и гаджеты как у всех. Что я неблагодарная.
ОДНОКЛАССНИК. Обнаглевшая.
ДАША. Избалованная.
МАМА (другим голосом). Такими темпами из тебя ничего путного не выйдет. Что ты из себя строишь? Ты подойди к зеркалу. Посмотри на себя. Ты никогда не будешь ни красивой, ни богатой.
ОДНОКЛАССНИЦА. Мама потом забыла эту фразу. Сейчас говорит, что, типа, не помнит, чтобы говорила такое. Зато я помню. С того дня я замкнулась в себе. Я ненавижу вечеринки и лазерные лучи. Мне всегда кажется, что они, типа, сканируют меня, что прожигают меня насквозь. Когда я волнуюсь, у меня дрожат руки, и я прячу их в карманы — ну, типа, со мной все нормально. Я стала носить все черное. Я закурила. А потом (пауза) я стала травить других.
ДАША. Циклопа, например.
ОДНОКЛАССНИЦА. Прости меня, Даша.
Одноклассница достает из кармана мел и начинает рисовать на полу круг с какими-то знаками внутри.
ОДНОКЛАССНИЦА. Я как-то купила книжку про всякую там магию и все такое — и там было написано, как вернуть человека к жизни, если он заболел или в коме. И вот, я, типа, решила попробовать. Я хочу, чтобы Даша выжила.
Одноклассница уходит. Тело на больничной койке подает едва заметные признаки жизни — мы видим легкое шевеление, слышим, как ускоряется сердечный ритм на кардиомониторе.
Голоса в темноте.
ДАША. Окей, Google, что такое любовь?
GOOGLE. Чувство самоотверженной сердечной привязанности.
ОДНОКЛАССНИК (разглядывая круг на полу). Емать, че это такое? Кривикова муйню какую-то намалевала… Гермиона, млять. Ее как в той школе — в элитке — загасили, так она с отморозками какими-то связалась. Они, типа, одну и ту же музыку слушают… Короче, те, чуть что, за нее впрягаются. А за Коротченкову впрягаться некому. Раньше у Коротченковой сестра была…
ДАША. Защищала меня в школе. Но в прошлом году она уехала.
МАМА. Полечка в райцентр учиться поехала, в институт поступила. Дашулечка по ней скучала, конечно, но что поделаешь? Образование получать-то надо.
ДАША. И я осталась совсем одна.
ОДНОКЛАССНИК. Как сестра ее съемалась — простите, уехала — я сразу к Коротченковой подошел.
ДАША. Я думала — ну, как всегда, домашку списать.
ОДНОКЛАССНИК. Мы ж с ней кабздец сколько знаем друг друга. Это другие приходили там, уходили. А я и Коротченкова с первого класса в одной школе.
ДАША. Чего тебе? По физике опять?
ОДНОКЛАССНИК. Нет… Я, это… Давай провожу тебя. А то Полинка уехала, вдруг по дороге прикопается кто-нибудь.
ДАША. Не надо.
ОДНОКЛАССНИК. Почему?
ДАША. Надо было уйти тогда.
ОДНОКЛАССНИК. Я подумал — млять, сейчас уйдет. И тогда я взял ее вот так — за плечи.
ДАША. Ко мне никто раньше не прикасался вот так.
ОДНОКЛАССНИК. И такой: «Да не бойся, мы же одноклассники».
ДАША. Мы пошли домой.
ОДНОКЛАССНИК. Сначала она напрягалась, я думал — и че делать-то с ней? Потом вспомнил — а, ну да...
ДАША. Он сказал, что тоже любит аниме, просто никому про это не говорит.
ОДНОКЛАССНИК. Про комиксы манга и всю эту анимешную муйню, которую она смотрит. Точнее, смотрела… Вообще с ней прикольно было общаться.
ДАША. Ты похож на Наруто.
ОДНОКЛАССНИК (смеясь). Я? На мальчика-ниндзя из аниме? Чем, интересно?
ДАША. Ну…
ОДНОКЛАССНИК. А, подожди, подожди, я знаю! Я такой же голубоглазый красавчик и, типа, тоже мечтаю стать главой клана (делает шутливые движения, имитируя кунг-фу). Только он там хочет рулить Деревней Скрытой Листвы, а я че? Получается, я хочу рулить нашим Сарафаново? Ты думаешь, их деревня — такой же кабздец, как Сарафаново? Думаешь? Ну, если так, то без меня вам всем, конечно, не обойтись! Однозначно! Без Лехи Сидорова Деревня Скрытого Кабздеца по имени Сарафаново окончательно накроется — станет Деревней Явного Кабздеца…
ДАША. Просто внутри Наруто запечатан демон-лис. Он злой, и все вокруг боятся. Но сам Наруто на него совсем не похож.
ОДНОКЛАССНИК. И что?
ДАША. Мне кажется, ты такой же.
ОДНОКЛАССНИК. Какой?
Пауза.
ОДНОКЛАССНИК. Какой, Коротченкова?
ДАША. Ты добрый.
ОДНОКЛАССНИК. Ты по ходу запуталась — ты хотела сказать, что я бодрый?
Даша улыбается.
ОДНОКЛАССНИК. Ну ок, если я Наруто, то ты — Сакура.
ДАША. Нет.
ОДНОКЛАССНИК. Камон, Коротченкова, герой не может быть один. Ему нужна подруга.
ДАША. Но я не похожа на Сакуру.
ОДНОКЛАССНИК. Ты хочешь поспорить с Наруто Сидоровым, величайшим ниндзя, будущим мэром Деревни Скрытого Кабздеца?
ДАША. Погугли и сам все увидишь.
ОДНОКЛАССНИК (шутливо жестикулируя). Вбиваю — девушка, похожая на Сакуру Харуно. Поиск! Уау — всего лишь один результат!
ДАША. Какой?
ОДНОКЛАССНИК (взяв Дашу за руку). Коротченкова, вот же он — передо мной. Кабздец, как вы похожи!
ДАША. Отстань.
ОДНОКЛАССНИК (трепля Дашины волосы). Смотри — такая же прическа. (Осматривая Дашу) Такой же аниме-прикид. (Привлекая к себе) Такие же губы.
Одноклассник целует Дашу.
ДАША. В тот момент я не представляла себя Сакурой, я не думала — правда я хоть чем-то похожа на девочку с розовыми волосами из любимого аниме или нет? Я просто не могла ни о чем думать. Все стерлось.
ОДНОКЛАССНИК. Волосы я спецом ей растрепал, чтобы закрытый глаз как-то скрыть. Целовать как есть — ну, не знаю, зашквар какой-то.
ДАША. Его губы были теплыми.
ОДНОКЛАССНИК. Если не видеть этот глаз ее, то она в общем-то ничего.
ДАША. На следующий день мы снова пошли вместе.
ОДНОКЛАССНИК. И потом тоже.
ДАША. Я даже подумала, что так будет всегда — дура, уродка наивная. Я думала, у меня есть парень. Писала Полинке, что все хорошо.
ОДНОКЛАССНИК. Мне же надо было, типа, пригласить ее куда-нибудь, а я, как дурак, ходил, не знал, че сказать.
ДАША. Это была пятница, я помню. Он проводил меня до подъезда, а потом такой…
ОДНОКЛАССНИК. Го в кино завтра. Будет спецсеанс с аниме — тебе точно понравится!
ДАША. Во сколько?
ОДНОКЛАССНИК. В шесть тридцать. Пойдем?
ДАША. Конечно.
ОДНОКЛАССНИК. Супер! Ну, я зайду за тобой.
Даша прижимается к однокласснику — как бы показывая, что доверяет ему. Он помедлив обнимает ее в ответ.
ДАША. Наруто.
ОДНОКЛАССНИК. Сакура.
Даша отстраняется от одноклассника.
ДАША. Когда я пришла в кино, он попросил меня…
ОДНОКЛАССНИК. Надеть розовый парик. (Надевая на Дашу парик) Ты же, типа, Сакура, а у нее волосы розовые.
ДАША. Я правда на нее похожа?
ОДНОКЛАССНИК. Конечно! Ты очень красивая.
ДАША. Не ври.
ОДНОКЛАССНИК. Я не вру.
ДАША. Врешь. Я некрасивая.
ОДНОКЛАССНИК. Эй... Ты особенная… Ты первая, кто сказал мне, что я добрый. Правда… Я хочу, чтобы между нами не было тайн, хочу узнать тебя получше.
ДАША. Ты же и так знаешь меня с первого класса.
ОДНОКЛАССНИК. Не, ну, это все не то. Это мы, типа, были как чужие: «Привет-привет! Дашь списать? Нет! Иди на муй!».
ДАША (смеясь). Такого я точно не говорила.
ОДНОКЛАССНИК. По муй, говорила — не говорила. Сейчас мы — Наруто и Сакура. И я правда хочу знать про тебя все. Понимаешь?
Пауза.
ОДНОКЛАССНИК. О! Давай я буду задавать тебе вопросы, а ты — отвечать?
ДАША (помедлив). Ну, ок.
ОДНОКЛАССНИК. Супер!
Одноклассник достает телефон и включает камеру.
ДАША. Зачем тебе камера?
ОДНОКЛАССНИК. Хочу видосик с тобой снять. Ты не бойся, я не покажу никому, это я чисто для себя, на память. (Видя замешательство Даши) Не, ну, если ты хочешь, чтобы я не снимал, я не буду. Ты просто скажи мне.
ДАША. Все норм, не убирай.
ОДНОКЛАССНИК. Точно?
ДАША. Точно.
Одноклассник наводит камеру на Дашу.
ОДНОКЛАССНИК. Итак, вопрос, который больше всего меня волнует — твой любимый аниме-сериал?
ДАША (смеясь). «Наруто».
ОДНОКЛАССНИК. Серьезно? И сколько серий «Наруто» ты посмотрела?
ДАША. Семьсот двадцать.
ОДНОКЛАССНИК. Семьсот двадцать? Офигеть. Ты когда-нибудь была в Японии?
ДАША. Не-а, никогда.
ОДНОКЛАССНИК. Что ты больше всего ненавидишь?
ДАША. Когда меня называют Циклоп.
ОДНОКЛАССНИК. А что больше всего любишь?
ДАША. Читать, смотреть аниме… Представлять себя внутри нарисованного мультфильма.
ОДНОКЛАССНИК. М-м-м, давай что-нибудь неожиданное. Что обычно делает твоя мама, когда приходит домой?
ДАША. Мама? Ну, готовит, телик смотрит, отдыхает.
ОДНОКЛАССНИК. Если я предложу тебе поесть фисташковое мороженое, ты согласишься?
ДАША (улыбаясь). Да.
ОДНОКЛАССНИК. Закрой глаза.
Даша закрывает глаза. Одноклассник приближает камеру к ее лицу, затем поспешно прячет телефон и целует Дашу в губы.
ДАША. Мы пошли смотреть фильм.
ОДНОКЛАССНИК. Она положила голову мне на плечо.
ДАША. Это был самый счастливый день. Я сидела в темном зале, прижималась щекой к его плечу.
ОДНОКЛАССНИК. Ну, и я взял ее руку.
ДАША. У него такие теплые были ладони. Я боялась расплакаться. Ну, или проснуться — вдруг все это сон? Я же всегда была уродиной… Неужели это все со мной?
ОДНОКЛАССНИК. Было прикольно, но я потом эти розовые волоски полчаса от худи отдирал.
ДАША. На следующий день…
ОДНОКЛАССНИК. Я смонтировал видосик с ее ответами.
ДАША. Он закинул эту хрень в школьный чат.
ОДНОКЛАССНИК. Я просто хотел порофлить. Пошутить. Ну, чтобы все посмотрели, поржали.
Проигрывается смонтированный одноклассником ролик. В нем Даша отвечает на вопросы, заданные одноклассником.
ГОЛОС ОДНОКЛАССНИКА. Как тебя зовут?
ДАША. Циклоп.
ГОЛОС ОДНОКЛАССНИКА. Ты когда-нибудь брила подмышки?
ДАША. Не-а, никогда.
ГОЛОС ОДНОКЛАССНИКА. У тебя правый глаз всегда закрыт?
ДАША. Да.
ГОЛОС ОДНОКЛАССНИКА. Почему?
ДАША. Отдыхает.
ГОЛОС ОДНОКЛАССНИКА. Как ты обычно называешь мужской член?
ДАША. Наруто.
ГОЛОС ОДНОКЛАССНИКА. Серьезно? И сколько членов в общей сложности ты видела?
ДАША. Семьсот двадцать.
ГОЛОС ОДНОКЛАССНИКА. Уау!.. Чтобы не стать Циклопом, как ты — чего делать не надо?
ДАША. Читать, смотреть аниме… Представлять себя внутри нарисованного мультфильма.
ГОЛОС ОДНОКЛАССНИКА. Чмок от Циклопа всем, кто смотрит этот видосик!
Появляется кадр, где камера приближается к лицу Даши.
ДАША. Эту гадость он слил всей школе.
ОДНОКЛАССНИК. Я ничего не сливал. Я только закинул в классный чат, дальше само пошло.
ДАША. Вся школа стала называть меня Циклопом.
ОДНОКЛАССНИК. Сакура, прости меня.
ДАША. А я больше не хотела жить.
ОДНОКЛАССНИК. Я все исправлю. Вот увидишь! Когда очнешься, все будет по-другому. Ты же очнешься, да?
ДАША. Я не знаю.
ОДНОКЛАССНИК. Помню, мне было пять или четыре, и мамка с отцом сильно ругались. Потом они развелись и стало норм, но до этого был просто кабздец какой-то. Орали друг на друга, как… Я не знаю, как кто. На муях общались. Мамка меня тогда, типа, жалела — сажала на стульчик и включала телик на всю громкость. Ругаться они в другую комнату уходили — в спальню. А мне она телик включала. И не канал с мультиками, а че-то типа «Камеди-ТВ» — там комики выходили, че-то рассказывали — ну, чисто порофлить, и все ржали. Не орали, не плакали, не депрессовали, а тупо ржали… Я тоже люблю пошутить. Вот как бы и все.
Голоса в темноте.
ДАША. Окей, Google, где искать справедливость?
Google «зависает», пытаясь отыскать ответ.
Журналистка говорит в объектив включенной камеры.
ЖУРНАЛИСТКА (проникновенно). Даша Коротченкова повесилась двадцать первого ноября, около пяти часов вечера. Уже на следующий день в редакцию нашего канала начали поступать звонки — неравнодушные сообщали о том, что в подъезде многоквартирного жилого дома по улице Чернышевского повесился ребенок. Случай действительно трагический, без преувеличения вопиющий — четырнадцатилетняя девочка решила свести счеты с жизнью… Даже мне, в силу профессии повидавшей немало, стало жутко от услышанного. Возникала масса вопросов. Что подтолкнуло Дашу к отчаянному шагу?
ДАША. Мне было больно.
ЖУРНАЛИСТКА. Что заставило выдернуть шнур из ноутбука и соорудить петлю прямо на лестничной клетке? Почему она так торопилась проститься с жизнью?
ДАША. Я поняла, что я уродка.
ЖУРНАЛИСТКА. Кто виноват в том, что произошло?
ДАША. Все, кто называет меня Циклопом.
ЖУРНАЛИСТКА. Наконец — кто понесет ответственность?
Пауза. Даша осматривает присутствующих — те опускают глаза.
ЖУРНАЛИСТКА. В скором времени я узнала, что Даша повесилась… Из-за письма президенту. Маленькая отважная девочка — единственная из всего Сарафаново — обратилась к главе государства с мольбой о помощи. Рассказала о проблемах, актуальных не только для отдельно взятой семьи Коротченковых, но и для многих из нас.
ДАША. Низкая зарплата.
МАМА. Нет, у меня нормальная зарплата. Я не жалуюсь.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ (одобрительно кивая). И правильно.
ДАША. Мама столько лет работает в больнице, а ей не повышают ничего.
МАМА (перебивая). Я уже не жалуюсь.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Рад, что мы друг друга поняли.
ЖУРНАЛИСТКА. Мама Даши — санитарка Татьяна Ивановна — в день очередного дежурства узнала, что из Администрации президента в больницу переадресовано обращение от имени ее дочери.
Член комиссии по расследованию многозначительно смотрит на маму.
МАМА. Да, но на работе меня никто не ругал, нет. Это я вам точно говорю. Начальство у нас хорошее, спокойное. Да и коллектив у нас тоже хороший — на Восьмое марта или Новый год всем подарки дарят…
Член комиссии по расследованию делает знак, что сказано достаточно. Мама замолкает.
ЖУРНАЛИСТКА. И хотя сейчас запуганная до смерти женщина отрицает, что на общебольничной летучке главврач кричал, что такие письма недопустимы, мы знаем, что происходило за дверями его кабинета на самом деле.
Врач сидит, обхватив голову руками. Журналистка достает из сумки пачку листов с распечатанным текстом, читает.
ЖУРНАЛИСТКА. Маму Даши уволили.
МАМА (глядя на члена комиссии по расследованию). На увольнение я сама написала заявление, меня не заставлял никто, нет.
ЖУРНАЛИСТКА. А Даша, узнав о случившемся, приняла страшное решение — наложить на себя руки.
Пауза.
ЖУРНАЛИСТКА. Обратимся к недавнему прошлому. Два года назад в Сарафаново погибли два молодых парня. Спустились чинить канализацию в колодец, отравились метаном и утонули в нечистотах. Проще говоря, задохнулись в дерьме. Власти, понятное дело, уголовное дело закрыли, обвинив в неосторожности… Кого?
СОСЕД. Погибших обвинили — мол, все сами, по неосторожности. Заманали. Да как это сами, когда там задвижка с метаном открыта была?
ЖУРНАЛИСТКА. Другой случай. Дочь местного депутата сбила двух прохожих на тротуаре — одна из пострадавших девушек скончалась на месте, другая стала инвалидом. Что в итоге постановил наш гуманный суд в отношении виновницы ДТП?
СОСЕД. Я помню — по ящику в новостях показывали. Ребенок у ней родился прям перед заседанием — вот и отложили ей наказание. На четырнадцать лет все отсрочили.
ЖУРНАЛИСТКА. А двадцать пятого мая две тысячи пятнадцатого года на заседании районного суда было принято решение об освобождении депутатской кровиночки от уголовной ответственности в связи с амнистией (пауза) в честь семидесятилетнего юбилея Победы… Тихо-мирно, междусобойчиком порешили. (Разбрасывая листы) И таких случаев — когда власти пытаются замолчать проблему и спустить все на тормозах — по стране сотни! И мы не хотим, чтобы с Дашей и ее мамой произошло то же самое.
ДАША. Вы хотите…
ЖУРНАЛИСТКА. Мы хотим, чтобы расследование велось максимально честно и открыто. Мы хотим, чтобы Даша жила.
Журналистка отключает камеру, перестраивается с «тэвэшного» образа на обычный. По всей видимости, она довольна проделанной работой.
ЖУРНАЛИСТКА. Скоро сверстаю документалочку. Будет бомба! Там откровения родительницы и одноклассничков чего стоят.
ОДНОКЛАССНИК. Кто-то бабе этой растрепал…
ОДНОКЛАССНИЦА. …что, типа, это мы больше всех над Коротченковой издевались.
ОДНОКЛАССНИК. Ну, а она такая — вот, расскажите все, как было. Кабздец.
ОДНОКЛАССНИЦА. Во дворе около школы ждала меня, (указывая на одноклассника) его тоже.
ОДНОКЛАССНИК (показывая жестом кавычки). Обещала «помочь».
ЖУРНАЛИСТКА. Измывались над девочкой?
ОДНОКЛАССНИЦА. Нет.
ЖУРНАЛИСТКА. Как нет, когда да?
ОДНОКЛАССНИК. Блин, ну, мы шутили просто.
ОДНОКЛАССНИЦА. Да, мы ж не отморозки какие-то.
ЖУРНАЛИСТКА. То есть если завтра к вам придет мужик из комиссии по расследованию и скажет…
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Ребятки, вот вам статья 110 УК РФ «Доведение до самоубийства»…
ЖУРНАЛИСТКА. …вы тоже будете про шутки рассказывать? Сразу вам говорю — неубедительно!
Одноклассник и одноклассница переглядываются, молчат.
ЖУРНАЛИСТКА. Вы хоть знаете, со скольки лет наступает уголовная ответственность?
ОДНОКЛАССНИК И ОДНОКЛАССНИЦА. Нет.
ЖУРНАЛИСТКА. С четырнадцати.
ОДНОКЛАССНИК. Черт… Кабздец какой-то…
ОДНОКЛАССНИЦА. Блин.
ЖУРНАЛИСТКА. Так, спокойно. Расскажите мне все, как было, ничего не утаивая. А я подскажу, что убрать, как подать. Понимаете?
ОДНОКЛАССНИЦА. Ну, мы и рассказали, типа, как все было.
ОДНОКЛАССНИК. И сказали, что раскаиваемся.
Мама начинает тихо читать молитву за лежащего в коме.
ОДНОКЛАССНИЦА. Это она, журналистка эта, нам, типа, посоветовала.
ОДНОКЛАССНИК И ОДНОКЛАССНИЦА. Раскаяться.
ОДНОКЛАССНИЦА. Но мы же правда раскаиваемся?
ОДНОКЛАССНИК (серьезно). Ну, да. Правда. (Переключаясь после паузы на шутливый тон) Когда трушные абьюзеры — то есть мы с тобой — хейтят трушного лузера — Коротченкову, потом получается что? Самое трушное раскаяние.
ОДНОКЛАССНИЦА. Блин, можно хотя бы сейчас не придуриваться?
ОДНОКЛАССНИК (серьезно). Нельзя.
ЖУРНАЛИСТКА. А этот благородный жест блудной одноклассницы — когда она рисует мелом защитный круг на полу — как вам? Это я сама придумала!
Пауза. Журналистка задумывается.
ЖУРНАЛИСТКА. Если девочка умрет, слепим из нее мученицу.
МАМА. О, Господи, Создатель наш, помощи Твоей прошу, даруй полное выздоровление Божье рабе Дарье, омой кровушку ее лучами своими, наполни силами телесными, верни к нам в мир…
ДАША. Возвращаться в ваш мир?
Мама продолжает тихо бормотать слова молитвы, Даша закрывает лицо руками, мотает головой в знак отрицания.
Голоса в темноте.
ДАША. Окей, Google, кто поможет мне решить все раз и навсегда?
GOOGLE. Бог. Или врач.
ВРАЧ. Я помню все буквально до мельчайших подробностей. Я вхожу в палату к этой девочке Даше, на мне все как полагается — халат, стерильные перчатки, маска. Как обычно. Я подхожу к девочке совсем близко — отчетливо вижу трансгуляционную борозду на шее, слышу, как в легкие нагнетается воздух. Вдох, выдох — хорошо, размеренно. Показатели — в норме. Ага, еще жива. Вдох-выдох… Отлично. Все хорошо. Про себя думаю: «Держись, Даша, ты у меня обязательно выздоровеешь». Естественно, иду потом обратно, к двери, хочу выйти из палаты, продолжить обход, и вот в этот самый момент слышу голос.
ДАША. Помогите мне уйти.
ВРАЧ. Это она — девочка с больничной койки — обращается ко мне?
ДАША. Помогите мне. Пожалуйста.
ВРАЧ. Я возвращаюсь. Смотрю на бледное лицо под кислородной маской, на прикрытые веки. Думаю: «Вот сейчас-то незаметно, что у девочки птоз. И зачем она так переживала?» А потом вдруг беру и делаю что-то совершенно противоестественное — отключаю ее от ИВЛ. Вырубаю его на хер.
ДАША. Спасибо! Скоро все кончится.
ВРАЧ. На мониторе начинают мигать сигналы тревоги, потом… Потом кривая на кардиограмме выравнивается в сплошную прямую линию — все, сердце перестало биться. Я отсоединяю капельницы, снимаю маску…
ДАША. И все это заняло…
ВРАЧ. …от силы минут пять. Потом я проснулся… Что, кто-то думает, что я стал бы отключать пациента от аппаратов жизнеобеспечения? (Пауза) Да, я, может быть, способен отчитать и уволить персонал в рамках экстренного совещания, но совершить такую явную подлость — нет. Все-таки клятву врача давал. А сны кошмарные — это от переутомления. От стрессового состояния, которое мне тут устроили. Судя по сновидению, я подсознательно я эту девочку готов убить за письмо. Вот до чего меня довели.
МАМА. О-о-о, когда он орет, всем провалиться хочется…
ВРАЧ. У меня и так дел по горло, а тут еще эта женщина-санитарка. (Глядя в документ) Коротченкова Татьяна Ивановна.
МАМА И ДАША. Уборщица.
ВРАЧ. Не санитарка, а уборщица. Написала жалобу на самый верх. Я когда пришел, четко-ясно всем сказал: «Давайте сядем, обсудим, какие есть проблемы по больнице, кто на что жалуется, кто чем недоволен». Нет, ну, ты мне сначала скажи, что не так… Зачем сразу стучать… (Поднимает глаза вверх) Аж туда.
МАМА. Ох, не я это затеяла.
ВРАЧ. И что я должен был подумать, когда мне это письмо из Администрации Самого спустили? Что маленькая девочка сама это придумала? Да ей четырнадцать лет всего. Куда вероятнее, что мать все сама написала, от имени ребенка.
ДАША. Я не ребенок.
ВРАЧ. Я не знал про их историю. Откуда я мог знать? Что ребенок от птоза страдает, что на операцию не могут накопить. (Пауза) Я бы, может, и сам дал ей эти несчастные сорок-пятьдесят тысяч… Да что уж теперь, тут надо думать, как девочку эту вытащить… (Устало) Все, что было в моих силах, я уже сделал.
МАМА. Мне от главврача позвонили вчера — говорят: «Пошли к нам обратно». Я, как дура, испугалась, спрашиваю: «Куда?» Они говорят: «Как куда? В санитарки».
ДАША. И ты что, вернешься к ним?
МАМА. Конечно, я обратно пойду. Рада-радехонька, что позвали.
ВРАЧ (читая внутрибольничный приказ). Оклад согласно штатного расписания — (пауза) двенадцать тысяч рублей.
ДАША (с досадой). Мама…
МАМА. Мне и двенадцать сойдет. Уж лучше так, чем шаром покати. Дашулечку после больницы — дай Бог выйдет оттуда — на ноги поднимать надо? Надо. Полечке в город деньги отсылать надо? Надо. А кредиты закрывать? О-о-о… Я не в том положении, чтоб от работы отказываться. Позвали бы уборщицей на десять — и на уборщицу бы согласилась не раздумывая.
ВРАЧ. Маму трудоустроили.
МАМА. И Слава Богу!
ВРАЧ. А вот что будет с девочкой…
Пауза. Все смотрят на врача.
ВРАЧ. Там изначально состояние было стабильно тяжелое. Она ж не на шелковом галстуке повесилась, даже не на бельевой веревке. Специально, что ли, пожестче удавку выбрала — компьютерный шнур.
ДАША. Нет, просто выдернула из ноутбука и все.
ВРАЧ. Друзья, одноклассники к ней приходили…
ДАША. Они мне не друзья.
ВРАЧ. Мама навещала.
МАМА. Господи, спаси и сохрани мою доченьку…
ВРАЧ. Все ждут, конечно, что она придет в себя, что все-таки выйдет из комы.
ДАША. Я хотела вернуться.
ВРАЧ. И даже была небольшая положительная динамика.
ДАША. Но уже не хочу.
ВРАЧ. Но сейчас я не могу никого обнадеживать. (Пауза) Возможно, девочка умрет.
ДАША. Окей, Google, что сказать на прощание?
GOOGLE. Не говори ничего.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Так, значит, кто у нас виноват в том, что произошло?
Член комиссии по расследованию осматривает присутствующих, никто не хочет встречаться с ним взглядом.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Молчим, значит? Что, совсем нечего сказать? (Пауза) Доктор, вот вы что скажете?
ВРАЧ. Мама Даши снова у нас работает, мы с коллегами даже собрали им помощь деньгами.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Что с того, что вы ее в должности восстановили? Это ведь ваши необдуманные действия привели к, значит… К такой трагедии. Отвечать готовы за это?
ВРАЧ. Прошу прощения.
Врач достает из внутреннего кармана конверт с деньгами и протягивает члену комиссии по расследованию. Тот несколько секунд смотрит на подношение, потом как бы нехотя его принимает.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Хорошо, с вами потом поговорим. Ну, а вот вы, уважаемая мама… Мы вам все, конечно, значит, сочувствуем, но это ведь вы упустили дочь.
МАМА. Как?
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Вот и я спрашиваю — как? Не разговаривали. Не спрашивали, значит, как дела в школе и, так сказать, в целом.
МАМА. Да как же это? Разговаривали мы с дочкой. Мы с Дашулечкой ладили, не ругались никогда. (Плача) Я люблю ее очень…
ДАША. Я тоже люблю тебя, мамочка.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. А то, что вас на рабочем месте восстановили, так это вы лично мне спасибо скажите.
При этих словах врач вздрагивает, внимательно смотрит на члена комиссии по расследованию.
МАМА. Спасибо вам!
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Значит, ожидайте, что на следующей неделе — в любой день — к вам домой придет комиссия, органы опеки и проверят, в каких условиях вы проживали с дочерью.
МАМА. Да-да, хорошо. Будем ждать.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. И если что будет не так, не обижайтесь потом. Значит, кто там у нас дальше? Малолетние преступники?
Одноклассник и одноклассница переглядываются.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Да-да, это я к вашей парочке обращаюсь.
ОДНОКЛАССНИЦА. Мы не парочка.
ОДНОКЛАССНИК. Почему вы называете нас «малолетние преступники»? Вообще-то презумпция невиновности как бы есть.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Значит, можешь про нее забыть.
ОДНОКЛАССНИК. Почему это?
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. То, что ты издевался над девочкой, факт доказанный.
Даша и одноклассник смотрят друг другу в глаза.
ОДНОКЛАССНИК (переводя взгляд на члена комиссии по расследованию). Да я вообще с ней не общался. Я плохо ее знал.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Ну, а ты что скажешь? Ты тоже ее не знала?
Даша смотрит на одноклассницу.
ОДНОКЛАССНИЦА. Я… знала Дашу.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Молодец! Участвовала в издевательствах?
Одноклассница колеблется.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Так, значит, да или нет?
Одноклассница опускает голову, по ее щекам текут слезы.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Будем молчать? Ну, хорошо. Чувствую, тут не обошлось, так сказать, без свободной прессы.
ЖУРНАЛИСТКА. Вы имеете ко мне какие-то претензии?
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Слышал, вы снимаете фильм про случившееся.
ЖУРНАЛИСТКА. Снимаю. Но вы не бойтесь — по телевизору его не покажут. Мне будет достаточно миллионных просмотров в Интернете.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Я, знаете ли, не боюсь. А вот вам бы, значит, не помешало, так сказать, насторожиться.
ЖУРНАЛИСТКА. Вы мне угрожаете?
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Я? Да вы что! Просто в том помещении, где вы, значит, арендуете, свою каморку, большие проблемы с пожарной безопасностью. Из-за вас. И договора на вывоз твердых бытовых отходов, у вас, как выяснилось, тоже нет.
ЖУРНАЛИСТКА. Меня выселят? Мой канал и так в подвале.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. После расторжения договора субаренды.
ЖУРНАЛИСТКА. Я объявлю голодовку.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Делайте, что хотите. (Обращаясь к соседу) Ну, а вы что?
СОСЕД. Кто? Я?
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Вы.
СОСЕД (в сторону). Заманали, блин. (Вслух) А я-то тут при чем?
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. А при том, что это вы не оказали девочке помощь должным образом. Не так, значит, положили. Не сразу развязали петлю.
СОСЕД. Ну, вы даете — неправильно положил. Да если б не я, она б давно на том свете была. (В сторону) Заманали.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Ты у меня поговори еще. (Всем) И вы, значит, все — не думайте, что кто-то избежит наказания. Мы вас всех взяли на карандаш.
ВРАЧ. Подождите, то есть как?
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. А вот так. Мы — пастыри, вы — овцы. Наше дело — решать, ваше — подчиняться решению.
МАМА. Я мама. Меня тоже будут наказывать?
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Всех, без исключения.
Все приходят в беспокойство и говорят практически одновременно. Допрос превращается в какофонию. В какой-то момент Даша, устав от шума и многоголосья, незаметно для всех исчезает со сцены.
ВРАЧ. И что вы сделаете? Снимите меня с должности главврача? Да кто сюда, в эту дыру, поедет потом?
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. У нас людей много.
МАМА. Я уж грешным делом сижу-думаю: «Придут завтра органы опеки, как подготовиться-то? Если Дашулечка, не дай Бог, помрет, мне что, семейные фотографии везде расставить? Зеркало простыней завешать, перед ее портретом школьным хлебушка ржаного положить. Господи, а наливать-то что в стакан, чтоб помянуть? Ребенок же, водку не нальешь. Володьке водку наливала, когда разбился, а ей что? И обои-то дома старые, он еще клеил, царствие ему небесное. До сих пор ведь держатся. Полоска темная, полоска светлая, потом опять темная, опять светлая. Ох, хоть бы Полечку от меня не забирали. Только не это… Хоть бы Дашулечка оклемалась. Что ж за мысли-то у меня, у дуры… Совсем уже голова не работает.
ОДНОКЛАССНИК. Мне тут вообще делать как бы нечего. Почему меня держат?
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Тебя никто не отпускал.
ОДНОКЛАССНИК. Не имеете права.
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Это ты, кажется, называл Сарафаново городом явного кабздеца?
ОДНОКЛАССНИК. Я такого не говорил.
ЖУРНАЛИСТКА. Я объявлю голодовку, и вы еще пожалеете, что натравили на меня ваши службы.
СОСЕД. Вот так спасай людей. Сам же виноватым потом будешь. Заманали все.
ОДНОКЛАССНИЦА (тихо). Я хочу признаться.
ОДНОКЛАССНИК. Ты че, дура, что ли?
ОДНОКЛАССНИЦА. Мы правда виноваты.
ОДНОКЛАССНИК. Только меня не впутывай никуда, поняла?
ВРАЧ. Кроме меня, сюда никто не поедет, зря пугаете. И за взятку вы у меня сами еще ответите.
МАМА. Господи, что ж будет-то теперь?
ЖУРНАЛИСТКА (звонит кому-то по телефону). Слушай, к нам никто не приходил? Как? Уже?
ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ. Ха, получили, значит. Это только начало.
МАМА. О, Господи, Создатель наш, помощи Твоей прошу, даруй полное выздоровление Божье рабе Дарье, омой кровушку ее лучами своими, наполни силами телесными, верни к нам в мир…
Внезапно раздается сигнал кардиомонитора, появляющийся при остановке сердца. Сплошной тягучий звук. Все замолкают.
Голоса в темноте. На этот раз вопрос Гуглу задает не Даша, а одноклассница.
ОДНОКЛАССНИЦА. Окей, Google, как покончить с собой?
GOOGLE. Вешайся. Десять секунд боли и все, пустота…
Камилла Ибраева — драматург, учится в Театральном училище им. Б. Щукина по специальности «Театральная драматургия и сценарное искусство». Окончила два курса Открытой Литературной Школы Алматы (ОЛША) на семинаре «Проза». Участвовала в 13-м Семинаре молодых писателей, пишущих для детей, драматургической лаборатории Драма.KZ (2017), 18-м Международном Форуме молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья и Международной драматургической лаборатории русскоязычных авторов «Портрет времени». Лонг-листер 16-го Международного конкурса драматургов «Евразия».