Сабыржан Мадеев

245

Сережки обновленного содержания образования

Школа производила удручающее впечатление.

Внешне она была еще ничего, а вот внутри… Несмотря на дневное время, в фойе школы было сумрачно. Ряд обшарпанных турникетов, стоящий за ними мрачный охранник, толпа родителей, тихо переговаривающихся друг с другом, — все это создавало ощущение какого-то режимного объекта.

— Хоть бы стулья сюда поставили.

— Да разве им это надо?

— На собрании надо вопрос поднять.

— Вот в старой школе совсем по-другому было.

На единственной скамейке сидели три апашки и тоскливо смотрели в сторону школьного фойе. Отдельные мамаши пытались проскользнуть в это самое фойе, но все их попытки пресекались на корню.

Талгат еле протиснулся через плотные ряды нервных родителей к охраннику.

— Добрый день!

— Нельзя!

— Я знаю, но мне к учительнице надо.

— Позвоните ей, она сама выйдет.

— Я номера ее не знаю.

— Тогда нельзя.

— Я быстро. Мне только переговорить.

— Нельзя! Отойдите, не мешайте!

Талгат отошел в сторону, и в этот момент раздался звонок. Родители мгновенно оживились, количество телефонов в руках сразу же увеличилось. Переговоры с детьми шли на повышенном уровне громкости.

— Ты где?

— Ты скоро?

— Сколько тебе еще?

— Давай быстрее, на карате опоздаем!

В течение нескольких минут фойе заполнилось детьми. Они все что-то кричали, на ходу надевали рюкзаки, волочили по полу куртки, махали руками, говорили по мобильникам, одновременно высматривая своих мам и пап.

Как всегда, возникла пробка у единственного работающего турникета. Воспользовавшись суетой и неразберихой, Талгат поднырнул под стойку и быстро поднялся на второй этаж. Там он нашел классного руководителя 4-го «К», в котором училась его племянница Дана.

— Здравствуйте, Гульзира Карабалтаевна! Я к вам!

— Здравствуйте! — от резкого поворота головы молодой учительницы сережки на длинных подвесках метнулись в сторону. — Вы кто?

***

Дана три первых класса училась в Караганде и была круглой отличницей. Она с удовольствием танцевала, пела, играла на фортепиано, читала стихи на казахском, русском и английском языках, участвуя во всевозможных школьных мероприятиях. Была, что называется, гордостью класса и мечтой любого классного руководителя. Школу Дана обожала и на каникулах скучала по урокам, одноклассникам и больше всего по своей любимой учительнице.

Этим летом родители Даны переехали в Астану и, недолго думая, определили ее в ближайшую к дому школу. Мама Даны сама в свое время училась в этой школе, и у нее остались самые приятные воспоминания.

Но в новой школе у Даны что-то не заладилось. Сестра как-то пожаловалась Талгату, что Дана ходит в школу без былого энтузиазма. Нет прежнего огонька, блеска в глазах, уроки делает наспех. На днях, например, в школе прошло мероприятие «Здравствуй, осень!», а Дана не только не приняла в нем участия, но даже и не проявила никакого интереса. Гербарии, поделки, рисунки — все это не привлекло Дану, и это было тревожным знаком.

Талгат поговорил с племянницей, с сестрой и кое-что для себя выяснил. Как он понял, прежняя учительница Даны была очень спокойной, уравновешенной и не допускала никаких громких разбирательств с учениками. Даже когда надо было кому-нибудь сделать выговор, она делала это мягко, не повышая голоса.

У новой же учительницы оказался очень громкий и резкий голос. Плюс она сама время от времени форсировала голос, ругая нерадивых учеников. Как назло, с Даной за одной партой сидел очень вертлявый мальчик. И в учебе он был не силен, поэтому часто оказывался объектом педагогического воздействия со стороны учительницы. Она подходила вплотную к их парте и, чуть наклонившись, через голову Даны начинала выговаривать мальчику. Она прямо нависала над Даной, и та, съежившись, натурально глохла и слепла.

К самой Дане учительница относилась очень хорошо, и ее лично все эти крики не касались, но Дана, не привыкшая к такому обращению, на какое-то время выпадала из реальности. Она смотрела на доску или в книгу, но ничего не понимала — просто тупо смотрела, и все. Понятно, что через некоторое время Дана включалась в урок, но за это время в классе что-то происходило: какие-то примеры, задачи решались, новая тема объяснялась — и все это проходило мимо нее. Соответственно, Дана стала нервничать, переживать, и автоматически это привело к потере интереса к учебе и школе.

Талгат решил лично познакомиться с классным руководителем Даны.

***

— И вообще наша школа уже третий год является пилотной школой, в которой апробируется обновленное содержание. — Гульзира Карабалтаевна уже десять минут без остановки рассказывала Талгату о достижениях школы, не забывая, впрочем, и о себе. — Я сама в прошлом году обучилась на уровневых курсах, а в этом году прошла курсы по обновленке. Вот, посмотрите.

Гульзира Карабалтаевна гордо показала рукой на висевшие в красивых рамках около доски сертификаты. Она посмотрела на Талгата и, немного помявшись, как бы размышляя, говорить или не говорить, призналась:

— А сейчас я английский изучаю.

— Здорово! — Талгат постарался максимально вложить в свой голос искренности. — Все бы учителя были такими, как вы!

Талгат представился Гульзире Карабалтаевне блогером, интересующимся новациями в среднем образовании и сказал, что слышал много хорошего об этой школе и о ней лично. Этого оказалось достаточно, чтобы она, оправившись от первоначального смущения, обрушила на Талгата словесный поток.

Гульзира Карабалтаевна говорила очень уверенно, поставленным учительским голосом, и чувствовалось, что ей нравится про все это рассказывать, но Талгат уже через пару минут отключился и впал в прострацию. Время от времени он, конечно, кивал и вставлял восхищенно социальные междометия, но он все понял.

Классному руководителю его племянницы надо было родиться лет на сорок-пятьдесят раньше. Тогда она смогла бы сделать неплохую карьеру на комсомольско-партийном поприще. Своим, на самом деле, очень громким голосом она бы крыла с высоких трибун лодырей, тунеядцев и прочих нарушителей всех мастей. Высокий тембр ее голоса идеально подходил для обличения мировой буржуазии и призывов к борьбе за светлое будущее человечества.

— Только вы пока про английский не пишите, ладно? — Гульзира Карабалтаевна кивнула и ее длинные сережки, подпрыгнув, стали раскачиваться в такт движению головы учительницы. — А то у меня сейчас еще уровень элементари.

— Ну, разумеется, — заверил ее Талгат. — Моих подписчиков больше интересуют вопросы критериального оценивания. Что вы можете сказать про это?

Терпеливо прослушав Гульзиру Карабалтаевну еще какое-то время и поймав себя на том, что у него начинает болеть голова, Талгат поблагодарил учительницу и, пообещав скинуть ссылку на свой блог, вышел из класса.

У него созрел план.

***

— Дана, как у тебя в школе дела?

— Нормально.

— Что нового?

— Да ничего нового.

Талгат специально задержался у сестры и как бы невзначай начал расспрашивать племянницу о школе.

— Как тебе твоя учительница?

— Нормально.

— Хорошо объясняет?

— Хорошо.

Дана явно не была расположена говорить о школе. В последнее время она увлеклась мультсериалом «Гравити Фолз» и сейчас теребила подаренную ей книгу по этому сериалу, ожидая завершения разговора с дядей. Талгат решил зайти с другого конца:

— Мама твоя очень хвалит ее.

— Мама? Хвалит Гульзиру Карабалтаевну? — Дана очень удивилась.

— Да, хвалит. Сказала, что она, хоть и молодая, но очень опытная.

— Ничего себе!

— И еще сказала, что у нее очень приятный голос.

— Мама так сказала?! Ну ни фига себе! — Дана была настолько ошарашена, что даже отложила книжку в сторону. — А она не сказала, что Гульзира Карабалтаевна орет как резаная?

— Орет? На тебя?

— Не на меня, но орет!

— Ну, Дана, мы все иногда кричим.

— Иногда? Она все время кричит! И не кричит, а орет!

— Прямо вот так заходит в класс и начинает кричать?

— Нет, но часто.

— Прям часто-часто?

— Да, особенно когда Раимбек начинает баловаться.

— Кто это?

— Раимбек? Он со мной сидит.

— А, понятно. И что, когда этот Раимбек начинает баловаться, учительница его ругает?

— Да. И кричит. Так, что у меня потом голова болит.

Да уж, это-то как раз Талгату было очень понятно. Если ему, взрослому человеку, пятнадцати минут хватило, чтобы выпасть в осадок, то что говорить о ребенке, который полдня проводит в такой атмосфере. «Пора», — решил Талгат.

— Слушай, Дана, а у твоей учительницы есть серьги?

— Серьги?

— Да, сережки у нее есть?

— Есть.

— Какие?

— Ну, длинные такие, с камушками красными.

— Скажи, Дана, а когда она кричать начинает, у нее сережки раскачиваются?

— Да. Еще как!

— А они как раскачиваются: по часовой стрелке или против?

— Это как?

— Смотри, если вот так, то это по часовой стрелке, а если вот так, то — против. Еще говорят, что они вращаются. Понятно?

— Да.

— Так как они у нее раскачиваются?

— Не помню, а что?

— Эх, жаль, что не помнишь! Это очень важно! А ты не могла бы в следующий раз запомнить, в какую именно сторону они качаются или вращаются?

— А зачем?

— Надо, Дана! Это очень важно! Ты, пожалуйста, в следующий раз запомни, а лучше запиши, в какую сторону они вращаются, хорошо?

— Хорошо.

— Причем, смотри, они могут в разные стороны вращаться. Ты все это запомни, ладно?

— Ладно. Дядь Талгат, а зачем…

— Я тебе потом все объясню. Ты пока запоминай и записывай. Потом мне расскажешь. И покажешь.

— Ну, хорошо.

— Только ты никому не рассказывай. Это будет наше секретное исследование. Оки-поки?

— Оки-поки!

— А чтобы тебе легче было, давай вот такую табличку составим.

***

Прошла неделя.

Талгат заехал в гости к сестре. С порога к нему бросилась Дана с блокнотом в руках.

— Дядь Талгат, дядь Талгат, смотри! — глазки Даны блестели от предвкушения чего-то необычного. — Смотри, я все записала!

— Ну-ка, ну-ка… — Талгат прошел в комнату, сел за стол и стал внимательно рассматривать таблицу.

Аккуратным почерком записной отличницы таблица была заполнена цифрами. В столбике «Дополнительно» были еще комментарии.

— Вот смотри, — Дана ткнула пальцем в начало таблицы. — Когда в понедельник на математике она начала кричать на Раимбека, у нее сережки стали раскачиваться и совсем даже не вращались. А на чтении они стали вращаться. Только я не сразу научилась определять, по часовой или против.

— А это что за стрелки?

— Это значит, что сережки подпрыгивали. Вверх и вниз. Вот, смотри, во вторник семь раз, а в четверг…

— А здесь у тебя что написано?

— Это я написала, что на левом ухе и на правом ухе сережки прыгают по-разному.

— Ничего себе! Это очень интересно! А почему так происходит?

— Не знаю. — Дана растерянно посмотрела на Талгата. — А почему так происходит?

— Вот и я не знаю! — Талгат яростно почесал затылок. — Это для меня неожиданность. Надо еще понаблюдать.

— Еще?

— Конечно! Ты обнаружила очень интересную закономерность.

— Какую?

— В науке это называется асинхронные колебания верхней части туловища!

— Че?! Какие колебания?

— Асинхронные!

— Это что значит?

— Давай так, Дана. Ты продолжай наблюдения, а я попробую понять механизм возникновения этих флуктуаций.

— Флуктуаций?

— Да. И вполне возможно, что мы с тобой откроем новый закон природы! Представляешь, будет закон Даны-Талгата?

— Ого!

— И может, даже мы с тобой защитим диссертацию!

— Ниче се! Как аташка?

— Да! А чтобы тебе легче было, давай табличку нашу расширим.

— Давай!

***

Прошла еще неделя. Потом другая.

Каждую субботу Талгат с Даной погружались в таблицу, которая становилась с каждым разом все шире и разнообразнее. Золотые сережки с рубиновыми камушками на подвесках обнаружили тенденцию к усложнению траекторий движения в зависимости от многих факторов: прически, настроения, громкости крика, вида урока и даже от погоды.

В Дане проснулся будущий лауреат Нобелевской премии. Она теперь не только не пугалась громовых раскатов голоса Гульзиры Карабалтаевны, а, наоборот, с нетерпением ждала, когда же они начнутся, чтобы запомнить все нюансы вращений и колебаний замечательных сережек.

Однажды она, смущаясь, призналась Талгату, что как-то, когда она не успела отследить появившиеся новые движения сережек, ей пришлось на последнем уроке толкнуть Раимбека. Он в ответ толкнул Дану — и она получила прекрасную возможность завершить наблюдение в тот день. Правда, обсудив этот случай, они пришли к выводу, что это не очень правильно и противоречит этике научных исследований.

Параллельно с наукой Дана подтянула и учебу. Первую четверть она закончила на отлично. На каникулах Талгат с Даной решили, что набран достаточный материал для серьезного анализа, и он забрал все блокноты для дальнейшего изучения на факультетском суперкомпьютере.

На родительском собрании в начале второй четверти Гульзира Карабалтаевна особо отметила Дану как очень внимательного и сосредоточенного ребенка. Сказала, что давно не видела таких пытливых и любознательных глаз.

***

— Талгат, слушай, вчера было родительское собрание у Даны, и ее очень хвалили!

— Здорово!

— Тебе спасибо, что помог Дане с математикой! Она мне сказала, что вы очень хорошо позанимались уроками.

— Да не за что! Она сама умничка.

— Да, конечно, но я очень переживала и, помнишь, говорила тебе, что она даже в школу не хочет ходить!

— Помню.

— А теперь она, как и раньше, бежит в школу. Они в классе сейчас готовят к Новому году спектакль. «Снежная королева». И Дана там Герду играет. Из школы ее теперь не вытащишь!

— Классно! С учительницей у нее как?

— Замечательно просто! Только вот, знаешь, Талгат, когда я Дане рассказала про то, как ее хвалила на собрании Гульзира Карабалтаевна, она меня вдруг спросила, а как у нее при этом сережки раскачивались. Странно как-то.

— Да, действительно. Очень странно. Но ты не переживай, сестра, у них в этом возрасте и не такое бывает.

— Думаешь? Ну ладно, пока. Спасибо тебе еще раз!

— Пока.

***

P.S. От Талгата.

Так и лежит у меня в шкафу наше с Даной незаконченное научно-педагогическое исследование по асинхронным колебательно-вращательным движениям рубиновых сережек на длинных подвесках в рамках внедрения обновленного содержания образования.

Может, надо кому?

daktil_icon

daktilmailbox@gmail.com

fb_icontg_icon